Я не Поттер! - Марина Броницкая

— Тебе нужны? Не им?

— Мне… Двадцать! На уроке! — я набрал в грудь побольше воздуха и приготовился просить, убеждать и доказывать, что подобная мелкая уступка с его стороны может если не спасти мою репутацию, то хотя бы улучшить.

— Хорошо.

— А?! — меня словно парализовало.

Он внимательно смотрел в одному ему видимую точку на каменном полу и молчал. Показалось, что время вокруг меня остановилось, продолжая жить лишь в отце. Он что‑то вспоминал и о чем‑то размышлял…

— Ты что, действительно думал, что я тебе… откажу? — спокойствие в его низком хриплом голосе больше напоминало страх или растерянность.

Не обнаружив стула для посетителей на обычном месте, я сел в кресло декана, положил подбородок на столешницу и вдохнул знакомый с детства запах. В нем было все — моё и его одиночество, пыль старинных манускриптов, горько–сладкие ароматы трав, чернил, утреннего кофе с молоком, лимонного желе, старых башмаков и новых котлов, еще не впитавших в себя ни единого запаха кроме сырости подземелья, моей детской комнаты, отцовской каморки в подвале — то есть лаборатории… У меня не было права сомневаться в его любви, ни единого. Каким бы сухим он ни был, он все равно поможет и поймет.

— Я не хотел… — попробовал я исправить ситуацию.

— Иди.

— Но я…

— Иди!!!

Уже закрывая за собой дверь, я увидел, как папа закрыл лицо руками и почти присел, издавая какой‑то странный хриплый звук. Ну и чего так расстраиваться? Ну не был я уверен, что он поддержит, ну и что тут такого страшного?!

На занятие я все‑таки опоздал. Не такой уж я физически крепкий, как надеялся. Бегать вверх и вниз по лестницам, живущим своей собственной жизнью — это вам не аппарировать! Да и Хельга учебники под кровать засунула, посчитав их слишком потрепанными для вычищенной ею спальни…

Никогда не замечал, что дверь в отцовский кабинет так громко скрипит. Моя личность опять‑таки оказалась в центре внимания, и как бы я не наклонял голову в надежде, что длинные волосы скроют моё, совсем не виноватое лицо, слизеринцы, а именно с ними сегодня проходило спаренное занятие, все же умудрились осуждающе покачать головой!

Свободных места было всего два, и хоть Симус махнул рукой, приглашая меня сесть рядом с ним и Лавандой, я предпочел Дина — продираться в самый центр ряда и греметь стульями мне не хотелось. Ну а усевшись, принялся листать учебник в поисках нужного параграфа, готовить пергамент и проверять исправность пера. Заметив, что такие манипуляции провожу только я один, и они, манипуляции, тщательно отслеживаемы всеми без исключения и издают весьма громкие звуки, учебник я закрыл, чернильницу спрятал, а перо отложил. Со своего места на первой парте мне улыбнулась Гермиона, я улыбнулся ей в ответ и, наконец, затих.

Приблизительно я понимал, какую мысленную речь произносит сейчас профессор Снейп и какие ругательства сыпятся на мою черноволосую макушку, но не бояться же мне собственного отца?!

За неимением возможности ненавидеть меня, отец выбрал себе более доступный объект — Гермиону.

— Всё? Вы накопили в себе достаточно хорошего настроения для того, чтобы из вашей маленькой пустой головки вновь было чему улетучиваться? — он учтиво поклонился, вовсю издеваясь над девчонкой. — Вы позволите мне продолжить?

Улыбка сползла с её лица и она промямлила:

— Конечно…

— О! Разрешение Грифиндора мною получено, всю жизнь мечтал о таком счастье… — он чуть слюной от бешенства не брызгал. Все старались не дышать, в том числе и я. Но не от ужаса, а от нежелания выделяться. Сегодня я перевыполнил план по этому процессу. На год вперед!

Папа говорил шепотом и словно нехотя, но его все его прекрасно слышали и боялись пропустить хоть слово. Он контролировал весь класс, не прилагая к тому ни малейших усилий, и хотя в его черных глазах не было ни капли тепла, его не только боялись, его уважали!

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил он. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой саму смерть… Но все это только при условии, что вы хоть чем‑то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки!

Затем, в гнетущей тишине, отец открыл журнал и начал знакомство с учениками. Дойдя до своей — то есть моей фамилии, он несолидно скривился, обвел предупреждающим взглядом всех присутствующих и проскрипел:

— Снейп…

— Здесь! — подскочил я бодро и остался стоять. Драко прыснул, а затем обиженно крякнул. Наверняка это Рон не хотел злить декана и пнул приятеля в бок. По крайней мере — именно об этом говорила злющая физиономия рыжего. Но на выходку слизеринца папа внимания не обратил, разумеется.

— Садись… — проскрипел родитель еще раз, и то было последнее слово, адресованное им мне за все время, отведенное на урок.

Он не хотел обращаться ко мне по фамилии! А по–другому не мог, раз уж ко всем так обращался! И вообще, как ему выговорить: «Садитесь, мистер Снейп, вы неуч! Да нет же! Не я, а он! Вон тот, темненький, худой, и являющийся моим сыном!» Я обрадовался — напрягаться и освежать в памяти давно пройденное мне не придется. Так рисковать отец не станет. Вдруг я возьму и не отвечу?!

Ответственность за знания грифиндора на себя взяла Грейнджер. И поразив всех сведениями об усыпляющей настойке, получаемой из корня асфоделя и настойки полыни, безоаровом камне и идентичности волчьей отравы с клобуком монаха — то есть аконитом, о чем Гермиона и не догадывалась, мой факультет все же получил своё вознаграждение.

И в тот момент как отец недовольно пробубнил себе под нос:

— Двадцать баллов мисс Грейнджер… — по классу пробежалась волна восхищенных вздохов грифиндорцев и немого, но вполне осязаемого изумления слизеринцев.

И когда Гермиона окинула победным взглядом кабинет, словно позабыв о моем обещании повлиять на отца, я заметил в её карих глазах обожание и такое восхищение, с каким не сравнится восхищение домового эльфа своим хозяином, собственноручно приготовившим ужин! Да уж, у самой приставучей грифиндорки любимый учитель — мой отец… Мысленно чертыхнувшись, я понял, что уж лучше бы декан Снейп снял с нас сотни две баллов, а не добавил эти несчастные два десятка!

За обедом я получил письмо. Букля пренебрежительно швырнула его между тарелкой с супом и вазочкой с клубничным джемом. И пока три факультета, включая мой, наперебой обсуждали это летающее «нечто», а четвертый почти аплодировал, так подходила птица мрачной атмосфере Слизерина, я развернул конверт.