Крик безмолвия (записки генерала) - Григорий Василенко

13

Расцвет деятельности неугомонного Сергея Федоровича Медунова, его звездный час, пришелся на годы после посещения Л. Брежневым Новороссийска. Именно в эти годы он выдвинул многие идеи и ревностно их отстаивал. Достаточно назвать такие шумные компании, как борьба с курением на Кубани, проведение чрезвычайного съезда по уничтожению сорняков, сражение за миллион тонн кубанского риса, введение равенства посевных и уборочных площадей, контрольных обмолотов и другие.

Все эти начинания были известны не только на Кубани. О них докладывалось в ЦК, они обсуждались на пленумах и партактивах, поддержавших эти мероприятия. Во всяком случае, открыто их не критиковали, не отвергали, хотя они были и не бесспорны. В курилках стоял дым коромыслом, острословы сочиняли про них анектоды, приезжие не подчинялись запрету на курение, гонялись за сигаретами «Марлборо», которые привозили моряки загранплава- ния. Все охотились за импортными товарами с наклейками или ярлыками иностранных фирм. Эта погоня отвлекала людей от осуществления выдвинутых идей. Взоры многих устремлялись туда, где сверкала разноцветными огнями реклама, на забитые товарами витрины и магазины, где свободно продавались автомашины, холодильники, телевизоры и новинка — видеомагнитофоны.

Идеологическое обеспечение борьбы с курением и уничтожения сорняков, даже амброзии, в виде наглядной агитации и рекомендаций идеологов в блокноте агитатора проводить беседы в обеденный перерыв, не срабатывало. Сами идеологи сидели в кабинетах, сочиняли глобальные доклады о международном положении, но не могли объяснить, что происходит на внутреннем рынке.

Даже наведывавшийся в край всезнающий помощник Генсека охотнее делился о делах внешних, чем о нехватке и низком качестве ширпотреба, да и сам появлялся во

всем импортном. Может быть, поэтому он не внушал доверия и многие задавались вопросом — что за помощник? Он как бы курировал Кубань и был полновластным хозяином в портовом Новороссийске, где избирался депутатом Верховного Совета СССР. Во время его приездов Сергей Федорович выделял ему в провожатые второго секретаря крайкома, и тот находился при нем неотлучно, как адъютант, выполняя все его пожелания, организуя увеселительные разрядки с коньяком и шампанским из подвалов Абрау–Дюрсо. Сергей Федорович оставался как бы в стороне, не вступал в споры с помощником, даже виду не показывал, понимая, что он дверьми был гораздо ближе к Генсеку. А он этим вовсю пользовался в подборе и перестановке кадров в Новороссийске, вмешиваясь в жизнь города. Медунову это было не по душе, но он вынужден был терпеть. По рекомендациям помощника сменялись и назначались прежде всего первые секретари Новороссийского горкома партии. Медунов как‑то даже пожаловался, что с ним не советуются, смещая одного, другого, третьего. Пленумы горкома послушно освобождали старого и так же послушно утверждали нового. В номенклатуре помощника находилось Новороссийское морское пароходство, цементный комбинат, совхоз Абрау–Дюрсо и другие крупные предприятия до базы виноматериалов включительно, где имелись емкости для слива с танкеров виноматериалов, доставлявшихся из Алжира.

В разгаре был ажиотаж вокруг туристских поездок за границу и устройства на суда загранплавания, особенно в смешанные советско–арабские экипажи. Там и там манила валюта, на которую можно было купить и перепродать тряпки, а то и машину. Дома же от борьбы с курением и уничтожением сорняков — никакого навара.

Особое пристрастие питал помощник к директорам ресторанов. У него были избранные, которых он опекал со своего высокого поста, за которым стоял Генсек, видимо, не знавший как пользуется его помощник своим положением и его именем.

Однажды секретарь крайкома после отъезда помощника срочно созвал в Новороссийске комиссию, рассматривавшую дела на моряков загранплавания. Заседание комиссии было чрезвычайным.

…В отделе кадров Новороссийского пароходства спешно комплектовались экипажи судов, которые надолго уходили в плавание. Кадровикам, как всегда, не хватало времени подготовить команды заблаговременно. В коридоре у дверей толпились люди. Почти целый год им предстояло бороздить воды далеких морей без заходов в советские порты, перевозить грузы на экваторе, под палящим тропическим солнцем. Комиссия рассмотрела уже не один десяток личных дел моряков, отбирая лучших: сильных, смелых, бывалых, отлично знающих сложную технику современных судов и не дрогнувших в борьбе, с морской стихией.

Среди них были матросы, боцманы, повара, радисты, механики, штурманы и капитаны. Всем им не сиделось на берегу. Они скучали по морю, по обычной для них работе, по корабельной жизни. Солеными ветрами романтики овеяны штиль и шторм, встречи и расставания. Но море и испытания не для искателей длинного рубля и слабых духом. Оно отбирает сильных, вступающих в поединок со стихией, когда волны перекатываются через борт, а огни на мачте устремляются к воде, палуба уходит из‑под ног. Такова их профессия, в которую они влюблены, такова их будничная работа.

Дорога в море начинается с земли, но там, вдали, чем дальше они уходят, тем сильнее чувствуют земное притяжение.

Моряк должен уходить в плавание так же, как летчик летать, а шофер ездить на машине. Без этого нет моряка.

Комиссия интересовалась семейными делами, учебой детей в школе, жильем и многими другими вопросами, которые могли- влиять на настроения и жизнь моряков вдали от родных берегов. Когда возникали какие‑нибудь сомнения, комиссия приглашала моряка на беседу и с ним обстоятельно разбирались. В качестве поваров и буфетчиц иногда оформлялись женщины. Им комиссия уделяла особое внимание.

Председательствующий объявил, что приглашена Тамара Черных, оформляющаяся в состав экипажа в качестве буфетчицы.

Вошла женщина в седом парике с лиловым оттенком.

— Украсит флот? — толкая меня в бок, тихо спросил сосед.

Я присмотрелся. Ее лицо, как и парик, было раскрашено в разные цвета. Она, наверное, долго возилась с ресницами, веками, бровями, губами. И все же скрыть не удалось — ей было уже под сорок — бабий век. Наоборот, краски выдавали то, что она пыталась закрасить. Сыну пятнадцать, читал я в ее анкете. Она не побоялась явиться на комиссию в брюках с манерами заправского моряка.

Тамара бойко отвечала на вопросы председателя. По ее ответам получалось, что уйти в длительное плавание ей ничто не мешает, что для нее это дело обычное, так как приходилось даже однажды в бушующем океане перебираться с горящего судна в шлюпку и она не утонула, хотя и сорвалась в морскую пучину.

— А где ваш сын? — спросил мой сосед, член комиссии.

— В интернате.

— Сколько ему лет? — вмешался я. Его возраст я знал по анкете, но мне хотелось, чтобы она сказала об этом вслух.

— Пятнадцать.

— Давно он в интернате?

— Со второго класса. А что? — насторожилась она, — Я все время в рейсах. Мужа кет, в разводе.

— Вы бываете у сына?

Тамара задумалась на какое‑то время. Морщила лоб, припоминая.

— Бываю. А что? Случилось что‑нибудь?

— Да нет, ничего не случилось. Давно у него были?

Она растерянно смотрела на меня. Трудно сказать,

о чем она думала, но видимо никак не могла сразу вспомнить, когда последний раз была у сына.

— У него брат бывает, — нашла она выход из положения.

— Это хорошо, но сыну нужна мать. А вы его редко видите. Вас это не беспокоит?

— Я договорилась с братом. Он за ним присматривает.

Она понимала, куда направлены вопросы, но у нее не

хватало смелости признать ненормальность положения. Сын со второго класса был предоставлен самому себе. Она к нему наведывалась редко, как гостья, когда находилась на берегу. Тамара покраснела. Вся морская удаль пропала. Она боялась, что ее не пустят в плавание. В руках у нее была большая заморская модная сумка, которую

она то открывала, то закрывала, то перебирала пальцами цепочку колец, украшавших сумку.

— Разве вы не можете найти работу на берегу, чтобы 'быть вместе с сыном?

Этот вопрос застал ее врасплох. Члены комиссии ждали объяснение, но похоже было на то, что она не знала как ответить.

— Что вас тянет в море? Женщине, наверное, нелегко одной среди мужчин на судне? — подсказывали ей.

— Я привыкла. Это не ваша забота, — сверкнула она глазами в мою сторону. — Сын уже большой парень, что я ему. Поднакоплю денег, куплю ему автомашину. Так что сына я не собираюсь забывать. Регулярно посылаю ему деньги, одеваю, обуваю.

— Вы можете потерять сына. У него нет отца и нет вас. Подумайте, прежде чем уйти на целый год.

— Я подумала, — сразу ответила Тамара. — За сыном посмотрит брат. Я с ним договорилась.

Я сидел и думал, что же у нее осталось материнского? Она все растеряла в море, в чужих портах, гостиницах, за стойкой своего буфета, в погоне за длинным рублем, за той жизнью, к которой она привыкла за годы работы в море на танкерах. Уважаемые кадровики сидели за столом и серьезно рассуждали о том, что ее надо пустить в море. Иначе для них проблема — найти буфетчицу на судно. Проблема сына, куда более важная, не вызывала беспокойства. Она не ощущалась ими. Все это было никак не осязаемо. А вот отсутствие буфетчицы, это уже ощутимо. За это спросят.