Грозовой Сумрак - Елена Самойлова

Женщина в черном платье наконец-то нашла, что искала, – это оказался крупный багряный аметист с небольшой искоркой в глубине камня, спрятанный в клетку из тоненьких серебряных проволочек-паутинок, – и сдавила подвеску в кулаке, подняв к небу неожиданно неприятные светло-серые, как лед на озере, глаза.

– Семь лет она была мне слугой-гостьей и любовницей на ложе. Она сопровождала меня в ночи, когда я выбирался из Холма, вместе со мной скакала на призрачном коне над миром людей. Она узнала вкус свободы – ведь Холм позволял ей становиться собой, сливаться с ее родной стихией, невзирая на Условия. Но ее срок истек – и я вернул Мэбвэн в белокаменный замок на берегу океана, невзирая на мольбы и просьбы оставить ее при себе. – Голос Габриэля звучал тихо, слова звенели, повисали в стылом воздухе как тонкие и хрупкие сосульки на обледенелых веточках. – Она хотела всё или ничего. Требовала любви или ненависти, но не получила ни того ни другого. Но ведь ненависть вызвать куда легче, чем любовь. Достаточно всего лишь разрушить дом, убить сородичей, оставить в одиночестве…

Я невольно вздрогнула, когда в небе раскатисто прогремел гром, а в зарождающейся высоко в небесах буре я расслышала отзвуки искренне-радостного, счастливого смеха. Порыв ветра взметнул подол Мэбвэн, хлынувший ливень моментально промочил ее одежду и волосы, а она раскинула руки, протягивая их буре, как пылкому возлюбленному.

– Ты готова увидеть остальное? То, что я сейчас от тебя скрываю?

Честно говоря – нет. Я не была готова увидеть то, из-за чего Мэбвэн беззвучно смеялась. Струи дождя, скатывающиеся по ее лицу и телу, срывались багряными каплями с подола ее черного платья…

Нет, не черного.

На рукавах появились багряные потеки, которые становились все светлее, все шире. Словно платье когда-то было белым – но его вымочили в свежей крови, высушили колдовством, что обратило пролитую кровь в краску.

В небесах полыхнула молния, и в этот момент порыв ветра сдернул с моей головы плотный черный плащ, которым укрывал меня Габриэль, и мир наполнился звуками – свистом, шелестом и стрекотанием сумеречных тварей, что возникали вокруг нас словно из ниоткуда. Раздались рев и повизгивание зимних ши-дани, что сражались с Сумерками, треск деревьев, по приказу осенниц выдравших свои мощные, развитые корни из земли и медленно направившихся на поле боя. Безмолвные, бесстрастные стражи западного Алгорского холма, в чьих жилах не течет живая кровь – лишь прохладная сладковатая вода, те, кого нельзя убить, нанеся глубокую рану – только разрубив на куски или же обдав жарким пламенем, чтобы затрещала, сгорая в огне, шероховатая кора, черными угольками оборачивались веточки-пальцы. Не зря среди людей до сих пор живет легенда о живых деревьях, охраняющих покой ши-дани, не пуская в запретные места никого из людей. Якобы такой лес живет сам по себе, и любой, кто на беду свою забредет в таковой, не имея на теле креста из холодного железа или в руках хорошо заточенного топора, обречен на смерть с того момента, как ступит под густую тень ярко-зеленой листвы.

Совсем рядом раздался громкий женский крик. Я обернулась и увидела, как одну из осенниц, что управляла частью древесных стражей, стаскивают на землю со спины оборотившегося седым медведем зимнего ши-дани. Услышала, как могучий снежный зверь ревет, разбрасывая мощными ударами лап тех, кого позже люди назовут глайстигами, полулюдьми-полукозами, что питаются кровью поверженных врагов или же украденных из кроваток маленьких детей, – но не может пробиться к подруге, которую уже и не видно было за суетливо толпящимися сумеречными.

– Но почему ши-дани не воспользовались оружием? – тихонько шепнула я, отводя взгляд от вставшего на задние лапы серебристого медведя, на светлой шкуре которого уже расцветали алые кровавые пятна. – Почему бьются, полагаясь лишь на себя?

– Потому что Мэбвэн – Королева Мечей. Ее сила позволяет любой клинок обратить против владельца, и управляет она любым металлом – что серебром, что сталью, что холодным железом. И только мечи, созданные с помощью волшебства, а не жара кузнечного горна, не подчинены ее воле. Это – одно из ее Условий.

– А как же древо королей, сердце Осенней рощи? Разве его листва не могла бы стать мечами для ши-дани? – Я отвернулась, не в силах наблюдать за жестоким кровопролитием и дальше, все внимание сосредоточив на женщине в кровавом платье, что стояла в гуще сражения, – но никто, ни сумеречные, ни ши-дани почему-то не осмеливались к ней приблизиться.

– По моей просьбе древо королей дало нам оружие против Сумерек. Но не клинки цвета осенних листьев.

Над полем прокатился долгий пронзительный вой – гулкий, глухой, пробирающий до костей и выворачивающий душу наизнанку. Вой, от которого мне захотелось вырваться из рук Габриэля, единственного, кто давал мне защиту в этом проклятом Самайне, побежать по полю, забывая обо всем кроме страха. Страшный клич Дикой Охоты, что разогнал грозовые тучи в небесах, остановил льющийся стеной дождь и окрасил бледно-розовую луну в зловещий алый цвет.

Замерли сумеречные твари, с тревогой оглядываясь по сторонам, отступили к кромке леса, к стене живых деревьев-стражей ши-дани, стряхивая с когтей черную густую кровь, а из ослабевшей руки Мэбвэн выпал аметистовый кулон, сиреневой искрой блеснул в наступившем мраке и пропал где-то в траве. Пришло время Хозяина.

«Волчий час» после глухой полночи, самое темное время перед рассветом, всего лишь краткое время, принадлежащее только Габриэлю, королю Самайна.

Я увидела его таким, каким никогда не хотела видеть.

Скачущим по полю под красноватым светом ставшей неправдоподобно огромной алой луны на черном коне, копыта которого роняли на землю багряные искры, яркие, жгучие, как капли крови, падающие на снег. Подобно сгусткам тьмы, бегут по обе стороны от коня черные гончие – огромные гибкие тела стелются над землей, и кажется, будто бы их лапы не касаются пожухлой, примятой дождями и непогодой травы. Именно их вой возвестил о вступлении короля Самайна в полную силу – и ши-дани расступаются, уходят с пути Габриэля, чье прекрасное, не изуродованное еще шрамом лицо кажется белой восковой маской с черными провалами глаз. Тускло блестит корона из холодного железа на седых волосах, подобных ледяному туману над рекой, темным багрянцем сияет янтарь из смолы древа королей, а в левой руке Габриэль держит нечто мягко сияющее золотом и медью. Драгоценная раковина со дна океана… нет, витой Рог, наполненный силой до краев, легендарный Рог Изобилия, который может накормить весь Холм, напоить страждущих знаменитым «фейским вином», – все дело в том, как его использовать. Лишь в руках короля Самайна этот Чудесный Рог, артефакт волшебного Холма, мог стать оружием против чужеродных нашему миру Сумерек. Только Габриэль в тот момент был вправе взять его в руки – и обратить благодать Холма в силу, что может уничтожить, перемолоть, смять Сумерки с той же легкостью, как океанская волна смывает построенный на берегу песчаный замок, переворачивает, крушит в мелкую щепу величественные корабли…