Блондинки от «Бергдорф» - Плам Сайкс

— Героин, — пояснила она. (Я понятия не имела, где продают в Париже героин.) — А тебе зачем? Надеюсь, у тебя не появилось тяги к самоубийству?

— Нет! Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, — ответила я. Это, разумеется, было не совсем ложью, потому что теперь, решив умереть, я чудесно себя чувствовала и снова смотрела на жизнь оптимистически.

— Не знаю, почему этим ребятишкам попросту не наглотаться адвила? — заметила Джулия. — Куда легче, чем загнуться от крэка или такой же дряни.

— Адвил? От адвила можно умереть? У меня наверху целая бутылка. Интересно, сколько нужно его выпить?

— Полагаю, все, что больше двух, уже будет передозой, — авторитетно сообщила Джулия.

Ужасно думать, что три маленькие таблеточки от головной-боли могут отправить тебя на тот свет. На всякий случай придется принять восемь. Господи, почему люди не убивают себя чаще, если это так легко?

— Хочешь пойти в «Гермес» сегодня? — спросила Джулия.

— Ты была там только вчера, — напомнила я. — Не находишь, что не мешало бы немного сократиться? Иначе это войдет в привычку.

Если меня скоро не будет на этом свете, я могу сделать только одно — оставить Джулию с полезным моральным наставлением.

— По крайней мере у меня нет такого болезненного пристрастия к «Гарри Уинстону», как у Джолин, — отмахнулась Джулия. — Вот тогда бы я действительно попала в переплет. Так ты идешь или нет?

— Хотелось бы посетить Лувр, — ответила я с невинным видом. — За меня не волнуйся.

Джулия ушла, а я отправилась в спальню. Смерть не будет мгновенной. Сначала мне нужно привести в порядок дела. Такие, как:

1. Мой наряд.

2. Моя предсмертная записка.

3. Мое завещание.

Надеюсь, я достойно подготовлюсь и умру к тому времени, как вернется Джулия. Из «Гермеса» она прямиком отправится на свидание с Тоддом, которое затянется на всю ночь. Джулия редко появлялась в номере раньше шести утра.

Я позвонила в обслуживание номеров и заказала две «Мимозы» и тарелку foie gras. Ничего не скажешь, кое о чем стоит пожалеть: например, обслуживание номеров в «Ритце» столь безупречно, что не успеешь произнести слово «мимоза», как перед тобой уже стоит стакан с коктейлем. И маленькую кнопку справа от ванны, обозначенную FEMMEDECHAMBRE[47], можно нажать, если что-то срочно понадобится, например, пена для ванны или кофе со сливками.

Теперь я, наконец, поняла, почему так обожала стихотворение Сильвии Плат, в котором говорится, что умирание — это искусство, как и все остальное. Я нацарапала прощальную записку на чудесной почтовой бумаге, лежащей в каждом номере. Все должно быть в стиле Вирджинии Вулф: трагично, но остроумно. Она написала лучшую в мире предсмертную записку: очень храбрую, без всякой жалости к себе, и это идеально сработало. То есть все считают ее гением, верно? Я начала писать. Главное — не слишком распространяться.

«Всем, кого я знаю, особенно Джулии, Лоре, Джолин, маме, папе, горничной Клуэс, которая, надеюсь, не воровала мои личные вещи в отличие от дворецкого принцессы Дианы; моему бухгалтеру, у которого прошу прощения за то, что так и не заплатила ему полторы тысячи долларов за составление налоговой декларации, и Полу из „Ралфа Лорена“ — у него, чистосердечно признаюсь, я стащила в прошлом сезоне лишний кашемировый свитер…»

Я еще не успела передать приветы знакомым, а записка уже длиннее списка гостей в том же «Ритце». Я продолжала:

«К тому времени как вы будете читать это, я уже уйду навсегда. Я tres счастлива на небесах. Жить с разбитым сердцем — слишком мучительно для меня, и я больше не хочу обременять всех вас. Надеюсь, вы понимаете, почему я это сделала: для меня невыносима мысль об одиночестве. И об унижении, когда я думаю о том, что меня больше никогда не посадят за хороший столик в „Да Сильвано“».

О «Да Сильвано» я упомянула ради Джулии. Она будет искренне сочувствовать мне, потому что тоже покончила бы с собой, если бы ей не удалось раздобыть угловой столик.

«Я люблю вас, тоскую по вас. Попрощайтесь за меня со всеми в Нью-Йорке. С любовью, Moi, XXX».

Далее настала очередь завещания. Вы поразитесь, узнав, как это легко, когда хорошенько все обдумаешь. Завещание гласило:

«ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ БЛОНДИНКИ (БРЮНЕТКИ) ОТ „БЕРГДОРФ“

Моей мамочке — следующий сеанс осветления у Ариетт. Если даже это совпадет с чем-то действительно важным, вроде моих похорон, придется лететь в Нью-Йорк, потому что обычному человеку к Ариетт не попасть.

Мои дисконтные карты: „Хлоэ“ (минус тридцать процентов), „Серджио Росси“ (минус двадцать пять процентов: не слишком выгодно, но все же стоит того, если купить две пары обуви), „Скуп“ (пятнадцать процентов: ужасные жмоты, но КБК имеет там личного закупщика, и, может, если подружишься с ней, она будет делать покупки и для тебя). Мамочка, ты выглядела бы самой красивой, если бы только платила кому-то за подбор одежды.

Моему отцу: аренда на мою нью-йоркскую квартиру, чтобы было где скрываться от мамочки.

Джолин и Ларе: незарегистрированный телефонный номер „Пастис“: 212-555-7402. Просите шестой столик рядом с тем, где обычно сидит Лорен Хаттон. Упомянете мое имя, иначе заказ не примут.

Моему редактору: запись плана интервью с наследницей из Палм-Бич. Найдете его в файле „v.rich.doc“ в моем лэп-топе. (P.S.: спасибо, что продлили сроки. Извините, что не отдала план сама.)

Джулии, моей лучшей подруге и самой хорошо одетой на свете сестре, которой у меня никогда не было: белый смокинг с отделкой из кружев шанильи от Живан-ши; я стащила его за сценой с весеннего показа.

Мой рецепт на амбиен: по нему можно купить еще тридцать таблеток, и доктор Блюм ни о чем не узнает.

Мои любимые предметы одежды, которые можно надевать в разных комбинациях, включая: кожаную куртку со шнуровкой от Маккуин (1); джинсы от „Хлоэ“ (16 пар), туфли от Маноло (32 пары); сумочки: „Ив Сен-Лоран“ (3); Прада (2). Платье от Рика Оэунса с оборками (1), — если оно для тебя чересчур авангардное, я пойму; кашемировые носки от Конноли за сто двадцать долларов — ты украла их для меня из лондонского магазина (12 пар); кольцо от Живанши (1) (собственно говоря, оно твое, но ты совершенно о нем забыла)».

Мысль о том, что придется оставить все эти шикарные штучки, едва не заставила меня отказаться от самоубийства. Я подписала документ и попросила горничную засвидетельствовать его. Не хотела, чтобы потом кто-то оспорил мое завещание. Далее я напечатала все это, занесла в электронную почту и написала: ОТПРАВИТЬ ПОЗДНЕЕ. Электронные послания будут высланы через двенадцать часов, в 7.30 завтра утром. Опция «ЗАДЕРЖКА ВРЕМЕНИ» в новом компьютере «Титаниум G4 Мак» совершенно гениальна, и я смело рекомендую ее всем самоубийцам. Не хотите же, чтобы вас кто-то нашел и разбудил после того, как вы столько мучились перед смертью! Представляете себе, какой грандиозный Приступ Стыда последует за этим?

Наконец я выбрала наряд: очевидно, халат из «Ритца» — лучший вариант. К нему идеально подойдут мои серебряные туфли от Маноло, отделанные стразами. Я выложила все на кровать и отыскала в косметичке мега-пузырек с адвилом. Задернула шторы, разделась, надела туфли. Поверьте: лучше всего они выглядели, когда на мне вообще ничего не было. Запила восемь таблеток «Мимозой» и легла.

Ничего не случилось. Я была жива, потому что видела стразы, сверкавшие на пальцах; ногти же, как я с ужасом заметила, были выкрашены красным, а не телесно-розовым лаком, который смотрелся бы куда лучше с этими туфлями. Может, восемь адвилов — слишком мало?

Я выпила одну, потом еще и еще, пока таблеток совсем не осталось. Ой… я забыла надеть халат от «Ритц», прежде чем умру! Вот только petit посплю… Потом и надену… через минуту.

Ох. О-о-ох. Ногти. Мои ногти… ужасно, ужасно болят. Голова раскалывается, и меня сейчас вырвет. Что-то шершавое царапало кожу. Меня бил озноб.

Я открыла глаза, но тут же зажмурилась. О Боже! Это уж слишком! Кошмар! Очевидно, я по-прежнему лежу в своей спальне! Это «Ритц» или я уже на небе? Или небо превратилось в номер «Ритца»? Я заметила мужской силуэт:

— Простите, месье, я мертва? — прохрипела я.

— Ни в коем случае.

Какая досада! Почему я не мертва? Что пошло наперекосяк?

— Я нашел тебя.

— Кто это «я», черт подери?

— Это же я, сумасшедшая девчонка!

Я снова открыла глаза. Надо мной, сурово хмурясь, стоял Чарли Данлейн. Да как он посмел назвать меня сумасшедшей? Я вполне нормальна, а если и нет, с его стороны крайне бесчувственно именовать меня безумной в такой тяжелый момент.

В руке Черли держал мое завещание. Как бестактно вмешиваться в чужие дела!