Моя анимежизнь. Пенталогия (СИ) - Смолин Павел

– Не переживай, – Покачал я головой, – Самое сложное позади, а родительское благословение у нас есть. Это – главное, верно?

– Верно, – Слабо улыбнулась Хэруки.

В понедельник, в школе, как и обещал, пошел в столовую месте со всеми. Над нашим столиком витала неловкость, но позитив налицо – Кохэку начала со мной здороваться и даже перекинулась парой фраз. Взгляд, впрочем, прятать продолжала. Визит в столовую, кстати, был чудовищным – в дни моего игнора статистами пустота около нашего стала и в половину не была такой огромной и всепоглощающей. Хорошо, что мы – не обычные японские школьники, которые после такого перформанса от Акиры стопроцентно бы бросили Кохэку. Без друзей в тяжелые минуты тяжелей вдвойне.

Песня про "Май харт вил гоу он" "варилась" в недрах студии еще пару дней, но во вторник наконец‑то состоялась премьера на радио. Само собой, на японском. Об успехе говорить пока рано, но песню регулярно просили повторить дозвонившиеся, и за часовой "музыкальный" блок ее "прокрутили" шесть раз. Деньги от сингла, кстати, пойдут в фонд. В какой? Очевидный "Хондовский". Батя решил, что так будет правильнее, а я не стал спорить – если "Хонде" нравится перекладывать деньги из кармана в карман, кто я такой, чтобы ее судить? Мне в любом случае нужен в первую очередь хайп и уже хоть какая‑то позитивная реакция от музыкальных контор – мне блин внезапно скучно ничего не делать. Текстики набирать, конечно, хорошо, но хочется больше активностей.

"Активностей" долго ждать не пришлось – на следующий же день, подкараулив возле школы, довольный Рику‑сан повез меня на репточку, отдавая указания:

– В связи с последними событиями принято решение сосредоточиться на песнях в стиле с третьей по четвертую, – Поведал он, – "Тяжелые" песни, если получится договориться с американцами, пойдут, так сказать, "на экспорт", а для Японии запишем альбом, как ты его называешь, поп‑рока. Само собой, от тебя потребуются песни как в японском варианте, так и на английском.

Ну хоть какая‑то позитивная динамика! Надо гнать унылый бездрайвовый поп‑рок – будем гнать!

Глава 4

Хэруки поехала провожать родителей в аэропорт – ее привезут прямо к началу первого урока, поэтому c утра я ехал один. Пристегнув велик на специальной парковке, вошел в родную школу и привычно двинулся к шкафчикам со сменкой. Открыв дверцу шкафчика, узрел конверт, вручную разрисованный сердечками. Хо, это же любовное письмо! Похоже, премьера песни по радио не прошла незамеченной – меня там прямо указали, как автора слов и композитора. Кто это у нас настолько отважен, что решился бросить вызов лучшей девочке?

Не без волнения (поймите меня правильно, Хэруки я люблю всей душой, но такие штуки – священны для любого анимешника) осмотрел конверт – неизвестная девочка вложила очень много труда в его оформление. Не удержавшись, понюхал. Что‑то ягодное и весьма приятное.

– Чего это ты делаешь? – Раздался за спиной голос Кейташи.

Вздрогнув, выронил конверт. Само собой, друг сразу же его подобрал.

– Хо, это же любовное письмо! – Сделал он очевидный вывод, – От кого? – Посмотрел на меня.

– Фиг его знает, – Честно ответил я, – Отдай!

– Черта с два! – Ехидно ухмыльнулся Кейташи, – Сначала догони! – И он втопил к выходу из школы. Гребаная Белая Молния! Что за детский сад?!

Бросился за ним, едва не налетев на какого‑то испуганно отскочившего пацана. Само собой, культурный я обернулся и извинился прямо на бегу. Критическая ошибка, потому что я умудрился врезаться в как раз входящего в школу директора Оку. К счастью, скорость набрать я не успел, поэтому мы оба удержались на ногах.

– Одзава‑кун, в школе запрещено бегать! – Строго напомнил он мне, – Иди за мной! – Последовал приказ. Твою мать! Тоскливо взглянув в окно на бессердечно ржущего друга, вздохнул и понуро побрел за бодро «перекатывающимся» по коридорам толстеньким директором.

– Ты же образцовый ученик, Одзава‑кун! – Отчитывал он меня по пути, – Я понимаю, что в тебе бурлит дух юности, но для того и существует школа – она прививает дисциплину и самоконтроль, столь необходимые во взрослой жизни!

– Простите, Ока‑сенсей, – Машинально ответил я, думая о находке. Гребаный Кейташи, мало того, что подставил меня, так еще и прочитает письмо первым!

– Как взрослому и учителю, мне приятно видеть, что мои ученики столь жизнерадостны, но школьные правила необходимо соблюдать, Одзава‑кун!

– Я очень сожалею, Ока‑сенсей.

Отпусти меня, мужик. Видишь же – я глубоко раскаиваюсь.

– Не дай своим успехам вскружить тебе голову, Одзава‑кун, – Продолжал выговаривать директор, – Правила существуют для всех, и неважно, насколько ученик одарен, – Обернувшись, он улыбнулся, – Надеюсь, больше мне не никогда не придется тебе об этом напоминать.

– Приложу все усилия, Ока‑сенсей! – С благодарным поклоном оставил я себе лазейку.

Директора это устроило, он махнул рукой, давая понять, что я свободен, и пошел дальше один. Я же двинулся к классу, в коридоре встретив ехидно скалящегося Кейташи.

– Это тебе за тот раз, когда ты толкнул меня в уборщика! – Ткнув в меня пальцем, обосновал он свой поступок.

– Пофигу, – Пожал я плечами, – Давай сюда письмо!

– Так уж и быть, – Великодушно протянул он мне конверт.

– Даже не открыл! Ты все‑таки нормальный пацан! – Похвалил я друга, открывая конверт.

– Конечно не открыл! За кого ты меня держишь? – Обиженно спросил друг.

Проигнорировав его недовольство, достал письмо – двойной тетрадный листочек в клеточку, внешние стороны которого были усыпаны мелкими наклейками с маленькими зверушками. Экая милота! И опять – столько труда! Не будь у меня Хэруки, я бы уже проникся к тебе теплыми чувствами, неизвестная девочка. Так, почерк аккуратный, ни помарочки, иероглифик к иероглифику. Какая молодец. А вот текста совсем немного.

«Ты найдешь это письмо утром, поэтому – доброе утро!» – Сказало мне письмо, подмигнув нарисованным смайликом.

«Ты меня не знаешь, но мне кажется, что ты – моя родственная душа! Вчера, услышав твою чудесную песню, я поняла, что больше так не могу, и решила тебе признаться. Прошу – выслушай меня за школой на большой перемене». Просьба сопровождалась неплохо нарисованной кланяющейся девушкой.

– Что там? – Потерял терпение Кейташи.

– Какая‑то девочка набралась смелости и приглашает меня за школу на большой перемене, – Охотно похвастался я.

– А Хэруки? – Спросил опасливо поежившийся (это он еще зачем?) блондин.

– Смотри, сколько труда вложено в это письмо! – Помахал я листочком в воздухе, – После такого не прийти и не выслушать ее – это просто свинство! Само собой я ее отошью.

– Кого это ты собрался отшить? – Раздался за моей спиной любимый голосочек. Да что за день подкрадываний?

Обернувшись, улыбнулся и показал письмо Хэруки. Девушка прочитала, посмотрела на наклейки, потом забрала у меня и конверт, тоже осмотрела и вернула мне все со словами:

– Что ж, она явно очень старалась, так что нужно сходить, – Пожала она плечами с вполне мирным видом, – Кохэку еще не пришла? – Заметила Хэруки «некомплект».

– Еще нет, – Покачал головой Кейташи, и мы дружно прошли в класс.

Большой перемены я ждал с нетерпением – любопытно же! – поэтому, едва она началась, тут же отправился на выход. Переобувшись (правила есть правила), пошел за школу. Сюда выходят окна сейчас пустующего клубного крыла, поэтому место вполне уединенное. Никого нет. Опаздывать, когда пригласила сама, нехорошо! Впрочем, «большая перемена» – понятие растяжимое, так что подождем. Проверил стену рукой – пачкается, облокотиться не получится.

– Одзава‑кун! – Раздался девичий голос из‑за спины. Это уже входит в привычку. Отвернувшись от стены, увидел высокую – сантиметров на пять выше меня – симпатичную девушку, черные волосы которой были собраны в конский хвост. Примерно полуторный размер.