Мария Федоровна - Александр Боханов

В последние дни марта на семейном совета было решено, что Александр вместе с братом Владимиром поедет в Данию в конце мая, проведет там недели три, а по возвращении совершит большое путешествие по России. Он теперь иногда виделся с Мещерской, охотно с ней разговаривал, но все время отгонял от себя чувственные порывы. Все шло, как должно было идти, и вдруг 4 апреля случилось ужасное, невероятное, страшное. На дорогого Папа было совершено покушение.

Около пяти часов вечера, возвращаясь в Зимний Дворец, Цесаревич узнал, что в Государя стреляли. «Услыхав это, я выбежал вон из комнаты, сказал Владимиру, и побежали оба к Папа. У него в кабинете застал почти все семейство, а Папа сам принимал Государственный Совет. Я кинулся к Папа на шею, и он только мне сказал: «меня Бог спас».

Скоро стали выясняться детали. Император с сестрой Марией и ее сыном, как это он часто делал перед обедом, гулял в Летнем саду. Когда прогулка завершилась и он садился в коляску, услышал выстрел и увидел человека с пистолетом в руке, на которого уже успели наброситься несколько прохожих. Злодеем оказался студент, выходец из бедной дворянской семьи, некто Дмитрий Каракозов (1840–1866). Вскоре установили, что он давно принадлежал к тайному обществу нигилистов, вознамерившихся свергнуть Царскую Власть и установить какую-то социалистическую республику.

Цесаревич был вне себя от негодования. Боже мой, что за люди! Стрелять в Государя! Какие-то выродки! Как могла подняться рука! Безумцы! Ведь Папа так много делает для России: он отменил крепостное право, проводит многие реформы, которые должны укрепить государство и привести к миру и процветанию. Он работает целыми днями, не жалея себя, не покладая рук, но находятся негодяи, не дорожащие Россией, ум которых отравлен ядом разрушительных учений. Боже мой, а если бы злодейство удалось, то ведь вместо дорогого Папа он бы мог оказаться на троне! Непостижимо! Нет, нет, об этом даже страшно и подумать!

В последующие дни служились благодарственные молебны, возносилась хвала Всевышнему, спасшему жизнь Русскому Царю. Казалось, что это лишь печальное недоразумение, которое не должно (не может!) повториться. Но все только начиналось. Разворачивалась беспощадная кровавая «охота» на Монарха, в которую включались группки разношерстной молодежи, объединенные лишь ненавистью к исконной России, презрением к ее истории и культуре. И будут звучать новые выстрелы и взрывы, и молодые люди с лицами невротиков будут стрелять еще не раз в Царя, будут покушаться до тех пор, пока с седьмой попытки не добьются осуществления своего безумного намерения. Роковой взрыв прозвучит через пятнадцать лет после первого покушения.

Вскоре после этого события у Александра случилась личная неприятность. Как-то вечером тетя Маруся (сестра отца Мария, в замужестве — герцогиня Лейхтенбергская) сообщила племяннику, что в одной французской газете помещена статья о нем. В ней говорилось, что Наследник Русского Престола ведет несерьезную жизнь, отказывается от брака с Датской Принцессой, так как увлечен княжной Мещерской. Тетушка утверждала, что, по некоторым сведениям, эта статейка перепечатана в других странах и даже, о ужас, якобы и в Дании.

Александр был обескуражен. Могла сложиться неприятная ситуация. Если об этом узнают Король, Королева и Дагмар, то вполне вероятно, что ему дадут отрицательный ответ. Но его главным образом расстраивало не это. Он был озабочен другим.

«За себя мне все равно, но бедная, бедная М. Э.! Вот до чего я ее довел, что об ней печатают в газетах! Вот он, мир-то! Вот люди!» Настроение было испорчено надолго. Вечером того грустного дня он уединился и допоздна читал только что появившуюся в печати первую часть романа Федора Достоевского «Преступление и наказание». Книга произвела сильное впечатление, и он заметил: «Ужасная вещь, но очень интересно и хорошо написано».

Император и Императрица были обеспокоены слухами и сплетнями, которыми обрастало предстоящее сватовство Наследника. Александр II напрямую спросил сына: какие у него отношения с Мещерской? Цесаревич ответил, что никаких, а что все эти разговоры — досужие домыслы.

Александр Александрович был честен, не лукавил. Он не знал и не предполагал, что есть вещи, есть порывы, которые далеко не всегда можно легко преодолеть. Что-то в нем надломилось, что-то вдруг сделалось с молодым богатырем, и он буквально потерял голову. На какое-то время все было забыто, все отошло на задний план, а самым главным для него стала М. Э., для которой он готов был пожертвовать всем. Это был безумный, самый необъяснимый момент в его жизни, о котором позднее скажет, что был тогда «как помешанный».

18 апреля на Царском балу в Зимнем Дворце княжна Мещерская танцевала с Цесаревичем и мимоходом, невзначай, сказала ему, что ей сделал предложение молодой князь Витгенштейн. Сообщив это, «парижская сиротка» невинно спросила Наследника: как он думает, стоит ли ей выходить за него замуж?

Молодой человек испытал потрясение, «чуть не упал, слышав это», и после этого «был как сумасшедший», плохо соображал. К счастью, бал скоро кончился. Придя к себе и несколько успокоившись, Цесаревич заключил, что, может быть, свыкнется с этим положением, но всегда будет сожалеть, что Мария ему «не принадлежала хоть на один час». Дневниковая запись того дня заканчивалась меланхолическим восклицанием: «Прощайте, Дусенька!»

Однако прощаться было рано. Ничего не выходило. Избавиться от мыслей о М. Э. не удавалось. Его дорогая, желанная княжна скоро может принадлежать другому! Боже мой, за что такое наказание! Наследник не мог уснуть, долго ворочался, вставал курить, наконец, решил посоветоваться с умным и деятельным Вово. У них получился долгий, обстоятельный и непростой разговор.

Князь Мещерский уже давно знал об увлечении Наследника его взбалмошной родственницей. Однако до того апрельского дня 1866 года Владимир Петрович не предполагал, что это увлечение столь серьезно. Александр сказал другу, что пойдет на все, готов даже отказаться от прав на Престол, лишь бы соединить свою жизнь с «ненаглядной Дусенькой». Вово был шокирован. Кто бы мог подумать, что у Александра Александровича такая страстная натура, что он во имя любви способен перечеркнуть свою жизнь, отбросить дорогое и возвышенное, пойти на скандал, на разрыв, на всеобщее осуждение, лишь бы обладать этим «бель флёр».

Мещерский умолял не совершать опрометчивого шага, заклинал Цесаревича подумать о России, о своем предназначении, но быстро понял, что доводы рассудка не действуют на высокородного друга. Тогда прибег к другому аргументу. Ну, хорошо, заявил князь, вы откажетесь от прав на Престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит, она не способна любить. Это ведь мелкая эгоистическая натура, испытывающая удовольствие лишь от того, что кружит голову Престолонаследнику. Вово нанес сильный удар.