Кто все расскажет - Чак Паланик

Вот вам и обратное превращение: мисс Кэти свежа и полна сил, а самец по кличке Уэбстер износился и одряхлел. Постороннему человеку при встрече с ними на улице пришлось бы ещё погадать, кто из этих двоих моложе. На лице знаменитой актрисы застыло надменное выражение; трудно определить, что её больше отталкивает — коварные замыслы молодого убийцы или же угасание внешних признаков его мужественности.

С каждым шрамом, ожогом, царапиной Уэбстер всё сильнее напоминает чудовище, от которого я предостерегала мисс Кэти.

А теперь мы внезапно перенесёмся обратно, в день последней костюмированной репетиции нового бродвейского представления, в тот момент, когда музыка достигает апогея; поёт вся труппа. Мисс Кэти при поддержке Джека Уэбба и Акима Тамирова водружает американский флаг над островом Иводзима. Кордебалет Фло Зигфелда, состоящий сплошь из красоток Мака Сеннета, изображающих солдат японской императорской армии в костюмах с глубокими декольте и прорезями от «Эдит Хэд», сцепившись локтями, вскидывает ноги к потолку; фашистские задницы так и сверкают. Сцена показана средним планом. Экран переполнен движением, светом и музыкой. Камера отъезжает, показывая — уже во второй раз — почти безлюдный зал.

Луиза Райнер слегка фальшивит, исполняя «Уничтожение Нанкина», Конрад Фейдт запорол несколько танцевальных па во время «Коррехидорского марша смерти», но в целом первый акт, похоже, отыгран неплохо. Посередине пятого ряда, над креслом Лилиан Хеллман растёт непрерывный столб, вернее даже облако-гриб сигаретного дыма. По бокам от неё сидят Майкл Кёртис и Синклер Льюис. На Западной Сорок седьмой вывешена большая афиша: лица Кэтрин Кентон и Джорджа Зукко под надписью «Безоговорочная капитуляция». Музыка Джерома Дэвида Керна, слова «Вуди» Гатри. У служебного входа в театр разгружают машину с глянцевыми программками. За кулисами Элай Хершел Уоллак в роли Говарда Хьюза занимается бизнесом, не выходя из кабины «Елового гуся» — разумеется, это всего лишь модель самолёта, исполненная в натуральную величину из бальзового дерева.

После первого акта занавес падает, и девушки опрометью бросаются переодеваться в расшитые бисером наряды акул, поскольку в начале второго акта военному кораблю США «Индианополис» предстоит погрузиться на дно. Рэй Болджер готовится умереть от застойной сердечной недостаточности: сегодня он Франклин Делано Рузвельт. Джонни Мак Браун повторяет слова, которые должен произнести при вступлении в должность в качестве Гарри Трумэна, когда рядом с ним в эпизодической роли-камео появится Маргарет Трумэн (Энн Сотерн).

Посреди моря пустых кресел, по центру двадцатого ряда, расположились мы с Терренсом Терри. Нас окружают пакеты, сумки из «Блумингдейл», разные термосы. По правую руку от сцены, в двенадцатом ряду, одиноко сидит Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий и не сводит сияющих карих очей с фигуры мисс Кэти. Широкие плечи подались вперёд, локти упёрты в колени, чисто американское лицо поворачивается вслед за её сиянием.

Между тем уже с пятнадцатого ряда заметно, что крашеные волосы Кэтрин Кентон напоминают жёстко торчащую проволоку. Движения — пугливые, напряжённые, тело как будто ссохлось от переживаний; «напомаженная фигурка из палочек», — фыркнула бы Луэлла Парсонс. Даже под угрозой смерти мисс Кэти отказывается вмешивать в это дело полицию, ведь иначе У. Эйч Моринг из «Фильм Уикли» или Хэйл Хортон из «Фотоплей» ославят её как увядающую сумасбродку, одураченную коварным жиголо. Вот и приходится выбирать из двух зол: не то быть убитой Уэббом и униженной им же в письменной форме, не то остаться в живых и снести позор от руки Донована Педелти или Мириам Гибсон из журнала «Скрин Бук».

Пока рабочие сцены заменяют гипсовые скалы острова Иводзима на брезентовый корпус обречённого «Индианополиса», я потихоньку строчу в тетради. Шариковая ручка выводит строчку за строчкой, а в моей голове выстраиваются замыслы, посвященные спасению мисс Кэти.

Покосившись на романтически-мужественный американский профиль самца по кличке Уэбб, Терри осведомляется, не попался ли нам на глаза новый план убийства.

Ещё не дослушав его вопрос, продолжая писать, я швыряю ему на колени очередную версию книги «Слуга любви». Объясняю, что нашла её в чемодане Уэбстера нынче утром.

Терри интересуется, позаботилась ли я об охране в день премьеры. Если нет, он мог бы забрать меня из особняка по дороге в театр. А потом, пробегая глазами отпечатанные строчки, спрашивает, ознакомилась ли мисс Кэти со свежим рассказом о собственной кончине.

Да, отвечаю я, перевернув страницу тетради и продолжая писать; вот почему её голос звучит как вибрато.

Терри с прищуром заглядывает ко мне в тетрадь поверх отпечатанного листа и любопытствует, чем это я занята.

Пожимаю плечами. Нужно ещё заполнить налоговую декларацию. Ответить на письма поклонников мисс Кэти. Проверить её контракты и инвестиционные планы. В общем, ничего такого. Ничего особенного.

Тогда Терри начинает вслух читать новый финал биографии:

— «Кэтрин Кентон и не догадывалась от том, что японские якудза давно и по праву заслужили в мире недобрую славу не знающих жалости, кровожадных убийц…»

АКТ II, СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

— «Якудза, — читает закадровый голос Терренса Терри, — способен убить человека за каких-нибудь три секунды…».

Наплывом: полуразмытая сценка на улице. Вымышленные мисс Кэти и Уэбстер неспешно прогуливаются вдоль витрин по безлюдным городским тротуарам. Их силуэты окаймлены позолоченной дымкой — на небе то ли встаёт, толи, наоборот, садится солнце, трудно сказать наверняка. Стройная парочка всё чаще задерживается возле ювелирных магазинов. Мисс Кэти пристально всматривается в развешанные напоказ ослепительные колье и браслеты, густо усеянные сияющими гроздьями рубинов и бриллиантов, а Уэбстер не отрывает глаз от лица своей спутницы; похоже, он очарован её красотой не меньше, чем Кэтрин — великолепием драгоценных переливающихся камней. Закадровый голос:

— «Обычная практика для убийцы — подкрасться к цели со спины…».

Камера возвращается на несколько шагов назад, и мы замечаем фигуру, одетую во всё чёрное. На руки натянуты иссиня-чёрные перчатки, лицо скрыто под чёрной же лыжной маской.

— «Думаю, произошедшее так навсегда и останется одной из извечных загадок мира кино. Ни единой душе не удалось докопаться, кем было оплачено это ужасное нападение, — не умолкает Терри, — однако все признаки профессионального заказного убийства налицо…».

Довольные любовники безмятежно гуляют, не замечая ничего, кроме блестящих камешков и собственного счастья. Снятые в замедленном режиме, они словно плывут в пузыре из нечеловеческого блаженства.

— «Орудием стал заурядный пестик для колки льда», — сообщает Терри.

Фигура в маске вытаскивает из кармана пиджака острый, точно игла, стальной предмет.

— «Японскому мафиози достаточно приблизиться к человеку сзади…» — читает закадровый голос.

Незнакомец в чёрном в то же мгновение оказывается за спиной мисс Кэти. Пройдя за ней пару шагов, он тянется к гибкой шее поблескивающим пестиком.

— «Затем опытный убийца выбрасывает руку через плечо жертвы и всаживает стальное оружие глубоко в мягкую плоть над ключицей, — не унимается Терри. — Быстро чиркнув туда-сюда остриём, он ловко рассекает подключичную артерию и диафрагмальный нерв, что за одну секунду приводит к летальному обескровливанию и вызывает удушье…»

Да, да, да, всё это происходит и на экране. И вот уже обагрилась ближайшая витрина, заполненная искрящимися, блистательными сапфирами и бриллиантами. Кровавые капли и сгустки ещё стекают по безупречно вытертому стеклу, а незнакомец в маске уже удирает по элегантной Пятой авеню. Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий стоит на коленях в ярко-алой луже, растекающейся вокруг мисс Кэти, и нежно сжимает огромными мужскими ладонями прославленное лицо. Отблески света в её фиалковых глазах стремительно гаснут, гаснут, гаснут.

— «Испуская последний вздох, — читает закадровый голос, — моя горячо любимая Кэтрин промолвила: «Уэбб, обещай мне, пожалуйста… Если только тебе дорога моя память, — сказала она, — осчастливь своим невероятно талантливым пенисом самых красивых, хотя и менее удачливых женщин этого мира».

И приторная двойница мисс Кэти, обмякнув, беспомощно повисает на руках своего полуразмытого спутника. По его лицу стекают потоки слёз.

— Клянусь, — отвечает он. И, яростно потрясая над головой окровавленным кулаком, кричит: — О моя горячо любимая Кэтрин, я клянусь, что любой ценой исполню твою предсмертную волю!

Сапфиры и бриллианты бросают холодные отсветы сквозь покрасневшее стекло. Их бесчисленные сверкающие грани до бесконечности умножают и погибающую мисс Кэти, и объятого нестерпимым горем Уэбстера. Изумруды, рубины… Бесстрастные, непреходящие, вечные свидетели глупых человеческих драм, совершающихся под солнцем. Тут персонаж-Уэбстер опускает взгляд, замечает кровь на своём «Ролексе», поспешно вытирает циферблат о платье мисс Кэти и прикладывает часы к уху: тикают или нет?