То, что скрыто - Хизер Гуденкауф

– Гас! – кричит она в отчаянии, распахивая дверь. – Гас! Ты где?

Чарм вбегает в дом, несется к отчиму в спальню и облегченно вздыхает. Оказывается, Гас крепко спит у себя в кровати. Грудь поднимается и опускается, слышны тихие хрипы.

Чарм медленно плетется в гостиную, без сил падает на диван. Диван стоит здесь, сколько она себя помнит. Подушки просели; материя в сине-зеленую клетку выцвела и протерлась. И все же сидеть здесь мягко и уютно. И пахнет домом. Как она устала! Устала волноваться за Гаса, устала учиться. Она ложится на диван, укрывается пледом и закрывает глаза. Ей всего двадцать один год, а она чувствует себя древней седовласой лысеющей старушкой с хрупкими костями.

Звонит телефон; Чарм так устала, что у нее нет сил встать с дивана. Ничего, сейчас включится автоответчик. Ей надо экономить силы.

– Я просто так, – слышит она голос матери. Мать щебечет очень ласково, очень по-матерински. Но Чарм давно знает, что мать ничего не делает и не говорит просто так. Сначала Риэнн что-то рассказывает о своей работе и Бинксе. А все-таки хорошо, что они до сих пор вместе. Чарм вздыхает, услышав, что мать приглашает ее поужинать у них на следующей неделе. – Следующие четыре дня я работаю вечером, но в понедельник вечером мы с Бинксом свободны. Приезжай к нам на ужин. Ничего особенного.

Чарм думает, не снять ли трубку, пока мать не отключилась, но решает, что не стоит. Если Риэнн действительно звонит просто так – что мало похоже на правду, – она вряд ли перезвонит. Но если ей что-то нужно, она не успокоится, пока не услышит голос Чарм. Телефон почти сразу же звонит снова. Боясь, что звонки разбудят Гаса, Чарм решает все же подойти.

– Привет, Чарми! – говорит мать.

– Здравствуй, мама, – так же притворно радостно отвечает Чарм.

– Я звонила минуту назад, но ты не взяла трубку, – обиженно замечает Риэнн.

– Извини, я только что вошла. Даже автоответчик проверить не успела. – Чарм старается говорить искренне.

– Слушай, ты можешь приехать к нам в понедельник? – спрашивает Риэнн.

Чарм мнется, тянет время.

– Сейчас посмотрю, что там с практикой в больнице. Расписание просто бешеное! – Чарм кладет трубку, не спеша идет к холодильнику, достает банку с газировкой. Срывает кольцо, отпивает большой глоток и возвращается к телефону. – Мам, извини, но в понедельник мне надо быть в больнице. Как раз начинается практика в психиатрическом отделении. Может, в другой раз?

Пузырьки газа шибают в нос; она прикрывается рукой.

– Посмотри, в какой вечер ты свободна, – настаивает мать.

– Следующие несколько недель у меня очень мало времени. Может, после Дня благодарения? – предлагает Чарм.

Риэнн задумывается.

– День благодарения только через два месяца. А я так надеялась тебя повидать! Мы с тобой долго не виделись. И потом, у меня хорошая новость.

Чарм твердит себе: «Не спрашивай, не спрашивай».

– Какая новость? – все-таки спрашивает она.

– Нет, придется тебе подождать, – поддразнивает Риэнн. – Ты только скажи, какой вечер тебя устроит, мы с Бинксом поменяемся с кем-нибудь. – Она словно намекает на то, что сама готова идти навстречу, а вот дочь у нее негибкая, упрямая.

– Ну, тогда… может, сегодня? – тут же спрашивает Чарм.

– Сегодня? М-м-м… так мало времени…

– Мама, сегодня я свободна. – Чарм изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать. – А следующие три недели буду очень занята.

– Ну что ж, хорошо, – раздраженно говорит мать.

– Что мне привезти? – спрашивает Чарм. Странно – похоже, мать и правда хочет ее видеть.

– Пожалуй, что-нибудь к чаю… Приходи часикам к семи. Мне еще нужно убрать, подготовиться. – Риэнн говорит взволнованно, как будто она маленькая девочка и готовится к своему дню рождения.

– Мама, да ведь ты сама сказала: ничего особенного, – напоминает Чарм. – Зачем ради меня так стараться?

– Что ты! Если уж на то пошло, я всегда по тебе скучаю. И хочу, чтобы сегодняшний вечер получился особенным.

Чарм думает: вот так всегда. Мать произносит нужные слова, и голос у нее, как положено, нежный и ласковый. Можно подумать, она белая и пушистая. Всякий раз в общении с матерью Чарм спотыкается об одну и ту же кочку. И все же она часто вспоминает слова матери, похожие на гладкие, сверкающие камешки-голыши, и припрятывает их в тайники памяти – на потом, когда можно будет не спеша извлечь их и любоваться, перебирая.

– Кстати, пока не забыла, – говорит мать, – звонил твой брат. Тебе Гас не передавал?

– Что-то такое говорил, – небрежно отвечает Чарм.

– Он держался как-то очень странно. Сказал, что должен кое-что рассказать мне о тебе. Ты, случайно, не в курсе, о чем он?

– Нет, – с трудом говорит Чарм, прикладывая руку к бешено бьющемуся сердцу.

– Так я жду тебя, солнышко. Приходи к семи.

Чарм сжимает в руках трубку, стараясь не заплакать. В гостиную выходит Гас. Похоже, он выспался; лицо у него порозовело, он выглядит почти здоровым.

Чарм с виноватым видом сообщает, что едет ужинать к матери.

– Конечно, поезжай, Чарм, – говорит Гас. – Она все-таки твоя мать. Ты должна почаще видеться с ней.

– С тобой мне интереснее, – уверяет Чарм. – И лучше.

– Может быть. – Он заходится в кашле и прижимает к губам платок. – Но я-то не вечно буду с тобой.

– Гас! – кричит Чарм.

Но он улыбается и гладит ее по голове.

– Езжай к матери, – приказывает он, и Чарм кажется, что ей снова десять лет.

Клэр

После беседы с Эллисон день тянется медленно; всякий раз, как над дверью звякает колокольчик, сердце у нее уходит в пятки. Будет ли она когда-нибудь снова чувствовать себя в магазине так же спокойно и уверенно, как раньше? Теперь у нее есть сигнализация, скоро выходит новая помощница… Каждые пять минут она смотрит на часы, оглядывается на дверь и ждет, что вот-вот придут Джонатан и Джошуа. Клэр жалеет, что не договорилась заранее с Вирджинией. Тогда она могла бы вместе с Джонатаном забрать Джошуа из школы.

Наконец в половине четвертого Джонатан и Джошуа вваливаются в магазин. Джонатан широко улыбается; у Джошуа усталый вид. Белобрысые волосы стоят дыбом, футболка не заправлена в шорты, шнурки не завязаны, а на шортах грязное пятно.

– А вот и наш школьник! – приветствует его Клэр. – Как прошел первый день, Джош?

– Просто замечательно! – восклицает Джонатан, и Клэр вздыхает с облегчением.

– Как же иначе? – говорит она, крепко обнимая сына.

– Да. – Уголки губ Джошуа дергаются в подобии улыбки. – Мне разрешили поиграть в кубики… и еще на двух переменах я качался на качелях!

– Здорово! – Клэр разделяет его воодушевление. – Ты выяснил, на какую экскурсию вы поедете весной?

– В зоопарк! – кричит Джошуа. – Мы поедем в зоопарк и увидим слонов и обезьянок!

Джошуа наклоняется, подбоченивается и изображает бабуина: визжит, прыгает, носится по всему магазину. Джонатан и Клэр переглядываются и хохочут. Напрыгавшись, Джошуа возвращается к родителями, сразу помрачнев, заявляет:

– Хотя на завтрак давали бананы!

– Джош, мы с тобой заранее обо всем поговорили, – напоминает Джонатан. – Предупреждали, что в школе могут быть некоторые вещи, которые ты не любишь. Помнишь, как мы велели тебе отвечать в таких случаях?

– Ну да, «спасибо, не хочу», – вздыхает Джошуа. – Только ничего не получилось. Дежурный все равно дал мне банан. Я не успел зажать нос, и меня чуть не вырвало… Но не вырвало, я все проглотил!

– Ты молодец, Джошуа, – говорит Клэр.

Она опускает руку ладонью вниз, Джошуа подбегает к ней и встает точно под ее пальцами. Клэр гладит сынишку по голове. Волосы у него мягкие как шелк. Она ощупывает все знакомые бугорки и ямки у него на черепе и представляет: вот здесь, над левым ухом, у него бугорок, который отвечает за любовь к музыке. Пристрастия у него вполне определенные, как и во многом другом. Он не любит громких, резких звуков – они его возбуждают. Тогда Джошуа закрывает уши руками и либо убегает в другую комнату, либо замыкается в себе. Ему нравится тихая, спокойная музыка.

Клэр ощупывает его макушку – место, где ершится светлая прядка. Может быть, отсюда он черпает замыслы для строительства. Джош способен часами возводить из «Лего» или пластмассовых бревен огромные сооружения, противоречащие закону всемирного тяготения. Его комната заставлена всевозможными постройками; иногда они находят яркие пластмассовые детальки на заднем дворе, в помете Трумэна.

А вот вмятинка за правым ухом. Клэр нравится думать, что здесь их сынишка хранит все воспоминания о том, что было до того, как он к ним попал. До того, как стал их сыном. Здесь, думает Клэр, хранятся все его запасы горя и страха. Они в основном спят, но иногда прорываются на поверхность. Вот откуда его застенчивость, его страхи. Вот почему он так часто замыкается в себе. Клэр машинально ощупывает вмятинку, массирует ее, словно хочет ликвидировать. Джошуа изворачивается и говорит: