Фараон Эхнатон - Георгий Гулиа

Его величество стоял напротив. Совсем близко и глядел пытливо. Длинное, тонкое лицо его насторожилось. Губы сжались. Рука обхватила руку. Там. За спиною.

Так стоял его величество: чуть подавшись вперед и по-военному приставив ногу к ноге.

— Ты ждешь моего совета? — тихо проговорил Семнех-ке-рэ.

— Разумеется.

Вот его величество сейчас в точности таков, каким изобразил его ваятель Ахтой: чуть насмешливый, настороженный, умный.

— Я согласен с тобою, твое величество.

— Как это понимать?

Было ясно, что фараон ожидал более обстоятельного ответа. Не односложного — «да», «нет», но пространного для различных мыслей, могущих породить новые — и мысли, и вопросы…

— Жалок тот, кто не умеет смотреть вперед…

— Хорошо сказано, Семнех-ке-рэ!

— …кто вовремя не вытащит меча из ножен…

— Прекрасно!

— …кто не опережает события, а плетется за ними, подобно кошачьему хвосту за кошкой.

— Тоже замечательно! Фараон пока что доволен…

— Поэтому, твое величество… — Семнех-ке-рэ глубоко вздохнул, словно намеревался нырнуть в воды Хапи. — Поэтому я полагаю, что твое решение взять себе соправителя вполне разумно. Все мы — слуги и дети Атона. Он призовет — и мы уходим на поля Иалу. Кто знает, когда это случится? Может, в постели, может, в дороге. Может, за трапезой.

— Да, да, да…

Фараон сорвался с места и вдруг заметался по комнате. Глядя себе под ноги, точно пол был весь в ямках. И лишь временами бросал взгляды на стены и роспись на стенах

— Я сказал, твое величество: ты хорошо решил. Вовремя решил. Так надо во имя твоего великого дома… Но какого мнения держится ее величество?

— Не знаю! — бросил фараон.

Семнех-ке-рэ на миг онемел.

— Не спрашивал, — отрезал фараон.

…«Не знаю»… «Не спрашивал»… Как это понимать? Разве голос ее стал глуше? Или хуже? Разве не она стояла рядом с его величеством во все тяжелые дни? Не она ли была опорой его мысли? А теперь — «не знаю, не спрашивал…».

Фараон подозрительно посмотрел на брата. Чисто и спокойно чело молодого — двадцатитрехлетнего — Семнех-ке-рэ. Само Благородсгво позавидовало бы ему в благородстве. Женщины мечтали о такой мягкой и гладкой коже на лице. Глаза его источали нежность и ум, так необходимые человеку — особенно правителю большого государства. Кто сказал, что жестокость — попутчик царей? Почему жестокость? Отчего жестокость? И кого и от чего предохранила она и в этой и в той жизни? Чью память уберегла от забвения? Ничью!..

Фараон знает, на ком остановить свой выбор. Он говорит:

— Ты будешь моим соправителем. Ты!

Семнех-ке-рэ совсем не удивлен. Он знал, что это справедливо. Что так оно и должно быть. Он только спрашивает ради приличия:

— Достоин ли?

— Да.

— Твое величество, хорошо ли это обдумал?

— Да.

— Смогу ли послужить должным образом?

— Не знаю. Мы будем вместе. Как два близнеца. Я обещаю тебе все: силу, мужество, мудрость. На что только способен. Ибо и я иссякаю. Слишком больно вот здесь… в печени… В сердце… И здесь… в голове…

— Смогу ли, твое величество?

«…Этот будет служителем Атона. Непреклонным. Пойдет моей прямой дорогой».

Решение его величества казалось окончательным. Твердым. Бесповоротным Как и все, что решал прежде. Его величество сказал:

— Нам с тобой надо обсудить важное дело. Снова приходил ко мне Хоремхеб и требовал войны…

Семнех-ке-рэ по-детски нахмурился. Совсем как маленький, которому дали не того молока. На лбу появились складки На щеках — складки. Глаза сощурились.

— Требовал войны? — спросил он. — С кем? Когда?

— Со всеми! Лезут на какие-то пограничные деревни хетты — войну им! Эфиопы обидели нашего князя — войну им! В Ливии схватили нашего купца — войну им! Азиатские князьки не уплатили дани в назначенный срок — войну им! Этому чудовищу мерещится только война. Он спит и видит — войну. Ему безразлично, с кем воевать. Лишь бы воевать. Гнать рекрутов в Азию. Везти им пищу и вино. Убивать и чужих и своих. Он забывает, что боевые колесницы имеются и у хеттов. Он забывает, что копья и мечи куют не только в Кеми, что в воздух летят не только наши стрелы.

Фараон присел на скамью. А против себя усадил Семнех-ке-рэ. Прямо перед собой. На расстоянии руки. И продолжал, как бы разговаривая с самим собой:

— Конечно, ввязаться в войну не мудрено. Сказал Хоремхебу два слова — и на тебе, война! Повода даже не требуется. Он есть! Его сколько угодно! Можно придраться к кому угодно и начать войну где угодно: в Ливии — так в Ливии, в Азии — так в Азии! Можно воевать с Ниневией, с Нижним Ретену, с шумерами, которые при последнем издыхании. Да что толку?! Ты будешь воевать в песках, глотать пыль, лизать камни от жажды, а тайные и явные служители Амона подымут голову. У тебя в тылу…

— Почему же подымут?

— Очень просто! Когда человек ослабевает, на него кидается любая вошь. Как ни говори, война — это слабость. И победа — слабость. Особенно — победа! Запомни это! Кеми не нуждается в победах на полях сражений. Мы же не собираемся, подобно гиксам, переселяться из одной местности в другую. Ведь не собираемся?

— Нет, — сказал Семнех-ке-рэ.

— Кому бы хотелось оставить Кеми, берега Хапи и поселиться в грязной Азии?! Когда идут дыни из Азии в Кеми — это хорошо. Но жить в Азии?! Когда гиксы ввалились в нашу страну — это понятно: они рвались к богатству. А мы даже своих мертвых не оставляем в чужой стране. Ведь не оставляем?

— Нет, — подтвердил его высочество.

— Значит, воевать нам не из-за чего. Мне все время тычут в нос имя Тутмоса Третьего. Вот, говорят, воевал! Вот, говорят, до Нижнего Ретену дошел! Вот, говорят, герой доподлинный! Может быть, это так. Когда-то Кеми нужны были войны. А сейчас? Нужны ли сейчас?

— Нет! — Семнех-ке-рэ даже слова «война» пугался.

Его величеству не понравился его категорический ответ. Бывают случаи, когда без войны не обойтись. Слишком большая внешняя угроза, например. Тут без войны не обойдешься! Но и в этом случае следует точно определить: существует ли такая угроза или придумывают ее военные? Конечно, азиатов надо держать в узде. С этим никто не спорит. Да и спорить глупо. Это понятно и младенцу в колыбели…

— Когда я пытаюсь смотреть вперед, — его величество сделал вид, что рассматривает какой-то отдаленный предмет (он даже ладонь приставил козырьком ко лбу), — когда я смотрю далеко вперед, то вижу величие Кеми не в войнах. Человек не может драться всю жизнь…

— Не может, — повторил Семнех-ке-рэ.

— Ему нужна и передышка…

— Нужна.

— Он рожден не для того, чтобы драться всю жизнь.

— Верно!

— А для того, чтобы жить. Наслаждаться. Молиться его величеству Атону. Слагать гимны. Работать на полях. Кормить семью и детей.

— Зто так. Это так.

— Что осталось от Хуфу?

— Пирамида величайшая.

— А где тело Хуфу?

— Давно сгнило!

— Пирамиду сложили не воины. Не люди вроде Хоремхеба! А люди с отвесами и молотками в руках. Так почему же мы должны отдавать предпочтение войне?!

— Не должны.

— Я и говорю!.. А что этот Хоремхеб?

Семнех-ке-рэ подумал немного, по-детски напряг лоб и сказал:

— Может, прогнать Хоремхеба подальше?

— Почему?

— Он — негодяй!

Его величество вдруг расхохотался. Он встал. Хохоча, прошелся до угла. Вернулся назад.

— Нет, так нельзя, — сказал он обескураженному Семнех-ке-рэ. — Во дворце нужны разные люди. Даже негодяи.

— Зачем?

— Негодяи?

— Да.

— На всякий случай…

Семнех-ке-рэ сидел почтительно — ровно, сложив руки на коленях. Что же это получается? Терпеть негодяев, чтобы пользоваться их услугами? Это же противно совести. Да, тяжела участь фараона, если он принужден терпеть негодяя у себя под боком.

Эхнатон продолжал:

— Со временем ты узнаешь многое. Тронный зал таит много секретов. Когда ты облачишься в одежды и наденешь на голову бело-красную корону — смиришься и с тем, что не допускаешь сейчас к своему сердцу. Все тогда поймешь! Ты будешь смотреть в глаза приближенных совсем иначе. Они будут искать в зрачках твоих сокровенный смысл. Но и ты будешь стараться прочесть тайные письмена, которые в сердцах. За это я ручаюсь! И вот тогда ты поймешь, что непременно нужны и негодяи. Рядом с честными…

— Не понимаю, — упрямо сказал Семнех-ке-рэ.

— Может, не понимаешь и не поймешь никогда, но держать возле себя негодяя будешь. Ты сам увидишь, что без этого трудно. Почти невозможно.

— Это ужасно! — И Семнех-ке-рэ содрогнулся. Ему стало не по себе.

«…Милый, милый мальчик! Лучше такой на троне, нежели отпетый негодяй. Ни один негодяй не приносил пользы стране. Может ли негодяй сотворить полезное только потому, что воссел на трон? Нет, такого не бывает! Вся история Кеми свидетельствует об этом… Выбор мой верен! Мне нужен богобоязненный человек — служитель Атона беспрекословный Только такой поведет Кеми к процветанию. Только такой сулит надежды. Только такой угоден Великому Диску!..»