Мир чеченцев. XIX век - Зарема Хасановна Ибрагимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1905 году, в «Русской Музыкальной Газете» Д.И. Аракчеев опубликовал список кавказских инструментов, находившихся в музее Московской консерватории124. В музее Московской консерватории в 1905 году экспонировалось десять музыкальных инструментов: 8 грузинских, 1 осетинский и 1 инструмент не выявленного происхождения. По описанию, сделанному Д.И. Аракчеевым, это был деревянный инструмент, напоминавший ладью с двумя «носами». Струны из конских волос были надеты на довольно высокую «кобылку». Общая длина инструмента составляла 17 верш. Смычок – длинный, дугообразный, из конских волос. Звук его напоминал комариное жужжание. Данные инструменты, за исключением пальцевого фандыра, выставлялись и в Дашковском Этнографическом музее. Некоторые из кавказских музыкальных инструментов хранились также в музее Филармонического училища125.
Музыкальная культура была хорошо развита у чеченцев не только на риторическом, но и на высоком профессиональном уровне. Первым чеченским композитором стал Абдул-Муслим Магомедович Магомаев, уроженец Старых Атагов. Его потомком является известный советский певец Муслим Магомаев. Будущий композитор получил образование в Грозненской горской школе, где обучался с 1892 по 1900 год126. Прекрасно знал и высоко ценил музыкальное творчество кавказских народов М.И. Глинка. Его знаменитая «Лезгинка» из оперы «Руслан и Людмила», в основу которой были положены национальные напевы, музыка, танцы кавказских народов, сконцентрировала в себе национальное своеобразие, колорит, яркую и богатую палитру музыкального дарования горских народов127.
Астафьев в балетной сцене и Кюи в опере возродили образы «Кавказского пленника». Всем известны музыкальные сценические воплощения лермонтовской «Бэллы». Кавказские мелодии звучали в опере Рубинштейна «Демон» и в симфонической поэме Римского-Корсакова «Шехерезада»128.
По наблюдениям Д. Семенова, горцы с жадностью слушали и легко принимали мотивы музыки, и русской народной и европейской. «Россини, Моцарт и Беллини, – отмечал краевед, – могут заставить горца простоять на месте неподвижно целый час. Они не турки и не китайцы, которым больше нравиться настройка музыкальных инструментов, нежели сама музыка. Поэзия их песен, похоронных, предсмертных, воинственных и страдных, известна нам по некоторым переводам, а увлечение, с которым они предаются всякому чувству, дружбе, любви, мщению, даже чувству к своему коню, показывают вовсе не расчетливую, а исключительно положительную натуру…»129. По воспоминаниям И. Ограновича, приглашенный к чаберлоевскому наибу Дубе старик – музыкант много играл народных песен, лезгинку. В заключении он сыграл несколько военных сигналов и, наконец, «подъем», пояснив, что все это он заучил, когда ходил с Шамилем в качестве трубадура и поэтому часто слышал, как русские музыканты играли в лагерях130.
В исламе нет своей культовой музыки, хотя известно, что музыка – источник самого сильного, эмоционального и психического воздействия на человека. В суфизме этот пробел восполнен: музыка введена в арсенал средств, используемых для общения с Богом, она является ритуальной частью зикра. В обрядовый ритуал зикра Вис-Хаджи в дополнении к барабану ввёл музыкальный инструмент, напоминающий скрипку. Висхаджинцы считают, что игра на скрипке во время зикра услаждает их слух, что и ангелы прислушиваются к её мелодии. Поэтому они с умилением слушают музыку, считая это особой благодатью Аллаха, ниспосланной им, чтобы смягчать и очищать чувства и мысли верующих.
Суфии всегда смотрели на музыку, как на самое лучшее средство при постижении гармонии души. Руководитель суфийского братства муалавийа Джалал-ад-дин Руми, известный как Муалана (Наш господин), ввёл музыку в свой орден, как обязательное занятие. Слушая музыку, прославляя блаженную память своих учителей, считал он, ученики испытывают высокое наслаждение. В сурах Корана отсутствовал прямой запрет на музыкальное исполнительство. Факихами были созданы положения, разрешающие музыцирование, суть которых сводилась к следующему: «Вполне допустимо слушать музыкальные инструменты, если они не используются для развлечения и если это не ведёт к греховности». Таким образом, музыкальное исполнительство прочно внедрилось в коллективное радение суфиев кадирийа и других братств131.
Особого внимания заслуживают героико-эпические илли (песни) чеченцев, сложившиеся как жанр в XVI–XVIII вв. – в период роста и утверждения национального самосознания чеченского народа. Лейтмотив эпоса илли – гимн человеческому разуму, предотвращающему вражду между людьми, приносящему им равноправие и свободу, реализующему стремление чеченского народа жить в мире и дружбе с другими народами. Следует отметить, что сложные по исполнению героико-эпические песни-илли вызвали появление профессиональных «илланчи», живших за счет исполнения песен и передававших тексты от отца к сыну. Их надо отличать от «пондарчи», также профессиональных музыкантов, но исполнявших танцевальные и лирические мелодии, а также шуточные песни132.
Интерес представляет и песенный жанр, в котором на смену героико-эпическим, историческим песням приходят другие жанры – религиозные назмы, лирические песни, песни тюрем, каторги, ссылки. Если традиционные песни отражали типические явления в образе одного или нескольких персонажей, то песни тюрем, каторги, ссылки чаще всего не воспроизводили непосредственно общественные конфликты, а показывали их отражение в индивидуальной человеческой судьбе. Они строились на сюжетных ситуациях, характерных для жизненного пути лирического героя: ссылка в Сибирь, причины ссылки, отношение ссыльного к Сибири:
«Не зная вины, я томлюсь в этой мрачной Сибири
Звенят кандалы на ногах,
Я навеки в безрадостной шири»133.
Первая публикация чеченской народной песни в нотной записи состоялась в «Азиатском музыкальном журнале», выходившем под редакцией Ивана Добровольского в 1816–1818 годах в Астрахани. В архиве русского писателя, критика, музыканта и фольклориста Владимира Федоровича Одоевского сохранились нотные записи шести чеченских песен, сделанные И.А. Клингером. Сама рукопись И.А. Клингера была посвящена описанию его пребывания среди чеченцев, в ней было много этнографических материалов и наблюдений талантливого исследователя над жизнью и бытом чеченцев 134. Российский боевой офицер капитан И.А. Клингер, проведя в плену два года в чеченском селении Осман-Юрт, выучил чеченский язык, составил нотную запись чеченских песен, а также сделал несколько акварельных зарисовок из жизни чеченцев135.
Очень оригинальной у чеченцев была музыка народных маршей, исполняемая в темпе кавалерийских маршей. Для инструментальной народной чеченской музыки очень характерны небольшие перерывы – короткие паузы. Музыка применялась чеченцами и в народной медицине. Резкие боли успокаивали игрой на балалайке специальной музыкой. Мотив этот под названием «Мотив для облегчения нарыва на руке» был записан композитором А. Давиденко и нотная запись его дважды публиковалась (1927 и 1929 гг.)136.
Чеченцы, как и другие народы, считали здоровье самым большим богатством, истинным счастьем. Одновременно они были глубоко убеждены в том, что здоровье, физическая сила не приносят подлинного счастья, если они не соединены с духовной культурой, высокой нравственностью. По традиционным представлениям чеченцев сущность человека состоит из трех начал: физического, душевного
