Моя анимежизнь. Пенталогия (СИ) - Смолин Павел

– Дохё – это не какой‑то там ринг! Я посвятил искусству изготовления дохё сорок три года, и не позволю низводить труд жизни многих тысяч людей до какого‑то там никчемного «ринга»! – Оскорбленно высказал он. Ну хоть не орет, и на том спасибо.

Тут же, вместе с батей, Ринтаро‑сенсеем и Хэруки поклонились мужику, и я извинился за свою неотесанность. Мужик сменил гнев на милость и снизошел до объяснений:

– Над земляной основой дохё упорно работают много дней, чтобы она стала достаточно плотной для проведения поединков. Пойдем, я тебе покажу! – Вдруг махнул мне рукой Окада‑сан (хотя, раз он занимается «искусством», значит, лучше будет «сенсей»). Батя подтолкнул меня, и пришлось пойти со стариком.

Он подвел меня к дохё, и я ощутил тысячи направленных на себя с трибун любопытных взглядов. Желудок ухнул куда‑то вниз, сердце забилось. Никогда на меня не пялилось столько людей одновременно. Глубоко вдохнув, попытался успокоиться и подошел поближе к остановившемуся сантиметрах в двадцати от дохё Окаде‑сенсею.

– Смотри! – Указал он на край дохё. И вправду земляной, – Над каждой частью дохё работают вручную, используя только традиционные, передаваемые из поколения в поколение инструменты. Отличный дохё делается только из земли, пота и умения ёбидаси! И мои умения – достаточно велики для изготовления дохё, способного выдержать три сотни поединков за пятнадцать дней! – Гордо поведал он, – Как и само сумо, дохё – это крепкая основа, которая выдержит всё! – Подвел он итог.

– Огромное спасибо за урок, Окада‑сенсей! – Глубоко поклонился я, – Теперь я вижу, насколько велика была моя ошибка. Я только начинаю постигать величие сумо, поэтому еще раз прошу прощения! – Еще один глубокий поклон. Свалился же ты блин на мою голову! Впрочем, конструкция ринга и вправду впечатляет – очень много человеко‑часов ручного труда.

Окада‑сенсей удовлетворенно кивнул, вернул меня напряженно следящим за нами взрослым, извинился за свою резкость и сказал бате, что он воспитал очень вежливого и любознательного мальчика. Отцу было очень приятно, а вот Хэруки изо всех сил сдерживала смех. Везет мне на чудиков. А что поделать? В Японии каждый второй – фанатик чего‑нибудь.

Наконец, трибуны заполнились, и началось «представление в стиле эпохи Эдо». Одетый в белую рясу и потешную черную шапку главный судья (большая честь и ответственность!) обошел вокруг ринга и потряс каким‑то похожим на банный веником, кланяясь всем. Все вставали и кланялись в ответ. Далее он помолился у какого‑то оклеенного бумажными талисманами небольшого деревянного алтаря. Ох уж этот синтоизм. Закончив шаманить, главный судья при помощи двух судей рангом поменьше (но все еще – большая честь и ответственность!) кинули в квадратное отверстие в центре дохё рис, орехи, водоросли, сыпанул земли из мешочка, залил водой и засыпал солью. Теперь злые духи не помешают борцам. Отверстие, само собой, закрыли.

Вышел мужик в кимоно и с веером, сказал пару напутственных слов и объявил выход первой пары бойцов. У сумоистов – особое, «бойцовское имя». На сцене появились двое толстяков (на самом деле под слоем жира у них – стальные мускулы, это мне батя объяснил). Они посыпали арену солью («После второй мировой войны, ради экономии, в сумо вместо соли несколько лет использовали песок!» – Тихонько прошептала мне на ухо Хэруки нашептанное ей дедом) и начали готовиться к схватке, усаживаясь на корточки и подбирая свисающие с повязки прутья.

Судья в серой, расписанной серебряными кругами рясе и потешной вытянутой черной шапке с веером смешно орал, но я сдерживался. Ощущения, когда две мясные горы мощно влетают друг в друга буквально на расстоянии полутора метров – непередаваемые! Казалось, сам стадион трясется. По окончании схватки сумоисты сняли «палки» с повязок, проигравший покинул ринг, а победитель встал на корточки и сделал рукой ритуальный жест, потом наполнил водой стоящий неподалеку от дохё ковшик, предназначение которого выяснилось, когда следующая пара бойцов прополоскала водой из него рот.

Вторая пара, кстати, была гораздо интереснее, ибо на дохё против настоящего мастодонта (боевой вес – 180 килограммов! – пояснил конфераньсе) вышел не столько толстый, сколько накачанный боец на голову ниже и намного легче.

– Тиёнофудзи! Боевой вес – 126 килограммов! – Объявили его, и дед с батей оживились, передавая мне информацию через Хэруки:

– Тиёнофудзи – главный фаворит сегодняшнего турнира, потому что является якодзуной уже с 1981 года! – Шептала она кайфующему от ASMR‑эффекта и ее горячего дыхания рядом с ухом мне.

Бой предваряло появление на арене судей с флагами – на один из них мне гордо кивнул батя. Да, «Хонда» – один из спонсоров сегодняшнего турнира, и это объясняет такие хорошие билеты. Кроме того, главный судья продемонстрировал пяток свитков.

– Эти свитки – бонусная награда победителю, – Включился самый милый во вселенной «передатчик», – В каждом – 60 тысяч йен, но боец получит всего 25. 5 тысяч уйдет на различные сборы, а остальное – на его личный накопительный пенсионный счет.

Потрясающе! У японцев, кстати, какая‑то прямо нездоровая страсть к пенсионным фондам – например, батя «сгружает» в такой половину своей зарплаты. Никого «Live fast – die young».

Понятно, значит вес в сумо – это далеко не все. Бой этот тезис и подтвердил – гигасумоист со старта бросился на Тиёнофузди, тот ловко сместился, подхватил противника за пояс, дернул в сторону, и тот позорно шлепнулся на песок под ликующие вопли трибун. Само собой, поддавшись влиянию толпы, заорал и я.

Тут случилось непредвиденное – поверженный гигант, покинув ринг, не пошел в раздевалку (или куда там выходят сумоисты), а двинулся в нашем направлении с гневным видом.

– Ой, я проиграл, потому что поскользнулся! – Начал он выговаривать претензию Окаде‑сенсею.

– Я занимаюсь дохё уже сорок три года, и ни разу мой дохё не получался скользким! Ты упал, потому что ты слаб! – С абсолютно невозмутимым видом ответил на претензию Окада‑сенсей.

Сумоист покраснел, гневно скривился, но заставил себя низко поклониться, пробормотать извинения и удалиться под молчаливое осуждение толпы. Кажется, кто‑то только что запорол себе карьеру?

– Такие обвинения бывают часто, но этот боец позволил себе высказать недовольство уважаемым мастером дохё публично! – Шептал мне передатчик в виде Хэруки, – Теперь, скорее всего, его выгонят из додзё!

И поделом, всегда надо понимать, когда, где и на кого газовать можно, а когда лучше засунуть язык в задницу.

Турнир продолжился, и примерно через полчаса я словил тот же эффект, что и от просмотра сумо по телеку – прикольно, но жуть как однообразно! Тяжелая неделя дала о себе знать, поэтому я задремал, положив голову Хэруки на плечо. Совестно перед бойцами не было – на сумо пришло очень много пожилых людей, поэтому в минуты затишья над трибунами раздавался храп.

Проснулся только к церемонии награждения – на дохё чествовали Тиёнофудзи, защитившего свой титул «Йокодзуны Запада». Респект, чо! Стало немного грустно – тупо проспал контент. Ничего, в следующем году приду свеженьким и посмотрю турнир целиком! Сумо прикольное, я в это свято верю!

На выходе с арены накупили мерча – карточки с автографами борцов, пара повязок на пояс – будем бороться с батей, он не против, календарик с фотками топовых сумоистов, плакат с нарисованными топовыми же бойцами. Хэруки купила плитку специальной «сумоистской» помады – она не для губ, а чтобы делать «утиную» прическу. Мне кажется, под такой волосяной коркой голова должна дико чесаться. И почему это она так ехидно на меня косится? Прости, длины моих волос для твоих опытов не хватит.

По пути в отель заехали в какой‑то пафосный ресторан, покушали там стейка и попили чаю с пироженкой, батя с дедом заслуженно меня подкалывали – просился на сумо, а сам позорно проспал половину турнира. Заверил их, что это только начало, и предложил сделать поход на сумо ежегодной традицией. Никто не был против – внезапно, Хэруки понравилось даже больше, чем мне, так что эту идею она горячо поддержала.