То, что скрыто - Хизер Гуденкауф

Вскоре Клэр стала думать об Элле как о своей дочке. Она знала, что слишком привязываться к ребенку опасно. Их ведь предупредили, что они не смогут удочерить Эллу официально. И все же она любила девочку. Любила, как будто сама вынашивала ее девять месяцев, как будто не было никаких операций. Девочки красивее, чем Элла, Клэр в жизни не видела; у нее были большие карие глаза, которые то становились лукавыми и озорными, то наполнялись слезами. Джонатана Элла чуть ли не с первого дня начала звать «папой», хотя, видимо, по-прежнему очень скучала по родной матери.

Было очевидно, что Никки хочет вернуть дочь, просто по своей безалаберности она никак не могла собраться. Она грубила сотруднице департамента, ведущей ее дело, спорила с ней, опаздывала на свидания с дочерью, сама себе осложняя жизнь. Как Клэр ни старалась, она не могла ее понять. На месте Никки она перевернула бы землю, пошла бы на все, только бы поскорее воссоединиться со своим чудо-ребенком! И все же, когда Клэр видела Никки с Эллой, ее охватывала ревность, хотя она и стыдилась признаться себе в этом. Никки вбегала в комнату, плюхалась на пол рядом с Эллой и сразу плавно входила в ее жизнь. Мать и дочь смотрели друг на друга, улыбались, обнимались, как будто и не разлучались ни на день. Следя, как непутевая мамаша гладит Эллу по пухлой щечке, Клэр представляла, как Никки когда-то, во время беременности, вот так же гладила себя по выпуклому животику. Близость матери и дочери была такой естественной, что Клэр становилось больно и она отворачивалась.

Элла прожила у Джонатана и Клэр чуть больше года. Джонатан сомневался, что Никки удастся наладить свою жизнь и вернуть Эллу. И все же ей удалось. Клэр до сих пор помнит, какое у мужа было беззащитное, недоверчивое лицо в тот февральский день, когда они передавали Эллу родной матери. На улице был мороз, почти такой же, как когда Элла попала к ним, но сейчас девочка была одета по сезону – в дутую сиреневую курточку, шапочку и перчатки в тон, которые они ей купили. Она взволнованно смотрела на них своими огромными карими глазами.

– Я поеду к маме? – снова и снова спрашивала она.

– Да, Белла-Элла, – сказала Клэр, называя ее привычным ласкательным прозвищем. – Только сейчас ты останешься у мамы… – Она не смогла заставить себя выговорить слово «насовсем». Кто знает, думала Клэр, может быть, Никки снова оступится, и тогда Элла к ним вернется? В глубине души она сама себе не верила. Похоже, Никки в самом деле взялась за ум. – Очень надолго, – сказала Клэр вслух.

Элла долго молчала, а потом сказала:

– И папа с нами поедет. – Она не спрашивала, она утверждала.

Джонатан издал невнятный звук.

– Нет, папа не поедет, – внушала девочке Клэр, стараясь говорить бодро и весело. Это меньшее, на что она способна, твердила она себе. – Элла, ты будешь жить с мамой… Разве не здорово?

– Да, здорово, – согласилась Элла. – Но пусть и папа живет с нами… и ты, мама Клэр!

– Нет, Элла. Не сейчас, – ответила Клэр. Она услышала, как вздыхает Джонатан, сидящий рядом с ней на водительском сиденье, и положила руку ему на колено.

Когда они приехали к приемной Даны, Джонатан отстегнул Эллу от детского сиденья, вынул из машины, крепко прижав к груди, стараясь защитить ее от холодного ветра. Тогда Клэр поняла, какую ужасную ошибку они допустили. Ей казалось, что они сумеют хладнокровно расстаться с девочкой. Они доказали, что могут быть хорошими приемными родителями. Стали для Эллы временной семьей. Целый год они с Джонатаном заботились о девочке, одевали ее, кормили, окружали любовью и лаской. Они полюбили ее, но девочку пришлось отдать. Отдать мамаше, которая не заметила, что ее малышка одна ушла на улицу среди ночи, которая больше всего обожала пить и веселиться с друзьями. А они… они часами восхищались Эллой! Холодный ветер кусал мокрые щеки Клэр, пока они шли к зданию департамента; они всегда привозили сюда Эллу на свидания с матерью.

– Элла, поди сюда и поцелуй меня на прощание! – Клэр старалась говорить беззаботно.

– Пока, мама Клэр! – прощебетала Элла, подходя к ней и звонко чмокая в губы.

Клэр прижала девочку к себе и крепко обняла.

– Я люблю тебя, Белла-Элла, – хрипло сказала Клэр. Из глаз у нее хлынули слезы.

– Пока, папа! – сказала Элла, выворачиваясь и направляясь к Джонатану. – До свиданья, пасть кайманья! – начала она, прижимаясь к его ноге.

Джонатан стоял неподвижно; Клэр беспомощно смотрела, как он борется с собой, не зная, что делать дальше. Грудь у него вздымалась и опускалась.

– До свиданья, пасть кайманья! – с нажимом повторила Элла, ожидая привычного шутливого ответа.

Джонатан опустился на колени и, улыбаясь одними губами, ответил:

– Проходи, крокодил!

Элла хихикнула.

– Не «крокодил», а «гамадрил»! Чао-какао! – Она обвила руками шею Джонатана и ткнулась носом ему в шею.

– Я люблю тебя, Элла. Не забывай об этом, хорошо? – так жалко прохрипел Джонатан, что Клэр невольно зажмурилась.

– И я тебя. – Элла отвернулась от Джонатана и вприпрыжку побежала к Никки. – Поехали, мамочка! Поехали! Пока, мама Клэр, пока, папа!

– Пошли, Элла, – сказала Дана. – Давай-ка переложим твои вещи в мамину машину. – Не успели они и глазом моргнуть, как Эллу уже увезли.

Клэр и Джонатан шли к машине, взявшись за руки; обратно ехали молча. Дом показался им пустым, заброшенным. Даже Трумэн не понимал, в чем дело. Он обнюхивал все углы и настороженно бродил из комнаты в комнату, ища Эллу.

Клэр помнила, что в ту ночь они занимались любовью. Осторожно, не спеша, раздели друг друга и долго стояли, обнявшись, посреди темной спальни. Окна снаружи окрасились морозными узорами. Белые кружева отгородили их от улицы. Мозолистые пальцы Джонатана ласкали ее бедра. Клэр целовала мужа в шею, в подбородок. Потом оба вдруг замерли; на них навалились горе и усталость. Клэр положила голову Джонатану на плечо, а он зарылся носом в ее волосы. В доме было тихо, слишком тихо. Как тяжело было привыкать к тому, что больше им не надо прислушиваться. Больше не нужно беспокоиться, что Элла среди ночи вылезет из кроватки, подойдет к их спальне, поднимется на цыпочки, повернет ручку и увидит Джонатана и Клэр в разных стадиях наготы. Из темноты не послышится ее мультяшный голосок: «Что это вы тут делаете? Можно к вам?» Тогда они торопливо прикрывались простынями, натягивали на себя белье, а она заползала в кровать между ними.

Темнота тяжким бременем давила на плечи. Клэр почувствовала, как первая слеза Джонатана обожгла ей щеку. Ей захотелось смахнуть ее, но она сдержалась. Слеза проползла по ней сверху донизу; по ключице, между грудями и наконец упала на пол возле ноги. Клэр взяла Джонатана за руку и повела в постель. Осторожно надела на него трусы, согрела шерстяными носками окоченевшие ноги.

Через голову натянула на мужа старую футболку. Джонатан беззвучно плакал.

– Знаю, – снова и снова повторяла Клэр. – Знаю. – Она укрыла его одеялом до подбородка и, не одеваясь, легла рядом.

Джонатан спал беспокойно, часто ворочался и просыпался. Клэр в ту ночь не спала совсем.

Клэр долго не могла даже говорить об Элле. Она вспоминала прошлый Хеллоуин, когда малышка еще была у них. Она нарядилась принцессой – в серебристое платье, влезла в пластмассовые туфельки на высоких каблуках… Правда, туфли она через квартал сбросила («Пчелы-убийцы!» – сказала она, энергично встряхивая ногами). Или как они нашли ее в собачьем «месте» – Элла свернулась калачиком рядом с Трумэном. Оба – и ребенок, и собака – глубоко дышали во сне, уткнувшись лбами друг в друга. Иногда Клэр замечала на лице Джонатана мимолетную тень улыбки, которая быстро исчезала. Она понимала: муж тоже вспоминает Эллу.

Они пытались начать все с начала, прошли не один курс лечения от бесплодия, заводили разговоры об усыновлении. Они возлагали на Эллу столько надежд! И вот все их надежды рухнули. Они по-прежнему оставались бесплодными. Бездетными.

Но не прошло и года, и у них появился Джошуа. Клэр с гордостью подумала: «Он наш. Наш навсегда!» Ей предоставили вторую попытку стать матерью.

Теперь она чувствует потребность поступить так же по отношению к кому-то другому. Клэр предоставит вторую попытку Эллисон Гленн. Новый старт, новое начало. Новую жизнь!

Чарм

Чарм задерживается в больнице допоздна. Она много раз набирает номер Гаса. Хочет предупредить, что приедет домой как только сможет. Гас не подходит к телефону. Когда утром она уезжала в колледж, отчим выглядел как обычно. Она звонила ему в полдень; хотя голос у него был усталый, он попросил приготовить ему на ужин картофельное пюре. Чарм на ходу то и дело жмет на кнопку повторного вызова, но Гас по-прежнему не отвечает. Она подъезжает к дому, вдавливает в пол педаль тормоза, распахивает дверцу и видит, что на земле, рядом с его любимой грядкой, валяются его садовые инструменты.

– Гас! – кричит она в отчаянии, распахивая дверь. – Гас! Ты где?