Ассасин Его Святейшества - Тим Северин

Кунимунд проговорил слова приветствия. Нанеся молотком решающий удар, кузнец завершил текущую работу, отложил клещи и молоток и поднялся, оборачиваясь к нам лицом. Был он небольшого роста, коренастым, в длиннополой дерюжной рубахе с оспинками прожженностей, а поверх рубахи на нем был кожаный передник.

Стоявший рядом со мной Беортрик стал бегло переводить слова Кунимунда, объясняющего причины нашего приезда:

– Он говорит, что мы слышали о его славной репутации мастера в своем деле и что ты хочешь с ним побеседовать о его навыках, а может, и заказать кое-какие изделия.

Я растерянно озирался. Большой дымоход, расположенный по центру комнаты прямо над печью, пропускал дневной свет, а в стенах имелись узкие оконца. В лучах струящегося сквозь них света сонно танцевали пылинки. В углах же стоял густой сумрак. Вообще это место смотрелось очень уж мрачным и темным для изящной или тонкой работы. Единственными металлическими изделиями, которые улавливал взгляд, была сельская утварь, прислоненная к стене или просто сваленная в кучу на полу.

Ремесленник вынул из кармана тряпку и, вытирая о нее руки, подошел ко мне ближе – выслушать, зачем явились нежданные гости. Пальцы его мозолистых рук были толстыми и короткими, с полосками грязи под ногтями. На перемазанном сажей лице лоснились дорожки от пота.

– Скажи что-нибудь, – буркнул Беортрик, пихая меня локтем в бок.

До меня дошло, что кузнец стоит напротив и ждет от меня объяснений причины приезда. Несколько отвлеченный его грубоватой внешностью, я сказал первое, что взбрело мне на ум:

– А при чем здесь конский навоз?

Ремесленник поглядел на меня несколько озадаченно.

– Он говорит, что смешивает его с глиной для отлития форм и замазывания дыр в печи, – перевел Беортрик.

Я, как мог, стал подыскивать нужные слова: что-то здесь было не так.

– Скажи ему, что нас интересуют изделия, которые он делает для украшения конской сбруи, – попросил я.

Кузнец прошел к деревянному сундуку возле стены и поднес мне на обзор несколько изделий. По форме они были примерно такими же, что и виденная мною в Риме бляха, но сработаны оказались неказисто, кустарно. Я взял одну из них. Судя по весу, бляха была из бронзы посредственного качества. Я провел пальцем по грубой неотшлифованной поверхности, чуя ее шероховатость.

– А есть у него пряжки поглаже? – спросил я.

Ремесленник указал мне на поддон с песком.

– Он говорит, что отливает бляхи в песчаных формах, – перевел Беортрик. – Но если нужно качество получше, то можно использовать форму из камня.

Я беспомощно огляделся. Это было вовсе не то, чего я ожидал.

– А с серебром он работать умеет? – спросил я.

На этот раз ответу предшествовала долгая пауза.

– Вообще-то с серебром, по его словам, он никогда не работал, но можно и научиться, – перевел, в конце концов, мой спутник.

Я наконец смирился с поражением. Передо мною стоял не златых дел мастер, а обыкновенный сельский коваль. Кунимунд не понял, какого именно человека я разыскиваю.

Я обернулся к гепиду, чтобы разъяснить суть его ошибки, но тот, должно быть, выскользнул из строения: его нигде не было видно.

– Поблагодари кузнеца за потраченное время, – сказал я Беортрику. – Извинись, что мы отвлекли его от работы.

Ремесленник учтиво кивнул, а мы тоже кивнули на прощание и направились к двери.

– Сколько времени потрачено впустую! – посетовал я Беортрику, когда мы, поднырнув под низкую притолоку, выбрались на улицу. – Постарайся втолковать Кунимунду, что мы ищем опытного золотых дел мастера, вроде того, что выправил нагрудник коня кагана.

И вдруг мой спутник замер. Я поднял глаза и увидел, что послужило тому причиной.

Путь нам преграждал полукруг из всадников. Сидели они безмолвно, при каждом было копье с вымпелом, а у бедра – меч. На одних были кольчуги, на других – кожаные панцири. Бородатые лица под урезом металлических шлемов имели определенно аварские черты.

Посередине их строя стоял не кто иной, как Кунимунд. В его неотрывном взгляде читались победная дерзость и злорадство. Я слишком поздно осознал глубину его ненависти к врагу, погубившему Хринг.

– Этот негодяй нас предал, – произнес рядом со мной Беартрик.

Глава 10

Аварский дозор обыскал нас действенно и грубо. С нас сняли все оружие, включая потайной нож Беортрика на шейном шнурке. Его скрамасакс вызвал у местных жителей живой профессиональный интерес. Они передавали его из рук в руки, пробуя на вес и баланс, одобрительно цокали языками, проверяя остроту, и похвально отмечали необычность формы. Нашли они и мой пояс с деньгами, несколько раз похлопав меня по голове, когда я разъяснял, что золотые монеты привез для того, чтобы переплавить их на изготовление столовой утвари. Я придерживался именно этой трактовки, и тот из всадников, кого я счел за старшего, в конце концов решил, что более полное дознание будет проведено после доставки нас к вышестоящему начальнику. Нам стянули запястья полосками сыромятной кожи, после чего посадили на наших же лошадей, а щиколотки связали ремнями, пропустив их под конскими животами, чтобы мы невзначай не свалились. Когда дозор покидал деревню (конники держали наших лошадей за поводья), я обернулся в седле, чтобы напоследок взглянуть на Кунимунда. Гепид стоял посреди улицы с насупленным видом: ему, как видно, досаждало, что с нами не обошлись жестче.

В пути аварские конники нас не щадили. Их быстрые натасканные лошади неслись с той же неумолимой скоростью, которую нам до этого задавал гепид. Держаться вертикально в седле было сущим мучением. Когда я попытался заговорить с Беортриком, державший мою лошадь за поводья конник ожег меня по лицу плетью. Я негодующе смолк, а нас тем временем продолжали угонять все дальше и дальше. Судя по углу, под которым светило послеполуденное солнце, мы направлялись куда-то на юго-восток. К сумеркам мы оставили за спиной еще две деревни, такие же убогие, как та, где нас пленили, и переправились на лошадях через полноводную реку. Так что к тому времени, как мы, наконец, остановились на ночлег в еще одной захудалой деревушке, я совсем продрог и во всех смыслах поистрепался. Здесь нас, едва держащихся на ногах от усталости и синяков, стащили с лошадей и отволокли в какой-то коровник. В нем авары усадили нас спина к спине на покрытой соломой земле и привязали за руки к толстому столбу. В таком виде нас оставили одних, и у нас появился первый шанс поговорить.

– Кунимунд сказал, что он гепид, вынужденный прислуживать аварам. Почему он в таком случае нас предал? – спросил я.

Ноги пленители нам развязали, и я чувствовал боль от ощущения, как кровь возвращается в ступни.

Беортрик чихнул: солома была старой и пыльной.

– Ну а как бы ты сам относился к тем, кто убил или поработил твою семью, а тебя оставил калекой с раздробленной ногой? Он, видать, с самого начала решил, что поведет нас к сельскому кузнецу, а не к золотых дел мастеру.

– Он никак не мог заранее знать, что вблизи той деревушки будет проезжать дозор.

– Может быть. Но рано или поздно он бы нас выдал.

Замечание Беортрика настроения мне не подняло. Весь остаток дня я проникался все большим пессимизмом, думая о нашей участи. Те двое солдат, которых мы оставили дожидаться нас в Хринге, наверняка отправятся назад в свою караульню и доложат начальнику о нашем исчезновении. Тот, в свою очередь, вряд ли станет доводить это до сведения своего начальства, тем более что даже знать не знает, кто мы такие. Со смертью маркграфа Герольда вообще становилось неясным, кто сейчас заведует безопасностью в Аварии. Что же до архиепископа Арна, то он, будучи прожженным прагматиком, не дождавшись нас, бросит свою затею с использованием сосуда, чтобы подлить масла в огонь своих интриг. Более того, он может счесть, что Беортрик или я, а то и мы вместе пошли на то, чтобы похитить выданное мне состояние в золотых монетах. В общем, куда ни кинь, становилось очевидным: никому невдомек, что мы попали в плен к аварам. И что самое печальное, никому до этого даже нет дела.

Мои невеселые раздумья оказались прерваны внезапным ревом Беортрика. Он продолжал орать до тех самых пор, пока к входу в коровник не подошел один из наших аварских пленителей. Саксонец все не унимался, пока тот, гневно на него зыркнув, не развернулся и не ушел.

– Чего это ты? – недоуменно спросил я.

– Я сказал ему, что нам нужны пища и что-нибудь выпить.

Внезапно я ощутил, насколько голоден. В самом деле, после той утренней трапезы в виде молока у нас маковой росинки во рту не было.

– Мне ни за что не надо было доверяться этому гепиду, – вздохнул я удрученно. – Насколько легко он обвел меня вокруг пальца!

– Благодари бога, что ты ничего не сказал ему насчет кувшина с воином, – усмехнулся в ответ Беортрик. – Уж тут-то авары взялись бы дознаваться с пристрастием, а не только пытать тебя насчет монет в поясе.