Гоп-стоп, битте! - Георгий Хлусевич

Он подошел и не больно взял за ухо мнимого нарушителя. Что началось! Тихие, дисциплинированные немцы гневным кольцом окружили толстого железнодорожника, вызвали полицейского и не успокоились до тех пор, пока на служащего вокзала не был составлен протокол.

Михаэль отметил тогда еще одну интересную, с точки зрения россиян, деталь. Было совершенно очевидно, что сотрудник железнодорожной полиции и служащий вокзала хорошо знакомы. В процессе составления протокола они обменивались улыбками, как и положено старым знакомым, и тем не менее служащий с дефектом мизинца на правой руке больше не вышел на работу.

Нет — он уже привык вставлять в речь это русское отрицание, замечательное тем, что, отрицая, оно только усиливало утверждение, — нет, нужно было непременно затеять драку в троллейбусе, накостылять сволочам, попасть в милицию и на этом закончить, — он забыл, как это по-русски и сформулировал по-немецки, — и на этом закончить das Abenteuer — приключение, похождение, авантюру.

Санитара Хидякина убил? А пусть не льет аршлох мочу в постель. Да и какой с него спрос, с беспамятного? А какое странное выражение губ у кондукторши! И дело не в морковном цвете ее помады. Такие губы, даже улыбаясь, сохраняют скорбное, если не страдальческое выражение. В этом есть какая-то незащищенность и несомненная женская привлекательность. Разумеется, есть. Она — Гуинплен[24] наоборот, но при этом трогательна и мила. Хочется погладить по нежной щеке и поцеловать светло-русый пробор… Если он не будет тратить деньги на гостиницу и питаться где-нибудь в мензе[25], ему хватит денег недели на три. А ночевать где? Как мерзнет на морозе лицо! Пора уходить с берега, тут страшный ветер, а куда? Как мало снега для Сибири и как много солнца для зимы! В его краях в это время пасмурно и сыро.

Он перешел крутой мост через Омку (ветер буквально сбивал с ног), постоял у гостиницы «Октябрь», мечтая, как о несбыточном, о горячем душе и теплой постели. Зайти внутрь не решился и направился — как это по-русски?.. — куда глаза глядят.

Зашел в магазин, купил зубную щетку и пасту, посидел в вестибюле медицинского института, наблюдая за студентами и еще раз убеждаясь: на каждую сотню женских особей количество красавиц превышало все предельно допустимые и воображаемые нормы.

Старушка, выполнявшая функции швейцара, относилась к своим обязанностям спустя рукава; точнее, она уютно сидела на шатком стульчике, довязывала рукав свитера (возможно, для внука) и не обращала ни малейшего внимания на сновавших вокруг студентов.

Михаэль забыл сходить в ресторанный туалет — проклятая зубная щетка!

Стыд какой! В Германии последний бомж и тот не носит зубную щетку в кармане. Надо будет присмотреть дешевенький портфельчик.

Он сдал пальто, заранее обернув носовым платком щетинку новой зубной щетки — в целях гигиены и чтоб не выпала, сходил в туалет, разведал местоположение дешевой студенческой столовой, и теперь оставалось только найди место для ночлега.

Поднялся на второй этаж. Присел в коридоре на длинную скамью у стены. Взял бесхозную медицинскую газету — ее оставил сидевший рядом студент. Сделал вид, будто внимательно читает, а сам думал, прикидывал, перебирал варианты, но ничего, абсолютно ничего путного в голову не приходило.

Постреливали глазками студентки на интересного новенького в молодой густой щетине и в модном свитере. Он мог бы свободно познакомиться с любой из них, но не заговорил ни с одной. А надо было заговорить, непременно надо было заговорить, рассказать свою историю как на духу, и нашлась, обязательно нашлась бы сердобольная, принявшая участие в его судьбе.

Не заговорил. Грязные ногти не позволили. Еще в ресторане заметил темные ободки на ногтях, как у обманувшего его сапожника Резо, и теперь он думал о том, что, кроме портфеля, необходимо обзавестись станком для бритья и ножницами.

Ощущение грязи телесной, дискомфорт душевный, безвыходность ситуации спровоцировали испугавшее его желание выпить. Он его решительно отмел, как и вновь появившуюся мысль о визите на квартиру убиенного криминального авторитета. Зря отмел. Но не мог же он знать, что селезенка Желтого Санитара цела, что гнусный симулянт Хидякин жив и здоров, не считая трещины девятого ребра, что князь Мышкин через четыре дня будет уже на свободе и разобьет телефон жены убиенного приятеля, пытаясь выяснить, куда пропал Михаэль.

Неспешно крутились мысли в разморенной теплом голове.

Он не пошел по нужному адресу, потому что хозяина квартиры убили? А теперь жена в трауре, поэтому он считает неприличным в такой драматический момент являться к ней со своими проблемами. А не он ли читал у Шолохова — «Тихий дон» был в обязательной программе на факультете славистики, — каким образом облегчил сотник Евгений Листницкий страдания безутешной Аксиньи. А ведь она дочь потеряла, а не мужа-уголовника… А Дона Анна? Долго ли хранила верность Дону Альвару? «Вдова должна и гробу быть верна!» И сколько времени понадобилось Дону Гуану — убийце ее мужа, — чтобы уговорить ее на свидание? Немного. И не явись вовремя командор — быть бы ему посмертно с рогами. «Маленькие трагедии» Пушкина он тоже проходил. Нужно было обязательно спросить у официантки, когда убили их клиента. Если недавно, визит к вдове исключается, а если давно? А если и давно, все равно она не поможет ему с паспортом.

Так он решил и направился к выходу.

Все могло бы быть иначе, посети он квартиру по указанному князем Мышкиным адресу, но он пошел своим путем.

Михаэль решил скоротать ночь в зале ожидания железнодорожного вокзала.

Было прохладно, может быть, поэтому вонь из туалета ощущалась особенно остро. Свободных мест не оказалось. Он простоял пару часов, опершись спиной о стену.

Динамик барахлил, и казалось, что диктор нуждается в услугах логопеда. Диктор заикался, шепелявил, проглатывал слова и произносил номера поездов столь неразборчиво, что многие пассажиры поворачивали головы к источнику звука, прикладывали к уху ладонь, и их лица становились тревожны, как и у всех внимательно прислушивающихся существ.

Поезда приходили и направлялись дальше, но ни один пассажир не прошел на посадку и не освободил ему места.

Два сотрудника железнодорожной милиции прошли мимо него несколько раз.

Михаэлю показалось, что на нем задержали взгляд и что, отойдя в сторону, они говорят о нем. Ну конечно, о нем. Вот один смотрит прямо на него и направляется к нему. Сейчас у него спросят документы и…

Нужно придумать алиби. Он сам никуда не едет. Зачем ему документы?[26] Он встречает жену. Нужно только точно знать, какой поезд приходит поздно ночью, а еще лучше — узнать название поезда, приходящего под утро.

Прошел в соседний зал и стал внимательнейшим образом читать расписание поездов.

Сотрудник милиции пошел за ним. Михаэль чувствовал, что он стоит за спиной, но не оглядывался. Опытный жандарм может по глазам заподозрить неладное.

Постоял, для большей убедительности шевеля губами, как это делают многие при внимательном чтении, поднял руку и как бы зафиксировал пальцем нужный рейс, скосил глаза и увидел, что милиционер проверяет документы у пассажира восточной внешности.

Пошел к выходу нарочито медленным шагом, борясь с желанием сорваться на бег.

Постоял на заснеженных ступеньках вокзала. Продрог. Увидел синий из-за обледенения стекол свет в окнах подходящего троллейбуса и побежал к остановке.

Уселся на заднее сиденье. Покрасневшими от холода пальцами посчитал на ладони мелочь. Доброжелательный сосед с приятной услужливостью протянул руку за деньгами. Прошел вперед и возвратился с билетами.

Благодарная улыбка с одновременным кивком за оказанную любезность.

Свернул билет в тугую трубочку, задумавшись, прикусил и обслюнявил кончик, спохватился, испугался, что таким образом может нечаянно стереться номер, потом успокоился (а кто его будет ночью проверять?), зажал билетик между большим и указательным пальцами, сунул руки в карманы, уселся поудобнее и смежил веки.

Что делать? Можно скоротать время, прокатившись по кольцу, а что потом? Интересно, как развиваются события в доме скорби? Его побег, по всей вероятности, должен дать возможность князю Мышкину и доктору Савушкину свалить всю вину на него. Это логично и совсем не подло по отношению к нему. Он поступил бы так же? Или нет? Пожалуй, он не смог бы полностью отрицать свое участие в избиении Желтого Санитара. Не смог бы, хоть это и глупо. Да его, аршлоха, убить мало. В этом месте мысли переместились в область лингвистическую, и Михаэль продолжил привычный уже сравнительный анализ немецких и русских бранных слов и выражений.

Немецкий мат направлен на органы выделения. Русский — на те же органы, но с переносом акцента на функцию размножения. В немецком языке нет аналога русскому шедевру из трех букв, а есть безобидно цензурный Schwanz — хвост. Но вот для женских гениталий придумано оскорбительно-уничижительное, как русское «фу» или европейское «пфуй», слово Fotze.