Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Христианство, которое не может существовать без минимума в четыреста с половиной тысячи фунтов, уступит место лучшему, не имеющему надобности в этой сумме. Ты не хочешь присоединиться к нашему небольшому меньшинству? Не ранее как в день Страшного суда пополудни? Хорошо; тогда по крайней мере ты присоединишься к нему, ты и большинство в массе своей!
Приятно видеть, как грубое владычество маммоны везде становится шатким и дает верное обещание умереть или измениться.
37. Конечно, было бы безумной фантазией ожидать, что какая бы то ни было проповедь с моей стороны может уничтожить маммонизм, меньше станут любить гинеи и больше свою бедную душу, сколько бы я ни проповедовал! Есть, однако, один проповедник, который делает это с успехом и постепенно убеждает всех людей. Имя его – судьба, божественное Провидение, а проповедь его – непреклонный ход вещей. Опыт, несомненно, берет большую плату за учение, но и учит он лучше всех учителей.
38. Человеку работающему, старающемуся хотя бы и самым грубым образом продвинуть какое-нибудь дело, ты поспешишь навстречу с помощью и одобрением и скажешь ему: «Добро пожаловать; ты наш; мы будем о тебе заботиться». Лентяю же, наоборот, если он даже самым грациозным образом будет лентяйничать и подойдет к тебе с целой массой свидетельств, ты не пойдешь навстречу. Ты будешь спокойно сидеть и даже не пожелаешь встать. Ты ему скажешь: «Я тебя не приветствую, о сложная аномалия, лучше бы ты не приходил сюда, потому что кто из смертных знает, что с тобой делать? Твои свидетельства, конечно, стары, достойны почтения и желты; мы чтим пергаменты, старые установления и достойные уважения обычаи и происхождение. Действительно, твои пергаменты стары и, однако, – рассмотренные при свете, если ты обратишь на это внимание, – они новы, если сравнить их с гранитными скалами и со всей вселенной! Советуем тебе уложить свои пергаменты, уйти домой и зря не шуметь.
Наше сердечное желание – помочь тебе. Но пока ты представляешь собою лишь несчастную аномалию и у тебя нет ничего, кроме желтых пергаментов, шумной, пустой суеты, ягдташа и лисьих хвостов, – до тех пор никакой Бог и ни один человек не может отвратить от тебя угрожающей опасности. Слушай советов и присматривайся, не найдется ли на Божьем свете для тебя другого занятия, кроме грациозного лентяйничанья, не лежат ли на тебе какие-нибудь обязанности? Спроси, ищи серьезно и со страстной настойчивостью, так как ответ для тебя означает: быть или не быть. Мы обращаем свое внимание на то, что старо как мир и теперь снова раскрывается со всей суровостью: тот, кто не может работать в этом мире, не может продолжать существовать в нем».
39. Маммонизм захватил по крайней мере одну часть того поручения, которое природа дала человеку. После того как он ее захватил и исполняет, поручения природы все более и более захватят человека и приноровят его к себе. Лень, однако, совершенно не признает природы. Делать деньги, в сущности, значит работать для того, чтобы получать деньги. Но что это значит, когда в аристократической части Лондона лентяйничают?
40. Кто ты, что позволяешь себе хвастаться своей праздной жизнью и самодовольно выставляешь напоказ блестящие, раззолоченные экипажи с мягкими подушками? Ты сидишь на них, сложа руки, словно собираясь уснуть? Взгляни наверх, вниз, вокруг, впереди и позади себя, не увидишь ли ты где-нибудь хоть единого праздного героя, святого, Бога или хотя бы черта? Ничего этого ты не увидишь! На небе, земле, в воде, под землей – нет похожего на тебя. Ты единственный в своем роде из всех творений и принадлежишь ты нынешнему странному веку или пятидесятилетию! На свете существует лишь одно чудовище, и это – праздный человек. В чем его «религия»? Природа – призрак; хитрый попрошайка и вор может иногда хорошо прокормиться; Бог – ложь и человек и жизнь человеческая тоже лишь ложь?
41. Овцы по трем причинам ходят вместе. Во-первых, оттого что у них общительная натура, и они охотно бегут вместе. Во-вторых, из-за своей трусости, потому что они боятся оставаться одни. В-третьих, потому что большинство из них, по пословице, близоруки и не умеют сами выбирать дорогу. Действительно, овцы почти ничего не видят и не заметили бы в небесном свете и луженой жестяной посуде ничего, кроме невероятного ослепительного блеска.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Как похожи на них во всех этих отношениях существа, принадлежащие к человеческой породе! И люди тоже общительны и охотно ходят стадами; во-вторых, и они трусливы и неохотно остаются одни; в-третьих, и прежде всего, они близоруки почти до слепоты.
42. Но разве так мало людей-мыслителей? Да, милый читатель, очень мало думающих. В том-то и дело! Один из тысячи имеет, может быть, наклонность к мышлению; а остальные занимаются лишь пассивным мечтанием, повторением слышанного и активным фразерством. Глазами, которыми люди озираются вокруг себя, видеть могут только немногие. Таким образом, мир стал ужасной сумятицей и задача каждого человека переплелась с задачей его соседа и выбивает его из колеи, а дух слепоты, фальши и разрозненности, который правильно называют дьяволом, постоянно является среди нас и даже надеется (если бы не было противодействия, которое благодаря Богу также присутствует) взять верх.
43. Как мало человек знает самого себя! Эзоповская муха сидела на колесе экипажа и кричала: «Какую я пыль поднимаю!» Одетые в пурпур властелины со скипетрами и роскошными регалиями часто управляются своими камердинерами, капризами своих жен и детей; или, в конституционных странах, – статьями редакторов газет. Не говори: «я то или другое, я делаю то или другое». Этого ты не знаешь; ты только знаешь название, под которым оно теперь идет.
44. Неисчислимы обманы и фокусы привычки. Самый же ловкий из всех, может быть, тот, который убеждает нас, что чудо перестает быть чудом, если только повторяется. Это способ, которым мы живем, так как человек должен работать так же, как и удивляться, и в этом отношении привычка служит ему хорошей няней, которая ведет его к его же настоящей пользе. Но это нежная, глупая няня, или скорее – мы фальшивые, глупые питомцы, если в часы покоя и размышлений продолжаем обманывать себя на этот счет. Должен ли я смотреть с тупым хладнокровием на вещь, достойную удивления, потому, что я ее видел два раза, или двести раз, или два миллиона раз? Ни в природе, ни в искусстве нет основания, по которому это следовало бы сделать. При том условии, что я в действительности не рабочая машина, для которой Божий дар мысли подобен земному дару пара для паровой машины, – силе, при помощи которой можно ткать бумажные изделия и зарабатывать деньги и денежную стоимость.
45. Удивительно, как существа, принадлежащие к человеческому роду, закрывают глаза на самую ясную действительность. Вследствие вялости забвения и тупоумия живут очень уютно среди чудес и страшилищ. На деле же человек был и является всегда глупым и ленивым. Он гораздо более склонен чувствовать и варить пищу, нежели думать и размышлять. Предубеждение, которое он будто бы ненавидит, – его абсолютный законодатель. Привычка и лень водят его всюду за нос. Пусть два раза повторится восход солнца, сотворение мира – и это перестанет быть чудом или замечательным явлением.
46. Может ли быть нечто удивительнее настоящего подлинного духа? Англичанин Джонсон всю жизнь мечтал о том, чтобы таковой увидеть, и не мог, несмотря на то что ходил в Кок-Лэн и оттуда в церковные склепы, где стучал по гробам. Безумный доктор! Разве он никогда не смотрел духовным оком, точно так же, как и телесным, вокруг себя на полнокровный поток человеческой жизни, которую он так любил? Смотрел ли он когда-нибудь и на то, что было внутри его самого? Славный доктор ведь сам был духом, такой настоящий, действительный дух, какого только могло желать его сердце, и почти миллион других духов бродило возле него по улицам. Еще раз повторяю: исключите иллюзию времени, скомкайте эти шестьдесят лет в шесть минут – чем иным был он, чем иным являемся мы сами? Не духи ли мы, заключенные в одно тело, явление, не исчезающие в воздухе и не становящиеся невидимыми? Это не метафора, а обыкновенная, научная действительность. Мы происходим из ничего, принимаем известный образ и становимся явлениями.