Приз - Билл Болдуин

— Может — но не случится. Мы ничего не оставляем на волю случая. Вы увидите, что это правда, когда я лично одержу победу на своем корабле. — Валентин хищно прищурился. — Да и на следующий год ваш несчастный «Шеррингтон» не произведет ничего такого, что сможет сравниться с новой конструкцией «Гантгейзера». Вы уж мне поверьте. Я же видел модель.

— На следующий год я буду счастлив обсудить с вами всех, кто будет участвовать, — сказал Брим. — А пока что мне еще этот год надо переварить.

— Это верно. Вы ведь, полагаю, будете присутствовать на финише?

— Рассчитываю на это. Я ни за что не упустил бы такую возможность.

— Это хорошо, — сказал Валентин, натягивая свои белые перчатки. — Значит, вы увидите, как я одержу победу. — Он цинично ухмыльнулся. — Это подготовит вас к будущему году — если Валериан с вашими дурацкими медведями сумеет-таки состряпать новый корабль.

— Мы ведь увидимся и на будущий год, не так ли? — спросил Брим.

— Обязательно, — заверил Валентин. — Но я не хотел спорить с вами об исходе гонок. Я пришел, чтобы лично пригласить вас, коммандер Молдинг, и вашего штатского друга на прием в Канцлерстве, который состоится завтра вечером накануне состязаний. Кабул Анак прибыл в столицу ради такого случая, и ему интересно будет познакомиться с вами обоими. Форма одежды, разумеется, парадная.

Брим посмотрел на своего спутника:

— Что скажешь, Тоби? Могу поспорить, что ты захватил с собой парадную форму, а мне в посольстве авось подберут что-нибудь подходящее.

— Ясное дело, подберут, — усмехнулся Молдинг. — Провоет Валентин, я принимаю ваше любезное приглашение. Я всегда питал надежду познакомиться с прославленным адмиралом Кабулом Анаком.

— Я тоже, — сказал Брим. — Кто знает, вдруг нам когда-нибудь выпадет честь быть представленными самому Негролу Трианскому?

— Император не вечно будет в изгнании, граждане Империи, — сощурился Валентин. — Можете в этом не сомневаться. И тогда… — Он кивнул какой-то своей тайной мысли и продолжил:

— Я уже предвкушаю удовольствие увидеть вас снова завтра вечером. — Тема Нефола Трианского была решительно отброшена. Валентин вытянулся, щелкнул каблуками и зашагал обратно к ангару. Шестеро часовых, пропустив его, заняли пост по обе стороны от входа, и над дверью вспыхнула надпись:

ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Как видно, Лига сохраняла мирное обличье только в светлое время суток. Брим и Молдинг отправились в отель, погрузившись каждый в свои мысли.

Официальный прием устраивался в честь гоночных экипажей, но по опубликованному списку приглашенных было ясно, что это мероприятие скорее рассчитано на влиятельных особ, рассматривающих гонки больше как светское событие, чем спортивное.

Брим почти все утро штудировал протокол, предоставленный ему загадочным Драммондом; тот также вызвался раздобыть приличествующую случаю вечернюю пару — нелегкая задача, если учесть, что почти все штатские, имеющие такие костюмы, тоже располагали быть на приеме.

Однако Драммонд все же доставил Бриму черный смокинг, брюки, рубашку с рюшами, а заодно и двух портних. Чтобы подогнать на Брима костюм, сшитый для гораздо более крупного мужчины, по-хорошему требовалось около недели, но мастерицы управились с этим в рекордно короткий срок. Брим и Молдинг явились на прием в посольском лимузине, опоздав всего на несколько циклов.

Ночью мрачное Канцлерство казалось еще более грозным, чем при свете дня, — эффект достигался с помощью прожекторов, подсвечивающих черные стеклянные стены. Когда Драммонд вел посольскую машину в потоке других, улицы были забиты толпами любопытных — они напирали на светящиеся шнуры ограждения, которые охранялись легионерами в серой форме и с черными пиками в руках.

Над бездонными портиками полоскались и хлопали на ветру флаги, особенно яркие на фоне голых черных стен. Знамена украшали — или скрывали? — всякую плоскость, на которую их можно было повесить, а на обширном газоне рядами стояли легионеры в полном боевом вооружении. Их лощеные командиры застыли, сжимая в руках штандарты Лиги — длинные шесты, на верхушках которых золоченные летучие мыши держали в когтях скрещенные кинжалы.

— Не знаю, почему они называют себя Лигой, — пробормотал Молдинг, которому на выходе из машины пришлось ответить на приветствие доброй сотни Контролеров. — При таком воинстве те бедолаги на улице должны чувствовать себя, как в тюрьме.

Необъятный холл Канцлерства произвел на Брима должное воздействие. Правда, это помещение напомнило ему торговую палату некой мелкой планетки, которая задалась целью во что бы то ни стало произвести впечатление на соседей. Архитекторы Лиги не поскупились на полированный белый гранит, который был повсюду — на потолке, на стенах и даже на полу, почти полностью покрытом пушистым ковром цвета черного дерева. Фантастической формы светильники сияли и мерцали в потайных нишах, как маленькие галактики. В парящем над полом прозрачном шаре играл большой оркестр, и волны музыки, сплетаясь с гулом голосов, создавали особую атмосферу, уже пропитанную тошнотворно-сладким ароматом тайм-травы.

Брим и Молдинг назвали свои имена высокому, светловолосому и голубоглазому офицеру-распорядителю в голубой форме, после чего присоединились к длинной очереди ожидающих приема. В зале между гостями сновали сотни служителей в униформе — они разносили напитки, закуски и улыбались так благостно, что хоть сейчас принимай их в орден градгроут-норшелитов. Но вдоль стен выстроилась целая армия других, абсолютно неподвижных — только глаза шмыгали по сторонам, а руки в любой момент могли выхватить бластеры, почти незаметные под униформой.

— Как по-твоему, — прошептал Молдинг, — эти бластеры у них заряжены или нет?

— Как ты мог даже подумать такое? Всем известно, что в кобурах у них спиртное.

— А оно не взрывается, когда его пьешь? Примерно метацикл спустя они оказались в голове очереди, и Брим впервые разглядел как следует великого адмирала Кабула Анака — человека, который правил государством в отсутствие Императора. Он был куда меньше, чем ожидал Брим: имперская пропаганда во время войны изображала адмирала злобным гигантом. В жизни он оказался совсем не страшным, почти неприметным. На улице Брим прошел бы мимо него, не обратив внимания. Длинные седые волосы, закрывавшие уши, гармонировали с маленькой бородкой и густыми бакенбардами. Блестящий адмиральский мундир со всеми регалиями и боевыми наградами не мог скрыть отросшего брюшка, и Анак заметно горбился — не иначе как вследствие тяжелых ранений, полученных в битвах за Аталанту. Говорили, что ему заменили чуть ли не две трети организма в медицинском автомате после того, как Эрат Плутон раздолбал его корабль «Ренгаз» в единоборстве на своей старой «Королеве Элидиан». Но адмирал, хотя и явно утомленный, продолжал сердечно пожимать руки своим гостям. Каждому он говорил несколько слов и провожал его улыбкой, а после кивал адъютанту, давая знак представить следующего. Это выглядело так, будто адмирал действительно хотел нравиться, но Брим выработал в себе слишком циничное мнение о политиках, чтобы поверить в такое.

И еще: Анак превосходно разбирался в том, какие приветствия приняты в разных секторах галактики. Он пожимал руки, локти, запястья, целовал пальцы и даже соприкасался щеками. Наиболее обстоятельно он здоровался с привлекательными дамами, особенно если ритуал предусматривал объятие или поцелуй в щечку. Брим улыбался, наблюдая за ним. У старого лиса, конечно, есть и скучные обязанности, зато приятными он пользуется вовсю!

Переговорив с красивой азурнийской парой, шедшей перед имперскими пилотами, адмирал кивнул своему адъютанту в белоснежном с золотыми аксельбантами мундире.

— Пилот Имперского Звездного Общества коммандер Тобиас Молдинг, — прокатилось по залу.

Адмирал пожал руку Молдингу, со скучающим видом оглядывая зал. Они обменялись несколькими словами, которых Брим не слышал, и Анак снова кивнул адъютанту.

— Первый пилот Имперского Звездного Общества гражданин Вилф Анзор Брим!

Брим протянул руку адмиралу Лиги. Он почему-то не чувствовал никакой нервозности в присутствии этого архизлодея, врага всего, что Бриму было дорого.

— Ваше превосходительство, — произнес пилот, как предписывалось в прочитанном им протоколе, — однако сказал он это на безупречном фертрюхте, языке Лиги.

— Так вы говорите по-нашему, Брим? — Анак с улыбкой посмотрел ему в глаза. — А я и позабыл. — Его рукопожатие было сухим и холодным, но твердым. Вблизи его облик обрел все то легендарное величие, которое приписывал ему Брим в воображении. Кабул Анак был адмиралом до мозга костей.

— Я выучился этому в юности, — сказал Брим, — на карескрийских рудовозах.