Хлеба и зрелищ - Уильям Вудворд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же было дальше? – спросил Мередит Купер.
– Я ушел… обескураженный. С тех пор я не пытался сделаться прихожанином какой-нибудь церкви…. Да, пожалуй, меня бы никуда не приняли.
Инцидент с доктором Марлоу не остался без последствий, хотя Майкл не упомянул о них в разговорe с Мередитом Купером… Доктор Марлоу оповестил о визите Майкла своих друзей, а те рассказали своим друзьям. Добиваясь драматического эффекта, рассказчики приукрашивали инцидент кое-какими дополнениями. Вот каким образом Майкл Уэбб прослыл ненавистником Америки, Англии, Франции и… почитателем Германии и немцев.
3
Гюс положил на стол новые колоды карт, поставил ящик с фишками и вышел посмотреть, как снаряжается в путь м-р Придделль. Предстоящая поездка привлекла внимание почти всех обитателей гостиницы, и они столпились в дверях и на веранде.
М-р Придделль повязал вокруг шеи шелковый платок, надел огромную ковбойскую шляпу и вскочил в седло. Моросил холодный дождь. М-р Придделль сидел, выпрямившись, в левой руке держал поводья, правой опирался о бедро. Молча смотрел он в туманную даль, туда, где на востоке вырисовывалась цепь холмов. Зрелище было внушительное.
– Как! Неужели вы поедете, м-р Придделль? Ведь дождь идет! – крикнул кто-то из стоявших на веранде.
– Конечно, поеду. Дождь мне не повредит. Ведь я не сахарный!
– Суровый, закаленный человек, – сказал один из зрителей, но сказал так тихо, что поклонник Рузвельта его не слышал.
– Кто-то вошел в ворота! – воскликнул м-р Придделль, поднимая затянутую в перчатку руку. К дому приближался молодой человек, с головой закутавшийся в рваное непромокаемое солдатское одеяло.
– Это Рэнни Кипп! – объявил Гюс.
Со всех сторон раздались приветствия и крики. Кричали исключительно мужчины.
– Молодчина, Рэнни! – воскликнул тощий молчаливый субъект, которого обитатели дома прозвали «Джином» [Gin – можжевеловая водка]. Казалось, мрачное его настроение рассеялось, и он замахал рукой. – Кипп заботится о своих клиентах, ему все равно-дождь ли идет, солнце ли светит. И сейчас он нам несет свое лекарство. В такой день оно придется очень кстати!
– Нет, ничего он не несет! – объявил толстяк-хозяин. Просто пришел провести с нами денек. «Джин» умолк и насторожился.
– Кто это такой? – осведомился м-р Придделль, наклоняясь к Гюсу.
– Один из соседей, прохрипел Гюс. – Молодой ученый.
– Очевидно, он пользуется популярностью, – заметил м-р Придделль, когда м-р Кипп остановился на веранде, пожимая руки столпившимся вокруг него гостям.
– Совершенно верно, согласился Гюс. – Он ее заслужил.
4
Рэндольф Кипп действительно был популярным молодым человеком и вдобавок незаурядным. Он отличался оригинальным умом и был наделен пылким сердцем. Обычно люди оригинальные не могут похвастаться пылкостью, а люди пылкие и жизнерадостные редко отмечены оригинальностью. Таково правило. Но этот молодой человек был исключением. Он жил в хижине, или бунгало, на расстоянии мили от гостиницы. В доме у него была прекрасно оборудованная химическая лаборатория, а также… аппарат для выгонки спирта. Его положение несколько напоминало положение молодого студента, который должен учиться и в то же время зарабатывать себе на жизнь.
Все знали, что м-р Кипп пытается изобрести состав, заменяющий газолин, а источником его доходов является выгонка спирта. Разумеется, все местные жители сочувствовали его похвальным стремлениям.
В «Газете», издававшейся в Старом Хэмпдене, часто упоминали о Рэндольфе Киппе и его научных изысканиях. Иногда в нью-йоркских газетах помещались посвященные ему статьи, но пресса упорно обходила молчанием заслуги его как прекрасного бутлегера. Впрочем, в «Газете» появилась однажды передовая статья, в которой можно было прочесть: «Мы, жители Старого Хэмпдена, можем себя поздравить с тем, что среди нас живет этот талантливый молодой человек. Наша обязанность – оказывать ему поддержку и по мере сил способствовать его плодотворной деятельности».
В это дождливое утро молодой ученый проснулся, обозрел свое жилище и обратил внимание на струйки воды, просачивающейся сквозь потолок. На полу стояли лужи. Ученый снисходительно на них посмотрел.
– Проклятая крыша опять протекает, – сказал он вслух.
Как бы ни был человек весел и беззаботен, но упорно протекающая крыша всякого может вывести из терпения.
М-р Кипп изобрел прекрасный метод борьбы с неприятностями: он спешил подальше от них уйти. Пусть неприятности остаются неприятностями, – ему нет дела до них.
Итак, он решил провести день в гостинице «Горное Эхо» и, заперев дверь на ключ, зашагал по дороге. Зонта у него не было; он надел обтрепанное непромокаемое пальто, а вместо шали на голову набросил старое солдатское одеяло. Лужи он старался обходить, но иногда шлепал прямо по воде. Он шел и пел во все горло-распевал песню, слова которой знал плохо.
О дочь Венеции!
Жемчужина морей!
Гм… Гм… Люблю тебя!
– Черт возьми! А как дальше?
О дочь Венеции!
Жемчужина морей!
Клянусь звездой
Тебя не разлюбить…
– пропел он; потом умолк и призадумался.
Мы по морю плывем
По морю мы плывем,
Твоим всю жизнь я
Останусь гондольером…
Словам песни он не придавал особого значения. Среди его знакомых не было ни дочерей Венеции, ни жемчужин морей. Пел он просто потому, что на душе у него было радостно и он вспоминал о многочисленных своих любовных похождениях.
Пока Рэнни Кипп стоял на веранде и отряхивался, м-р Придделль направил своего коня к воротам и, под любопытными взглядами зевак, выехал на дорогу. Не обращая внимания на дождь и грязь, он пустил лошадь галопом.
Глава седьмая
1
Сидя в своем кабинете, находившемся в амбаре, беллетрист Эрнест Торбэй только что приступил к работе. В одном конце огромного деревянного строения Гюс Бюфорд устроил спальню и кабинет, а между ними – ванну. Чтобы попасть в апартаменты Торбэя, нужно было пройти через амбар и отыскать некрашеную дверь, которая почти сливалась с темной шероховатой стеной.
Комнаты м-ра Торбэя были оклеены зелено-золотыми обоями. Портьеры были оранжевые, бархатные, пол покрыт коврами, стены завешаны гравюрами и оригинальными эскизами, которые остались здесь от прежних жильцов-художников.
Мисс Джин Кольридж-секретарь м-ра Торбэя, а также его поклонница, рабыня и chère amie-принесла завтрак и ему, и себе. Раскрыв зонт, она под проливным дождем пробежала от дома до амбара. Комнату она занимала в главном корпусе. Ее отношения к м-ру Торбэю почти ни для кого не были тайной, а людей ненаблюдательных просветили те, что умеют разбираться в такого рода вещах.
Хотя мисс Кольридж, уважая представление м-ра Бюфорда о респектабельности, жила в главном корпусе, но большую часть дня проводила в комнатах м-ра Торбэя, исполняя многочисленные свои обязанности. Утром она приносила ему завтрак, и они вместе закусывали. И с утра до полуночи она состояла при его особе. Отсылал он ее лишь для того, чтобы принять у себя м-с Придделль, отправиться с м-с Придделль на прогулку или просмотреть и раскритиковать писания м-с Придделль… ибо эта леди также подвизалась на литературном поприще.
Отношения мисс Кольридж к м-ру Торбэю для всех были ясны, но отношения к нему м-с Придделль оставались под сомнением. Обитатели гостиницы достоверных сведений не имели, но с готовностью предполагали худшее. Подозревали все, кроме м-ра Придделля, но с ним никто этого вопроса не обсуждал. Он выражал свое удовольствие по поводу того, что жена его интересуется литературой. Пришпоривая м-ра Торбэя и взяв его, так сказать, под свое крылышко, она как бы оказывала покровительство американской литературе. Что же касается мисс Кольридж, то, по мнению м-ра Придделля, все эти скандальные толки ни на чем не основаны. Часто беседовал он с мисс Кольридж и имел возможность убедиться в том, что она женщина рассудительная и скромная.
Он не раз замечал, что многие обитательница гостиницы увлекаются флиртом, разумеется, самым невинным, но никогда не видел, чтобы мисс Кольрадж Флиртовала. Казалось, она была всецело поглощена своей работой. Он не скрывал, что
