Я тебя верну (СИ) - Вечная Ольга

— На конференции встретился с Мариной Кузнецовой. Помнишь такую? Наверное, нет.

— Помню, кто ж Марину Кузнецову на хуторе не помнит? Важная вся из себя, прикатила на свадьбу на машине, которую ты ей подарил. Спасибо, что не к загсу! Потом только ее остаток вечера и обсуждали.

— Да. Это та самая Марина. Вот она девочку родила. Мою.

Раиса делает громкий вздох, и я невольно улыбаюсь шире. А потом случается нечто непонятное. Раиса начинает тараторить. Возмущения вырываются из едва живой старушки как из пулемета:

— И ты не рассказывал! Все эти годы я просила у тебя внуков, и ты молчал! Да что же ты такой бессовестный! Видеть тебя не хочу! Я еще на той неделе могла умереть!

— Я не знал, — едва успеваю вставить слово.

Раисе по фигу, что я бизнесмен и что у меня только машин на полсотни миллионов. Раньше она могла меня семилетнего из кухни веником выгнать, сейчас не заржавеет наорать. Я ей прощаю, честно говоря, намного больше, чем матери. Наверное, потому ей первой и звоню.

Услышав меня, Раиса замолкает. Я тоже молчу. Эта тишина противнее лезвия, что царапает по металлу. Мозг кипит. Надо поспать, но пока не получается.

Херово все вышло. Согласен.

— Женился же, — говорю тише. — Марина решила, что от нее ребенок мне не нужен. И растила сама.

От Раисы ни ползвука. Произношу бодрее:

— Я видел ее вчера и сегодня. Девочку эту.

— Бог ты мой! И как она? Понравилась тебе?

— Разве ребенок может не нравиться?

Раиса прочищает горло. Становится некомфортно. Мы с ней думаем о моем отце.

— Она крутая, — говорю я. — А внешне... Светленькая. Голубоглазая. Мелкая правда — кажется, одной ладонью могу обхватить. — Потом добавляю: — Но вроде бы аппетит хороший. Могу фотографию прислать. А, и зовут Мирославой. Мирой. Так что если ты надумала помирать, то больше не обвиняй меня, что не увидела моих детей.

— Так нельзя помирать, получается. Посмотреть сначала надо на доченьку твою! Неужели у нас будет девочка! У меня сын, вы с Родионом... А тут девочка! Ты ее привезешь? Когда? Булочек бы ей напекла. Ты скажи, когда привезешь. Мне ж надо... подготовиться как-то. Данил, нужно комнату сделать! Дом обезопасить. Опасное всё переложить... Ай! — Раиса громко ахает. — Данил... А как же Злата? Она уже знает? Что же теперь будет?! Бедная Златочка!

А хер поймешь, что будет. Иначе. Когда жизнь сталкивает меня с Кузнецовой, легко никто не отделывается. Марина... Не хулиганка она больше. Я любил ее светлой доброй девушкой и больше всего боялся, что жизнь по ней прокатится и поменяет ее. Суть ее поменяет. Так и случилось.

То, что она рассказала, я никогда не забуду. Фантазия нарисовала и раскаленными щипцами навсегда запечатлела в памяти образ перепуганной до смерти замерзшей девчонки, которая босиком бежит по улице в ноябре. Будучи еще и беременной. От меня. Девчонки, которую я в то время любил больше жизни. И которой бы колени целовал за новость о ребенке.

Раньше.

Напрягаюсь.

Такое бесследно не проходит. Марина изменилась до неузнаваемости.

Я вижу того, кто мне нужен, поэтому быстро прощаюсь с Раисой. Обещаю прислать фотографию и рассказать подробнее. Позже.

Яшин-младший выходит из гостиницы и уверенной беззаботной походкой направляется в сторону «Мечты». Чтобы провести день с Мариной и... моей голубоглазой дочерью. Которая меня боится. И которая родилась, несмотря ни на что.

Марина Кузнецова, твою ж мать!

Я поднимаю руку, обозначая себя в толпе.

Глава 20

Данил

Алексей Яшин останавливается, раздраженно прищуривается. Направляется в мою сторону.

— Привет. Поговорить надо, — перехожу сразу к делу.

— Привет. Да, давай. Сейчас?

— У меня самолет через два часа.

— Понял. Идем.

Через несколько минут мы занимаем места за столом в каком-то пустом пивбаре.

— Болит челюсть? — спрашивает Яшин. — Не сильно я вчера тебя? Спросонья психанул. У меня бывает.

Я качаю головой. Не-а, не угадал. Говорить сегодня будем о другом.

— Мне сообщить тебе две новости надо, — начинаю я. — Одна для тебя хорошая, вторая, наверное, не очень. Но ты послушай и выводы сделай правильные. Чтобы впредь нам ситуации, как вчера, не допускать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Яшин кивает, но пять копеек решает вставить:

— Ситуация, как вчера, не повторится, если ты будешь держаться подальше от меня и моей невесты. Говорить тут не о чем. Нам обоим она нравится, но выбор Марина сделала. Ты женат, я тоже собираюсь. Дела у тебя с моим отцом, а не со мной. Постараемся впредь не пересекаться.

Мы смотрим друг на друга. Яшин легко выдерживает взгляд.

— И да и нет, — произношу я. — В этом плане не беспокойся. Мы с Кузнецовой давние знакомые, у нас было прошлое, но оно, как говорится, осталось в прошлом. Тебе ничего не угрожает: я увлечен своей женой. Вам с Мариной желаю счастья. Но.

— Какие еще могут быть, блть, «но»?

Я смотрю на молодого Яшина и испытываю единственное желание — встать и уйти. Годы бурной молодости, соперничества и драк остались в прошлом. Сейчас я до последнего стараюсь избегать конфликтов и контактов с неприятными людьми. А Яшин мне определенно неприятен.

Кузнецова вчера сказала, что собирается за него замуж выйти.

Если так, то этого человека мой ребенок будет видеть чаще, чем меня. Смотрю на него и словно впервые вижу. Стараюсь детали какие-то подметить. Найти точки опасности.

— Миронов? — чуть придвигается вперед Яшин.

Я бы лучше подрался. Где-то в толпе. Или вновь ввязался в суды.

— Мирослава — моя дочь. Ты, наверное, не знал.

Алексей застывает. Его глаза распахиваются.

— Никто не знал, — продолжаю я. — Если тебе это поможет сейчас. Вообще никто.

— Я не понимаю.

— Поймешь потом. Сейчас послушай. Мирослава моя дочь, в понедельник это станет официально.

Взгляд Яшина приклеивается к сахарнице.

— Почему-то я подозревал по реакциям Марины, — говорит он медленно. Хмурится. Зубы сжимает.

— На Марину я не претендую, вашим отношениям никоим образом мешать не стану. Но девочку не брошу и в жизни ее участвовать буду. Думаю, Марина сегодня тебе всё расскажет. И мне нужно, чтобы ты был готов и отреагировал спокойно. Без психов и скандалов, как вчера. Момент этот надо пережить так, чтобы ребенок не пострадал. Ребенок зависим от матери, поэтому, если доведешь Марину или что-то сделаешь ей, я вмешаюсь.

— Ты считаешь, что я буду ее бить? — приподнимает Яшин бровь.

— Я тоже злюсь сейчас, — пресекаю тупой неуместный сарказм.

Мы оба отводим глаза. Приносят кофе.

— Что ж она врала-то, — говорит Яшин. Бросает задумчивый взгляд на меня. — Я спрашивал у нее о тебе напрямую.

— Все врут, — просвещаю его. — Постоянно. Она так решила когда-то и придерживалась легенды. Вероятно, были причины. Свою вину не исключаю. Тебе нужно простить ей эту ложь. Подумай о том, какая на Марине лежит ответственность.

Она выбрала тебя. И доверяет тебе не только себя, но своего ребенка. Подумай, как много это значит.

Алексей трет лицо и откидывается на спинку кресла. Краснеет. Нервно оглядывается.

— Пздц. Я думал, папаша где-то в Штатах и никто никогда о нем не услышит. Что теперь делать, не представляю вообще.

— Мне еще жене рассказывать, — хмыкаю я.

Яшин улыбается, а потом смеется. Я тоже слегка улыбаюсь. Но беру себя в руки и продолжаю:

— Сейчас мне нужно улететь: дела в Москве. Отложить не выйдет, да и, наверное, спешка тут ни к чему. Но в понедельник я буду в Ростове, мы с Кузнецовой займемся бумагами. Это будет не свидание, а необходимость. Переубеждать ее не нужно. Будет плохо тогда. А дальше... Ребенок маленький, периодически мы будем проводить время я-Мира-Марина. Надеюсь, что в будущем я смогу брать к себе одну Миру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Алексей молчит, пьет кофе. Думает. Потом вдруг произносит:

— Ты точно уверен, что хочешь участвовать в жизни Мирославы? Впереди выходные, подумай. Мы с ней отлично ладим. Все может быть по-прежнему. Я не против заботиться о Мире, деньги у меня есть. Я хорошо к ребенку, насчет этого не волнуйся. У тебя своя семья, свои проблемы. Может, некоторые тайны нужно оставить тайнами?