Девушка моего друга (сборник) - Исай Давыдов

не обходится...“

Я никогда раньше не видал фронтовых газет. Вчера я увидел их впервые. Я перелистывал вчера старую, пожелтевшую подшивку и боялся, что грубая газетная бумага может рассыпаться от прикосновения пальцев. И меньше всего я ожидал, что эти старые, двадцатилетней

давности газеты помогут мне еще раз встретиться с моей учительницей.

Она преподавала у нас в школе историю. Ее звали Маргарита Николаевна. Она была молодая и красивая, самая красивая учительница в нашей школе. И наш седьмой «Б» очень гордился тем, что именно у нас она классная руководительница.

Честно говоря, мы учились тогда кое-как. Шла война. В переполненной эвакуированными Алма-Ате было голодно. И мы голодные ходили в школу и думали на уроках ’о том, что бы поесть, и нередко убегали с занятий в очередь за повидлом, которое иногда давали без

карточек в палатке на ближнем углу.

Мы могли убежать с любого урока. Только не с истории. Потому что у Маргариты Николаевны уроки всегда были интересные. Даже веселые. Она почти на каждом из них рассказывала какой-нибудь примечательный исторический случай. А иногда — два или три случая. И поэтому мы внимательно слушали ее. В учебниках не было этих случаев.

Особенно она любила рассказывать про всех Маргарит, какие только встречались в курсе истории средних веков, — и про Маргариту Наваррскую, которая написала «Гептамерон» в духе «Декамерона»

(а «Декамерон»-то мы уже знали!), и про Маргариту Датскую, которая умудрилась стать королевой Дании, Норвегии и Швеции, вместе взятых, и про Маргариту Французскую,,

после свадьбы которой в Париже была знаменитая Варфоломеевскаяночь — резня гугенотов, и еще про всяких других Маргарит: Пармскую, Австрийскую, Анжуйскую...

Но особенно запомнилась нам та Маргарита, которая сбежала из монастыря и стала женой Дольчино, вождя крестьянского восстания в Италии. Раскрыв рот, наши девчонки слушали о подвигах' отряда крестьянок, которым она руководила. И кто-то даже заплакал, когда

учительница рассказала, как заживо сожгли эту Маргариту на глазах мужа.

Каждую новую Маргариту наш класс встречал веселым оживлением.

— Опять Маргарита!— громко говорил самый великовозрастный наш ученик, здоровенный рыжий верзила Генка Лугов. — И откуда только они берутся?

— История без Маргарит не обходится! — улыбаясь, отвечала ему наша учительница и, откинув со лба черную прядь, продолжала урок.

Как-то после рассказа об очередной средневековой Маргарите Генка Лугов спросил:

— А вы тоже надеетесь войти в историю, Маргарита Николаевна?

Наша учительница улыбнулась, развела руками.

— Только вместе с вами, ребята! —сказала она.— С вами-то я обязательно в историю войду... В какую-нибудь историю, но войду!..

Мы поняли. И посмеялись. Потому что совсем недавно у нас действительно была одна «история». Мы всем классом избили трех «ремесленников», которые после уроков, в темноте, приставали к нашим девчатам. Эту драку увидел и прекратил директор. И Маргарите Николаевне,

кажется, из-за этого влетело. Но она особенно не ругала нас. Просто вот так иногда «подковыривала».

Мы почти ничего не знали о ее жизни. Мы знали только то, что в Алма-Ату она попала из Белоруссии с волной беженцев. А у нас полкласса были эвакуированные.

Мы знали, что такое бросить свой дом и очутиться в незнакомом, переполненном беженцами городе. Поэтому даже после уроков, по дороге домой, наши ребята ни о чем не расспрашивали Маргариту Николаевну. Мы, а общем, представляли себе, как она может жить.

Она была очень занята в школе. У нее были классы, которые занимались во всех трех сменах. У нее было очень много общественных дел. Нам казалось, что Маргарита Николаевна каждый день приходит в школу рано утром и уходит поздно вечером. И поэтому мы страшно удивились, когда летом, после экзамена по истории, она собрала нас в кучу и сказала, что прощается с нами,

что она окончила курсы радистов и уезжает на фронт.

Когда наша учительница успела закончить эти курсы? Она ведь все время проводила в школе!.. Неужели по воскресеньям, вместо того чтобы отдыхать, она училась на радистку?..

Но думать над этим долго мы не могли — слишком сильно завидовали ей, чтобы серьезно думать о чем-то другом.

Мы всем классом проводили ее в тот день до дома.

Девчонки даже поплакали на прощанье. А Маргарита Николаевна обещала с осени писать нам письма. На школу. Для всего класса.

Я так и не дождался ее писем. В августе маму вызвали в Москву, и мы получили пропуск. Я уже думал, что никогда больше ничего не узнаю про Маргариту Николаевну, как вдруг встретил ее сентябрьским днем в Москве, на Арбате — прямо столкнулся с ней нос к носу.

Она была в военной форме. На ее плечах были зеленые полевые погоны с маленькой звездочкой младшего лейтенанта. На пышных черных волосах лихо сидела новенькая пилотка. Маргарита Николаевна шла неторопливо и глядела по сторонам. И очень обрадовалась мне.

—Я только сегодня утром попала в Москву, — сказала она, когда мы поздоровались. — А ночью улетаю на задание. И вот решила побродить. Просто так. В музеях я до войны была... И сейчас там все равно самого ценного нет... А города почти не знаю...

— Хотите, я буду показывать вам Москву? —спросил я.

— А ты не спешишь?

— Что вы! У меня бездна времени!

Вообще-то мне надо было спешить. Но что могли означать мои дела перед такой встречей? Человек улетает на задание, в тыл врага!..

— Ну, что ж, показывай!..

— Я только позвоню. Ладно?

— Звони.

Я позвонил из .ближайшего автомата, сказал, чтобы меня не ждали, и повел Маргариту Николаевну прямо к Москве-реке, через мост, в тылы громадного, разрисованного

в те годы нелепыми маскировочными полосами жилого дома Совнаркома.

Здесь, пройдя через низенькую подворотню, я подвел Маргариту Николаевну к вросшей в землю церквушке.

— Мальчишки говорят, что это церковь Малюты Скуратова, — сказал я . —А вот это его дом.

Рядом стоял старинный каменный дом с малюсенькими окошечками. .

— Мальчишки говорят... — повторила Маргарита Николаевна и усмехнулась. — А точно?

— Точно не знаю.

Мне стало стыдно, и я опустил глаза. Может, вообще не нужно было вести ее сюда?

— Давай посмотрим, — предложила она.

Мы обошли церковь и дом со всех сторон, и Маргарита Николаевна повозмущалась тем, что они обезображены позднейшими пристройками.

— Но вообще-то похоже, — сказала она. — Здания очень древние. Может, твои мальчишки и не врут... Вот погоди — кончится война, вернусь и установлю это точно.

Мы до темноты бродили в тот день по Москве. Я показал ей консерваторию и дворец Морозова на Спиридоновке, и тихие Патриаршие пруды, и один очень красивый дом на улице Герцена, и зеленый Миусский сквер, на котором прошло мое детство и над которым возвышались

в то время обломанные темные стены храма Александра Невского.

А когда мы устали, я позвал Маргариту Николаевну к себе — пить чай.

Мама уже вернулась с работы, и поэтому мы не только попили чай с сахарином, но и пообедали. И затем посмотрели из окна на один из первых московских салютов.

Потом Маргарита Николаевна взглянула на часы и потянулась к пилотке. Я проводил свою учительницу до трамвайной остановки. Ей нужно было ехать на трамвае «Б». Куда ехать, она не говорила. А я не спрашивал, потому что понимал: она и не может мне этого сказать.

Она крепко ¿жала мою руку, когда появился из-за угла трамвай «Б».

— Будь здоров,— сказала она. — Спасибо за то, что показал мне Москву. Я ее теперь по-другому увидела.

Она, оказывается, очень теплая... Ну, пока! Вернусь с задания — зайду к тебе.

Маргарита Николаевна говорила это, уже поднимаясь на подножку трамвая.

— А когда вы вернетесь?

— Разве я знаю? — Она улыбнулась мне сверху. — Этого никто не знает.

Трамвай тронулся. А Маргарита Николаевна все еще стояла у дверей и махала мне пилоткой.

Я много месяцев ждал, что вот однажды постучат в дверь и я увижу на лестнице свою учительницу и снова пойду показывать ей Москву. Я даже продумал весь маршрут — хотелось показать очень многое...

Но я так и не дождался ее стука в дверь.

«Может, Маргарита Николаевна забыла?— думал я. — А может, просто она вернулась с задания в другой город? Мало ли что может быть!..»

Почему-то не хотелось думать о худшем. Никак не хотелось об этом думать...

И вот только вчера вечером, двадцать лет спустя, я узнал, что Маргарита Николаевна не забыла и не попала в другой город...

Меня пригласил вчера в гости сосед, полковник в отставке.

Когда-то, в войну, он был заместителем редактора фронтовой газеты. И теперь почему-то вспомнил об этом, стал рассказывать и даже похвалился тем, что сквозь все годы и невзгоды сумел пронести и сберечь подшивку своей газеты.