Сталинградская страда. «Ни шагу назад!» - Владимир Першанин

Переправа через Дон считалась настолько важной (других мостов не было), что на третий день комбат приказал не прекращать работу даже под налетами немецкой авиации. Нас снова поддерживали истребители, но их было недостаточно. По-прежнему гибли люди, тонули или получали пробоины понтоны.

Ночью каким-то чутьем выбирали из груды искореженного металла уцелевшие понтоны, мостки, и все же к утру мост был построен. Через считаные минуты через него хлынул поток людей, техники, танки, орудийные батареи.

В апреле, уже набравшись опыта, мы построили несколько мостов на сваях через Северский Донец. Конечно, речка была меньше, чем Дон, но строили, как и в Ростове, под огнем. Без жертв не обходился ни один мост. Про ледяную воду, из которой не вылезали часами, я уже не говорю. Привыкнуть к ней невозможно, но деваться некуда. Ходили мокрые, успевая кое-как подсушить одежду во время короткого отдыха.

В июне сорок третьего года проводили первое большое разминирование. Частично у нас имелись карты-формуляры минных полей. Но бои, наступления и отходы в Ростовской области происходили так часто, что мин понатыкали и немцы, и наши огромное количество.

Вспоминаю, как рассыпавшись широким фронтом, шли через равнину, заросшую бурьяном. У нас были миноискатели, в которых то и дело слышались звуки «пи-пи-пи». Очередная мина. А сколько их осталось обезвреженными и сложенными в кучки с вывернутыми взрывателями! У нас были опытные командиры, да и среди саперов (в отличие от пехоты) имелось немало пожилых специалистов, бывших рабочих заводов, привыкших иметь дело с металлом.

Знаешь, как обезвреживали противотанковые мины? Это пять килограммов тола в плоской жестяной «тарелке». Такая штука рвет гусеницы танков и проламывает днище. А что останется от тебя, если поспешишь? Воронка да окровавленные клочья.

Если корпус проржавел, то приходилось взрывать «тарелки» на месте, но чаще, осторожно ощупав металл, начинаешь откручивать крышку, под которой расположен взрыватель, похожий на толстый медный карандаш. Это самый ответственный и опасный момент. Взрыватель извлечен, но предстоит обкопать мину со всех сторон. Нет гарантии, что под ней не установлена вторая мина. Небольшая противопехотка, которую можно принять за ком земли.

Смахнув пот, убеждаешься, что второй мины нет. Тогда уверенно поднимаешь обезвреженную «тарелку» и относишь к кучке других мин. Но не все проходит благополучно.

От сильного взрыва вздрогнула земля под ногами, черное облако поднялось к небу. Осторожно подошли к воронке глубиной около метра. Кто-то сказал, что здесь находился сапер Зубков. Другие видели момент взрыва и как разлеталось на части тело нашего товарища. Удалось собрать руки, ноги, голову, разбросанные далеко в стороны. От туловища почти ничего не осталось.

Сложили в плащ-палатку останки, смешанные с землей, и похоронили на небольшом холме. Дали троекратный залп из автоматов, постояли со снятыми пилотками. Затем Сытник отвел всех в сторону, мы сели на траву, и он подробно перечислил причины, от чего мог произойти взрыв. Слушали внимательно и молча.

— Ну, ребята, если вопросов нет, продолжим разминирование, — поднимаясь, сказал командир роты.

И мы снова двинулись через поле. Разминированием занимались несколько дней подряд.

На войне случалось всякое. В июльский день в степи, возле Саур-могилы (место, где был похоронен один из татарских вождей), рота понесла большие потери от налета собственной авиации. Двенадцать штурмовиков Ил-2 в сопровождении истребителей обрушились на нас. После двух налетов в траншеях и прямо на поле лежали убитые, расползались в разные стороны раненые.

Я глядел на самолеты, которые не реагировали на наши сигналы, хотя мы размахивали руками, пилотками, и с тоской думал, что третий налет станет для меня последним. Кроме авиабомб и ракет каждый штурмовик был вооружен двумя 23-миллиметровыми пушками и тремя пулеметами (один из них крупнокалиберный). 60 стволов на роту, не считая пушек и пулеметов истребителей. Ведь от нас ничего не останется!

К счастью, летчики, хоть и с запозданием, разглядели, что внизу свои, и переместились западнее, в сторону немецких позиций. Как мы ненавидели в тот момент безответственного командира эскадрильи, бездумно расстреливавшего своих же солдат! Куда он рвался? За орденами, званиями? Единственным объяснением этой роковой ошибки (но не оправданием!) могло служить то, что линия фронта тогда перемещалась, а немцы находились в нескольких сотнях метров от нас.

В августе и сентябре сорок третьего года мы наводили переправы и занимались разминированием. Минные поля были немецкие и, конечно, никаких карт у нас не имелось. Особенно много мин было на подступах к Таганрогу — сплошной пояс.

Противотанковые мины фрицы устанавливали вперемешку с противопехотными. В одном месте наткнулись на участок открытого минирования. Ровными рядами, в двадцати шагах друг от друга торчали полуметровые колышки. На каждом из них были прикреплены мощные мины системы ПОМЗ (противопехотные осколочные мины заграждения), соединенные между собой еле заметной проволокой — «паутинкой».

Хотя мины стояли открыто, однако участок был опасный. В условиях плохой видимости наступающая рота или батальон, задев проволоку, могли оказаться под градом даже не сотен, а тысяч осколков. Среди колышков были зарыты в земле мины в деревянных ящичках, на которые не реагировали миноискатели.

И здесь не обошлось без жертв. Возле села Самбек наш командир взвода лейтенант Надюшкин что-то обнаружил в овраге. Он объявил взводу перекур, а сам вместе с сапером спустился в овраг. Через несколько минут раздался сильный взрыв. Когда мы спускались в овраг, он был заполнен дымом. Наш молодой взводный был убит наповал, а сапер вскоре умер от потери крови. Мы так и не узнали, что там случилось. Возможно, лейтенант пытался обезвредить мину, поставленную на неизвлекаемость. Да мало ли какую хитрость могли придумать немцы!

Трагический случай произошел во время одного из последующих разминирований. Сапер Якубович, боец уже в возрасте, опытный, неосторожно наступил на небольшую противопехотную мину. Взрывом ему оторвало ступню. Он пошатнулся, сделал шаг, другой и наступил на вторую мину. Все же он попытался выбраться из опасного места, но упал и ладонями «накрыл» еще две мины.

Оторвало часть пальцев, повредило кисти рук. Человек истекал кровью. Несмотря на то что участок был нашпигован минами, мы сумели быстро вынести Якубовича и наложить жгуты. О себе в этот момент никто не думал, мы спасали товарища. Я не знаю дальнейшую судьбу Якубовича. Он был семейный, имел несколько детей. Хочется верить, что он выжил, хотя и стал инвалидом.