Хлеба и зрелищ - Уильям Вудворд

ошибке вылепил не американца, а кого-то другого, ибо американский ум ни в какой мере не отражает того, что когда-либо писал или говорил Эмерсон.

Это развенчивание книг имеет свою хорошую сторону, но иногда приходится делать исключения… Вот, например, Библия… Как насчет Библии? Размышляя о Библии, Майкл допускал, что его теория имеет свои слабые стороны. Несомненно, некоторые книги оказывают влияние на человечество. На Майкла Библия произвела сильное впечатление. Самые интересные места он несколько раз перечитывал и знал наизусть целые главы.

– Вы ведь знаток Библии. Каким образом удалось вам так основательно ее изучить? – спросил его однажды Мередит Купер.

– Очень просто. Я читал ее и размышлял, – ответил Майкл.

– Но вы не состоите прихожанином какой-нибудь церкви? – продолжал Мередит. – Не так ли? Вы никогда не ходите в церковь, вот я и решил…

Майкл напустил на себя глубокомысленно-серьезный вид.

– Да, к несчастью, не состою, – сказал он. – Однажды я чуть было не записался в прихожане… во всяком случае сделал такую попытку… но намерение мое было превратно истолковано… Хотите послушать, как это случилось?

Молодой профессор изъявил согласие.

– Дело было так: начитавшись Библии, я пришел к тому заключению, что все христиане должны быть социалистами, ибо социализм есть христианство, переведенное на язык экономики. – Правильно, – согласился Мередит Купер.

– Вот, вот, – продолжал Майкл, – а так как я уже был социалистом, то решил, что не мешает мне сделаться и христианином. Я и отправился к доктору Марлоу…

– Священник церкви в Брайан-сквере в Нью-Йорке?

– Он самый. Священник одной из богатейших церквей Нью-Йорка. Как вам известно, я верю в целесообразность вести дела с людьми, имеющими вес. Итак, я отправился прямо к нему на квартиру.

«Меня ввели в кабинет доктора Марлоу, и я увидел достойного священника, сидевшего перед камином и читающего журнал. Доктор Марлоу – крупный мужчина, довольно красивый и любезный. Встретил он меня приветливо.

«Итак, вы бы хотели сделаться прихожанином нашей церкви? – сказал он, когда я сообщил ему о цели своего визита.

«Затем он изъявил свою радость по поводу моего посещения, приветствовал меня и так далее. Словом, был очень вежлив.

– Ведь вы-христианин, не правда ли? – сказал он, помолчав. – В Библию, конечно, верите? «Эти вопросы он задал небрежно, словно считал их совершенно излишними, раз я изъявил желание стать прихожанином.

– Да, доктор, в Библию я верю, – сказал я, но один пункт вызывает у меня сомнения, и я уверен, что вы можете меня просветить.

«Вид у него был внушительный и самоуверенный; взглянув на него, я почувствовал, что он без труда сумеет разъяснить любой пункт.

– Я имею в виду десять заповедей, – сказал я.

– А, десять заповедей! – повторил доктор Марлоу и, молитвенно сложив руки, закивал головой.

«Я ему сказал, что, насколько мне известно, десять заповедей написаны богом, и спросил, так ли это. В ответ на мой вопрос он заявил, что десять заповедей бог вручил Моисею на горе Синай.

– Значит они весьма авторитетны, не правда ли? – спросил я.

– О, да! – ответил доктор Марлоу, – Они даны нам богом. Они исходят не от людей, но от самого бога.

– Одна из заповедей, – сказал я, гласит: «Не убий…. А мне кажется, что многих людей следовало бы убить, и я сам охотно взялся бы за это дело.

«Эти простые слова явно шокировали доктора Марлоу. Он даже привстал со стула.

– Ну, знаете ли, м-р Уэбб, – воскликнул он, – я поражен! Неужели вы хотите сказать, что вас влечет к убийству?

«Я ему сообщил, что не стал бы называть это убийством. Убить еще не значит совершить убийство.

– Это одно и то же, торжественно заявил он. – Дорогой сэр, я не могу принять вас в число прихожан этой церкви, раз вы не верите в десять заповедей. Вы – не христианин, если помышляете об убийстве.

«Я понял, что нужно объясниться до конца. Я не предполагал, что из-за такого пустяка возникнет разногласие.

– Послушайте, м-р Марлоу, – начал я, – странно, что мы с вами расходимся по этому вопросу… Я сам слышал, как вы советовали людям убивать других людей, вот я и решил, что мы сговоримся. «Он вскипел.

– Прошу прощения, но этого вы не могли слышать!

«Но я действительно слышал и поспешил ему напомнить. Я зашел в церковь и слышал его проповедь. Было это в 1917 году, когда солдат отправляли во Францию. Он говорил солдатам, что германская нация должна быть уничтожена, советовал каждому солдату убить побольше немцев. Вот о чем я ему напомнил.

– Но ведь то была война, м-р Уэбб! – пояснил он. – Война нимало не похожа на убийство!

– Да, но какая же в сущности разница? – поинтересовался я. – Когда бог вручил Моисею скрижали с заповедями, он ни слова не сказал о войне. Бог приказал только: «Не убий». Вот что приводит меня в недоумение… Заповедь чертовски ясна! А ведь бог должен был предвидеть мировую войну, должен был знать о ней даже во времена Моисея. Ему бы ничего не стоило сказать: «не убий… но убивать немцев я тебе не запрещаю».

«Доктор Марлоу снова стал улыбаться, а была минута, когда он едва не потерял самообладание.

– Слушайте, м-р Уэбб, – заговорил он, – наш мир далек от совершенства. Мы с вами как люди культурные, прекрасно это знаем. Война – великое зло. Зло даже в том случае, если ее ведут во имя справедливости. Но можем ли мы что-либо изменить? К убийству я отношусь так же отрицательно, как относится любой человек… как относитесь вы…

– Позвольте, – перебил я, – вы меня не поняли. Я стою за убийство, если убивают тех, кого я не люблю. Основываясь на том, что вы говорили во время войны, я думал-вы со мной согласитесь. «Он не обратил внимания на мои слова и продолжал:

– К несчастью, наш мир несовершенен. В противном случае не было бы ни войны, ни убийств. Но войны бывают, и люди должны стоять за ту или другую из воюющих сторон. И христиане должны делать выбор, иначе от христианства останется лишь сантиментальная теория. Цивилизация вынуждена защищать себя, м-р Уэбб. Да… и христианство, которому угрожают варвары, вынуждено вести борьбу за существование.

«Я вспомнил, как во время войны он называл немцев варварами… кровожадными гуннами.

– Идеалы демократии подвергались опасности, – продолжал он. – Мы вынуждены были вмешаться в войну, чтобы защищать демократию.

«Наконец и мне удалось вставить словечко.

– Да, сэр, я это знаю, – сказал я. – Мы вмешались в войну, дабы отразить опасность, угрожавшую демократии. Но вот что меня смущает. Бог даже не заикнулся о том, чтобы мы спасали демократию. Бог сказал: «Не убий». Мне лично кажется, что бог сделал промах, высказавшись столь безапелляционно. Я думаю, что не мешает устраивать изредка хорошую резню.

«Вид у него был раздосадованный, и он выпрямился на своем стуле. Но что мне было делать, Мередит? Не мог же я лицемерить! Итак, я продолжаю:

– Мне кажется, доктор Марлоу, церковь вполне права, допуская убийство… и считая его даже похвальным, если цель его-защита демократии… Но знаете ли, у нас, в Соединенных Штатах, есть люди, которые, несомненно, вредят идеалам демократии. Многих они засадили в тюрьму за то, что те высказывали свое мнение, хотя конституция гарантирует всем американцам свободу слова. Мало того… они мошенническим путем урвали для себя то, что принадлежало нации. Благодаря хитроумным трюкам адвокатов, они обвели вокруг пальца закон, заставив его служить их целям. Как же отнесется к этому церковь, Будет ли хвалить или порицать?..

– Замолчите! – воскликнул он. – Я не могу сидеть здесь и слушать, как вы в доме божием издеваетесь над заповедями.

«Уверяю вас, он был взбешен. Я попросил его не сердиться. Несомненно, он успокоится, если я ему докажу, что мы с ним смотрим на это дело в сущности одинаково. И я стал доказывать. – Я слышал, – начал я, как вы говорили в доме божием, что немцев следует убивать, и посылали солдат на убийство. Вы это говорили перед тысячной толпой, а я говорю только одному человеку-вам.

Он встал и ледяным тоном заявил, что считает бессмысленным продолжать разговор. Мое умонастроение препятствует мне стать прихожанином его церкви, и никакой пользы церкви я