Первая жертва - Рио Симамото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понурившись, она пошла прочь. Я выключила монитор домофона. Когда Гамон вошел в гостиную с корзиной в руках, помещение заполнил навязчивый аромат лилий. Он душил меня, прямо как внимание матери.
Я попросила Масатику сходить набрать воды в ванну. Когда он ушел, Гамон спросил:
– Куда мне их поставить?
– Лучше сразу сожги, – я хотела пошутить, но эта фраза прозвучала из моих уст чересчур серьезно.
– Ей, наверное, одиноко, – спокойно заметил он.
– Вот так вдруг начать выпрашивать у дочери внимание – очень на нее похоже. Помнишь, как после рождения Масатики я заболела, лежала пластом с температурой, даже капельницы мне ставили, а мать приносила мне в больницу покупные бэнто[21] с курицей в кляре и радостно приговаривала: «Я и Гамону тоже принесла обед, пусть поест»? Она не способна на искреннюю заботу и не понимает, что значит уважать чувства других. Она думает только о себе, – сказала я, протирая стол.
Гамон кивнул.
– Иногда я ловлю себя на мысли, что из вас двоих скорее ты ведешь себя как мать, а она, наоборот, похожа на твою дочь. Но ты не обязана за нее отвечать.
– Спасибо, что поговорил с ней за меня… – прошептала я и подумала, что на этом разговор закончился, но Гамон продолжил:
– Ты всегда пытаешься взять на себя чужую ответственность.
«Ты о чем?» – хотела уточнить я, но почему-то промолчала. Поставила корзину с лилиями на прибранный после ужина чистый стол, но тут же ее убрала. На столе осталось лежать только мое чувство вины перед матерью, которое нельзя было просто смахнуть, как крошки после еды.
«Уважаемая госпожа Макабэ,
Я плохо себя чувствую с прошлой недели. Сегодня утром у меня опять не было аппетита, и даже сейчас, когда я пишу это письмо, мне кажется, я не в себе. Я очень много думала о том, что Вы мне сказали, но все равно не могу понять, как должна была себя вести.
Мне хочется спросить парней, с которыми я встречалась:
“Чего вы от меня хотели? Вы звонили мне каждый день, делали комплименты, спали со мной. Но в какой-то момент вам становилось скучно. Вы ничего не объясняли, продолжали говорить, какая я милая и хорошая, как вы сильно меня любите, но при этом писали и звонили все реже, все настойчивее предлагали больше не предохраняться. А узнай вы, что я, например, скоро умру, любой из вас сбежал бы от меня в ту же секунду”.
Госпожа Макабэ, как Вы считаете, если б я не убила отца, у меня бы был шанс прожить нормальную жизнь, стать счастливой?
Я больше не прошу Вас о помощи.
Незачем пытаться помочь мне.
Не помогайте мне.
Канна Хидзирияма»
Я прочитала это письмо во время обеденного перерыва в ресторане европейской кухни неподалеку от клиники и написала Касё сообщение, в котором предупреждала, что психологическое состояние Канны ухудшилось, и просила его вести себя с ней помягче.
Попивая послеобеденный кофе, я обвела взглядом ресторан: все столики были заняты либо бизнесменами, либо молодыми девушками. Я видела их улыбающиеся лица, и до меня долетали обрывки беспечных разговоров. Обычная жизнь, обычные люди. Никто из них не думает о том, что когда-нибудь отправится на тот свет.
Внезапно позвонил Гамон. Я думала, он хочет предупредить меня, что ему срочно нужно отлучиться на съемки или куда-то еще, но ошиблась.
– Помнишь, ты просила меня найти кого-нибудь из художественного колледжа, где работал Хидзирияма? Так вот, у меня есть друг, дизайнер, его бывший учитель до сих пор там преподает. Я договорился, чтобы он с тобой встретился.
У меня появилась возможность узнать новые детали об этом деле.
– Спасибо! Твой друг не был против?
– Все нормально, он мне должен.
Я переспросила:
– Должен?
– Ага. Когда-то давно он использовал одну мою фотографию для дизайна обложки книги. Когда я увидел готовый макет, оказалось, мой друг так обрезал и расположил фотографию, что полностью исказил ее композицию. Тогда я возмутился, а он пообещал, что, если мне когда-то понадобится его помощь, он выполнит любую мою просьбу.
– Понятно. Хорошо, если так. Хотя с твоей фотографией все равно обидно вышло.
– Ха-ха! Ну, как бы то ни было, об этом друге не переживай. По идее его преподаватель должен сам со мной связаться. Я тебе сообщу, как будут новости.
Я отключилась и сразу позвонила Цудзи. Он тоже был рад, что у нас появилась новая зацепка:
– Вы так много внимания уделяете делу Канны, я очень вам благодарен.
Тем же вечером мне пришло письмо от господина Янагисавы, преподавателя из того самого художественного колледжа. Он предупредил: если мне нужно попасть в колледж, сообщать администрации, что меня интересует дело Канны, не стоит. Он посоветовал сказать, что мне хочется посмотреть, как проходит обучение. Поблагодарив его, я тут же передала все Цудзи.
Следующим утром в клинику пришло новое письмо от Канны. Я с удивлением открыла белый конверт: раньше она не писала мне так часто.
«Уважаемая госпожа Макабэ!
На днях я отправила Вам письмо, но сразу пожалела об этом. К сожалению, я уже не могу сделать так, чтобы Вы его не прочитали, поэтому мне пришлось написать Вам снова. Я соврала, что мне не нужна помощь.
Я расскажу Вам все, что только смогу вспомнить. Но никакого насилия надо мной и правда не совершали. Может, у меня просто не все в порядке с головой? Госпожа Макабэ, мне необходимо услышать Ваше беспристрастное профессиональное мнение о моем случае.
Мой отец… Я попросту была ему безразлична. Четыре месяца в году он проводил за границей. Только недавно я осознала, как редко мы, получается, жили с ним под одной крышей. Одно могу сказать с уверенностью: на все мои просьбы и желания, чего бы они ни касались, дружбы, отношений или планов на будущее, у него был только один ответ – «нет».
Когда я готовилась к собеседованию в телекомпанию, мне очень нравилось тренироваться зачитывать новости. Как будто слова на бумаге вытесняли из моей головы все то, что я хотела забыть. Моя внешность, которая нравилась многим, мое стремление во что бы то ни стало угождать окружающим – я думала, что смогу наконец обратить все это себе на пользу, если стану телеведущей. А финансовая независимость позволила бы переехать от родителей. Да, такие у меня были мечты. Но…
Госпожа Макабэ, Вы сказали, что мама заставляла меня брать ответственность за все, что со мной происходило. Но она не могла иначе. Ее жизнь тоже была очень тяжелой. Она делала все для отца, не заботясь о себе.
Например, если мама готовила на ужин рис, а отец, приходя домой, просил лапшу соба, она немедленно бросалась ее варить. Она подстраивалась под него, даже
