На литературных перекрестках - Николай Иванович Анов

И еще открытка — «Проект памятника Антону Сорокину» (Сорокин стоит на скале и задумчиво смотрит вдаль). На другой стороне надпись: «Выдающийся сибирский писатель Ант. Сорокин, самобытное творчество которого приближается к творчеству Эдгара По, Достоевского и Леонида Андреева».

Глаза Антона Семеновича, прикрытые стеклышками пенсне, блестели от удовольствия. Он был доволен, самореклама действовала безотказно.

Помню, как-то я пришел к Сорокину, у него сидел журналист Громов.

Антон Семенович советовался с ним о газете, которую он намеревался издавать. Журналист слушал рассеянно, он плохо верил в возможность получить разрешение на издание.

— Я нахожусь в нелепом положении, — говорил Антон Семенович. — Меня не печатают. Когда редактор увидит под рукописью мою фамилию, он сразу бракует, не читая. Заранее считает меня бездарным графоманом. Тогда я стал посылать свои рассказы, подписывая их чужим именем. Редактор «Сибирских записок» Круковский, — сейчас он занимает пост министра в сибирском правительстве, — прочитал рассказ и пришел в восторг. Сразу напечатал, а потом прислал ругательное письмо. Должен же я иметь возможность распространять свои идеи…

— Издание газеты потребует больших денег! — напомнил журналист.

— Знаю. Я придумал ловкий фокус. Я буду издавать «Газету для курящих». Бумага очень тонкая, у спекулянтов она продается за гроши. Спрос на мою газету будет огромный. Заполнять ее целиком буду сам. Остается расход на типографию, но я рассчитываю на содействие Всеволода Иванова. Он наборщик, сам наберет и поможет отпечатать на американке.

Не помню, чем закончился разговор Антона Сорокина с журналистом. Затея его с изданием своей газеты показалась мне забавной — и только. Но в начале февраля девятнадцатого года вышел первый номер «Газеты для курящих», отпечатанный на небольшом листке тонкой серой бумаги. Издатель был единственным автором. Запомнилось, что Антон Сорокин выступил в ней с обычными жалобами на редакторов и защищал сибирских писателей, вынужденных тяжелым трудом зарабатывать кусок хлеба.

Кажется, первый номер «Газеты для курящих» был и последним.

Не помню от кого я узнал, что Антон Сорокин до войны написал и издал «Хохот желтого дьявола». Роман печатался в «Омском вестнике». Антон Семенович договорился с типографией, и она по его заказу отпечатала и сброшюровала две сотни экземпляров журнального варианта. Он разослал книгу видным писателям с дарственной надписью, но в запасе осталась еще добрая сотня экземпляров. Что делать с ними? Антона Сорокина осенила счастливая мысль. Роман написан против ужасов войны. Следует с «Хохотом желтого дьявола» ознакомить первых ее виновников — монархов и правителей земного шара. Он составил по сытинскому календарю список всех императоров и королей и, тоже с дарственной надписью, разослал адресатам с просьбой высказать свое мнение.

Когда я заговорил с Антоном Сорокиным о «Хохоте желтого дьявола», он охотно показал мне книгу.

— Это мой шедевр! Он имел крупный успех, — говорил Антон Семенович. — Я предугадал все зверства воюющих сторон. Описывая злодейства и ужасы войны, я затрагивал эти вопросы с точки зрения торговли человеческим мясом. Мировая воина — это людоедство двадцатого века, и никакие фарисейские лозунги не могут оправдать барышников, развязавших кровавую бойню в Европе.

Антон Сорокин всегда загорался, когда начинал говорить о войне. Это была его излюбленная тема.

— Подумайте только, человеку дают в руки оружие и внушают мысль, что чем больше он убьет врагов, тем больше добра принесет своей родине. И даже неплохой человек становится зверем. Война — это сумасшествие, порожденное золотом. Вот основная идея моей книги. В ней я доказал, что главным виновником войны является капитал. Многие писатели, прочитав мою книгу, прислали мне письма — Максимилиан Волошин, Михаил Арцыбашев, Иван Рукавишников…

— Ну, а монархи? — напомнил я, зная, что им Сорокин отправил «Хохот желтого дьявола».

— Только один сиамский король. Ответил на французском языке: за неимением русского переводчика присланную Вами книгу никто прочитать не мог.

Он задумался, что-то вспоминая, а потом заговорил:

— В мирное время против войны можно было бороться статьями, книгами, как боролся Лев Толстой. Но вот вспыхнула война. Ни одного правдивого слова моего о ней цензура не пропустила. Патриотический угар лишил разума интеллигенцию, в первую очередь писателей и журналистов. Противно было читать газеты и журналы. Я обозлился и решил проучить редакцию «Огонька». Послал свой портрет и сообщил, что писатель Антон Сорокин покончил жизнь самоубийством. В Омск пришел номер журнала с моим портретом в траурной рамке. Я сразу дал телеграмму в редакцию для успокоения читателей: «Антон Сорокин жив и работает над новым романом». Помнишь, Валек — обратился он к жене, — какой разыгрался скандал?

— С тобой перестали люди здороваться! — ответила без всякого воодушевления Валентина Михайловна.

— Да, перестали, — охотно согласился Антон Сорокин. — Первым не подал мне руку писатель Александр Новоселов. — «Я с покойниками не здороваюсь!» — сказал он и прошел мимо. Феоктист Березовский скривил презрительно физиономию и отвернулся. Николай Феоктистов весело улыбнулся, а руки демонстративно спрятал за спину… Странный народ! — пожал плечами Антон Семенович.

Он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.

— Скажите, вы считаете меня… сумасшедшим?

Хитро улыбнувшись, он приложил палец к виску.

— Конечно, нет.

— Почему?

— Я видел настоящих сумасшедших. Вы на них не похожи.

— Сумасшедшим меня первыми объявили обиженные родственники и добрые знакомые. Я не в претензии. Я даже доволен. Нормального человека можно расстрелять и по закону и без закона. Сумасшедшего по закону в цивилизованных странах казнить не положено. Иначе со мной давно бы расправились. Белая власть меня терпеть не может. Всякое мое выступление против нее я записываю. Не все ведь вечно под луной, когда-нибудь пригодится.

Он сделал небольшую паузу.

— Дело началось с пустяков, — продолжал Антон Семенович. — Пришли чехи, свергли советскую власть, дня два шли самосуды, ловили большевиков и комиссаров. Потом стали наводить порядок. Создали домовую охрану, в ней жители обязаны были дежурить. Пришли соседи ко мне — я отказался. Прочитал им целую лекцию о гуманизме Льва Толстого. Дослушали до конца, переглянулись и ушли. А через час пришли солдаты со свечками и повели меня к коменданту. Он вынул наган и приказал выдать мне винтовку «Отказываешься дежурить?» Я и ему объяснил, почему не могу взять оружие — не позволяют убеждения. Тут он начал целиться в меня из нагана. Тогда я сказал: «Уберите пистолет. Дежурить я буду, но дайте