Я – твой сон - Евгения Грановская

Егор Соболев взял стакан, посмотрел на него и поставил обратно на стойку. Поднял взгляд на старика Пахомыча, сидящего здесь же, у барной стойки, и вдруг пододвинул стакан к нему.

– Выпей за меня, – сказал Егор старику. – Я сегодня спас человека от смерти. Хотя… возможно, он еще умрет.

Пахомыч взял стакан и молча выпил водку.

– Ежели спас, то чего такой кислый? – спросил он. – Радоваться надо.

– Радоваться? – Егор хмыкнул. – Ты не понимаешь. Да я сам хотел его кончить.

– Вот оно как… – Старик закусил водку кусочком соленого огурца и покосился на Егора. – Не боишься мне такое рассказывать?

– Тебе – нет, – ответил Егор.

– Правильно, – кивнул Пахомыч. – Я все равно через час забуду. А кому расскажу, так мне никто не поверит. Да и слушать не станут.

Он пододвинул стакан к Егору:

– Угости-ка еще. Чтобы уж наверняка памяти лишиться.

Егор подозвал бармена, похожего на пожилого мальчика, и указал ему глазами на стакан. Тот кивнул, взял бутылку «Таежной брусничной» и наполнил стакан наполовину. Егор пододвинул выпивку к старику Пахомычу. Тот взял стакан, смерил его взглядом, собираясь с духом, и залпом опустошил.

– Уф, хорошо пошла! – Пахомыч дернул плечами. Посмотрел на Егора. – Значит, вместо того, чтобы прикончить парня, ты его спас. А за что ж ты его так не любил?

– Мешал он мне. Кое в чем.

– Все мы кому-нибудь мешаем, – философски заметил Пахомыч. – Я вот, положим, всем тут мешаю. И ничего, еще живой.

– Ладно. – Егор швырнул на стойку пятисотрублевку и сказал, обращаясь к бармену: – Налей ему еще.

А затем повернулся и грузно зашагал к двери.

К стойке подошел пожилой охотник, которого весь поселок называл Иваныч. Выглядел он скверно: весь какой-то пожухлый, всклокоченный, опухший, словно всю ночь беспробудно пил, а к утру вдруг резко протрезвел.

– Мужики, – сипло проговорил он, обращаясь к бармену и старику Пахомычу, – вы моего Хвата в поселке не видели?

– Хват – это твоя собака? – уточнил худощавый бармен, похожий на постаревшего мальчика.

– Да. Мой охотничий пес.

– Я не видел, – сказал бармен.

– И я, – сказал Пахомыч. – А что, пропал?

– Пропал, – сокрушенно покачал головой Иваныч. – Погнался за зайцем и сгинул.

– Вернется, – обнадежил старик Пахомыч. – Погуляет и вернется.

Бармен поставил перед Пахомычем рюмку водки. Старик взял ее и хотел выпить, но покосился на несчастного Иваныча и сердобольно предложил:

– Выпьешь?

Иваныч вздохнул:

– Нет. Не хочу.

– Ну, как знаешь, – старик опрокинул водку в рот, поставил рюмку на стол и крякнул.

К барной стойке подошел невысокий мужчина в сером утепленном плаще. Черные волосы его, тронутые на висках сединой, были аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Глаза скрывались за темными стеклами очков.

– Добрый день! – вежливо поприветствовал он бармена. – Кружку пива, пожалуйста.

Бармен поставил перед ним кружку. Пахомыч покосился на черноволосого и с любопытством спросил:

– Вы не здешний?

– Трудный вопрос, – ответил тот, прихлебывая пиво. – Я здесь когда-то жил. Но давно, десять лет назад.

– Вот оно что, – Пахомыч шмыгнул носом. – А откуда к нам прибыли?

– Из области, – ответил мужчина.

– И по каким же делам?

– Лес у вас тут хороший. Собираюсь погулять.

Пахомыч посмотрел на него с недоверием.

– В лесу нынче опасно, – сказал он. – С одной стороны шахта. С другой – Лешак.

– Лешак?

Пахомыч хотел что-то ответить, но бармен его опередил.

– Хватит нести всякую чушь, старик, – сухо сказал он. – И вообще, проваливай отсюда! Кредита у тебя здесь нет!

Мужчина в темных очках едва заметно усмехнулся, достал из кармана кошелек, вынул пятисотрублевую купюру и положил на стойку.

– Налейте ему еще, – попросил он.

Бармен нахмурился, но спорить не стал. Пока он наливал старику водки, мужчина в темных очках вновь повернулся к Пахомычу.

– Так что там за история с Лешаком? – спросил он.

Пахомыч опасливо покосился на бармена и негромко произнес:

– Да видели его у нас многие. Ну, не то чтобы многие, но были люди.

– А конкретней?

– Года три или четыре назад три шестнадцатилетние девчушки пошли в лес по грибы. И заблудились. Сутки блуждали в лесу, пока не наткнулись на Лешака. Он на них и набросился. Девчонки – бежать. Лешак гнал их несколько километров, до самой деревни.

– Значит, он их не поймал? – уточнил мужчина.

Пахомыч взял со стойки рюмку и покачал седой головой:

– Не-а.

Затем выпил и, крякнув, занюхал водку рукавом.

– И как он выглядел? – спросил мужчина в темных очках.

– Да известно как. Харя черная, вместо волос – зеленый мох. А ручищи длинные, как ветви деревьев, и с когтями.

Мужчина в темных очках обдумал его слова и спросил:

– А были другие случаи встречи с Лешаком?

– Были, – ответил старик. – Один наш охотник угодил в ловушку, подстроенную Лешаком.

– Что за ловушка?

– Яма. Глубокая, метра три. Лешак воткнул в дно колья и прикрыл яму сухими ветками. Ну, охотник и провалился. Лешак пришел его заграбастать, но охотник вскинул ружье и дал по Лешаку залп их двух стволов. Тот и смылся.

– Несешь невесть что, – проворчал бармен. – А люди потом над нашим поселком смеются. Байки про нас разные выдумывают.

– Я смеяться не буду, – спокойно заверил мужчина в темных очках.

Бармен кивнул на его опустевшую кружку и спросил:

– Еще пива?

– Нет, – покачал головой мужчина в темных очках. – Я не люблю напиваться допьяна.

– Хорошая привычка, – одобрил бармен.

К стойке опять подошел пожилой охотник. Легонько дернул приезжего за рукав серого плаща и проговорил жалобно:

– Эй. А вы не видели моего пса?

Мужчина в темных очках обернулся и недоуменно посмотрел на Иваныча.

– У него собака пропала, – объяснил бармен. – Вот он и расстроился.

– Пропала собака? – неожиданно заинтересовался мужчина в темных очках.

– Пес, – тихо пояснил Иваныч. – Охотничий. Хватом кличут.

– А где он пропал? – спросил мужчина.

– В лесу. Километрах в трех от заброшенной шахты.

– И когда это случилось? – с прежним неожиданным интересом продолжал выпытывать мужчина.

– Вчера. Утречком.

– Утречком, значит.

– Ага.

– К сожалению, я вашего пса не встречал. Но если встречу, обязательно вам сообщу.

Бармен и Пахомыч смотрели на приезжего с удивлением. Мужчина заметил это и объяснил с вежливой полуулыбкой:

– Люблю странные истории. Ладно. Спасибо за пиво. А вам, – обратился он к Пахомычу, – за интересный разговор. Всего доброго!

Он повернулся и направился к выходу.

– Эй, – окликнул его Пахомыч.

Мужчина обернулся, и тусклый свет барных ламп отразился в его темных очках.

– А зачем вам Лешак? – спросил Пахомыч.

– Хочу поймать его, – ответил мужчина. Улыбнулся и добавил: – Посажу в клетку и буду показывать людям за деньги.

– Хороший ответ, – одобрительно кивнул старик.

Мужчина кивнул ему и быстро вышел из кафе.

– Купи все по списку, – давала Анна наставления сыну, отсчитывая деньги. – И осторожнее переходи через мосток.

– Да, мам, знаю, – Алешка взял деньги и сунул в карман куртки. – Ну, я пошел?

– Иди.

Алешка вышел из дома, а она вернулась к Максиму Пичугину. Он лежал под одеялами и тулупом, бледный, синюшный, глаза его были чуть приоткрыты и казались подернутыми инеем. Анна протянула руку и пощупала его лоб. Он был ледяной. Она прижала палец к его шее. Жилка едва прощупывалась.

«Перед смертью человек холодеет, – вспомнила Анна слова старой Маулы, когда та обкладывала теплыми грелками одну из своих пациенток. – Это потому что жизнь уходит из него. Жизнь горяча, смерть холодна. Согреть такого человека грелками трудно. Тут бы помогло живое тепло, но кто согласится поделиться теплом своей жизни с умирающим?»

«Почему ж не согласятся?» – спросила тогда Аня.

«Да потому что опасно, – объяснила Маула. – Если человек все-таки умрет, то заберет с собой часть жизни другого человека. И оставит ему взамен мертвый холод. И жить потом живому человеку с этим холодом – все равно что мертвеца с собой всюду таскать!»

Анна снова посмотрела в лицо Максима, напоминающее сейчас гипсовую маску. Затем нахмурилась и стала торопливо и решительно раздеваться. Скинула кофту, юбку. Потом колготки и нижнее белье. Оставшись совсем нагой, она откинула края одеял и покрывал и скользнула к Максиму.

– Давай же… – она прижалась к нему всем телом. – Прошу… Живи!

Анна все теснее и теснее прижималась к Максиму, словно хотела стать с ним одним целым и отдать ему половину своего жизненного тепла. Обескровленный рот его слегка порозовел. А спустя еще несколько секунд губы чуть приоткрылись, и с них слетел тихий, почти неразличимый стон.

– Ну, вот, – проговорила Анна. – Вот и хорошо.

Анна снова прижалась к Максиму. Дыхание его стало частым и ровным, но сама она почувствовала слабость, руки и ноги налились вечерней тяжестью, тело стало вялым, а веки тяжелыми. Анна сама не заметила, как задремала.