Странница - Шарон Крич

Однажды, когда я был в комнате Бомпи вместе с Софи, она рассказала историю, которую я прежде не слышал. Вот о чем я узнал:

— Бомпи, помнишь, когда ты был очень маленький, совсем ребенок, ты с родителями поплыл на парусной яхте?

— Я поплыл? — переспросил он.

— Прямо в море, в широкий синий простор. И вы все плыли, плыли, как вдруг небо потемнело, завыл ветер — помнишь?

Бомпи посмотрел на нее, поморгал, но ничего не произнес.

— Помнишь, подул ветер? Он завывал, ревел, гремел, яхту бросало, стало очень холодно, мама закутала тебя в одеяло и посадила в надувную лодку, помнишь?

Бомпи по-прежнему молча смотрел на Софи. А она продолжала:

— Помнишь? Помнишь? И… и ветер, и холод, и вода, большая черная стена воды накрыла тебя. Потом тебя несло, несло, несло по волнам, а родители… родителей…

Она посмотрела на меня умоляющим взглядом, и вдруг мне многое стало ясным. Я опустился на колени с другой стороны кровати и сказал ей:

— Родителей рядом не было.

Софи перевела дух и повторила:

— Родителей рядом не было.

И она снова заторопилась:

— И ты оказался один-одинешенек, Бомпи, тебя несло…

— Но я… — перебил Бомпи.

Я потянулся и накрыл ладонью ее руку.

— Софи, возможно, это не история Бомпи. Может быть, это твоя история, — проговорил я.

— Он прав, Софи. Это твоя история, детка, — прошептал Бомпи.

Софи посмотрела на меня, потом на Бомпи. Сидя у постели старика, она казалась такой испуганной и такой маленькой. Она уронила голову на грудь Бомпи и плакала, плакала, плакала…

Я оставил их вдвоем, вышел во дворик и растянулся на траве под яблоней.

Примерно через час пришла Софи, она протянула мне блокнот в переплете из синей ткани.

— Я хочу, чтобы ты прочел это. Ведь Бомпи и твой дедушка тоже, — прошептала она, повернулась и пошла по деревенской улице.

В блокноте оказались рукописные письма, примерно двенадцать, датированные разными днями за последние три года. Все они адресовались «Моей Софи», а подписаны были: «Твой Бомпи».

В первом письме он приветствовал ее появление в семье. Писал, что мог бы быть ее дедушкой, что хочет стать «ее Бомпи». В каждом из писем он рассказывал ей по истории из своей юности, для того, чтобы она лучше его узнала, как писал Бомпи.

Историй было намного больше, чем пересказала нам Софи. Истории об учебе в школе, о рыбалке с дедушкой, о первой девочке, которую он поцеловал, и о том, как он познакомился с Маргарет, своей женой.

Странно было перечитывать историю про автомобиль, попавший в бурное течение реки, про прыжок с железнодорожной эстакады, про коварный омут, про Бомпи в океане. Большая часть писем повторяла рассказы Софи, кроме тех эпизодов, когда Бомпи был в воде. Он часто оказывался в воде, но никогда не писал, как боролся с потоками и волнами.

Эти эпизоды вставила Софи.

Когда я закончил чтение, я поднялся и пошел по деревенской улице искать Софи.

74. Яблоки

У Бомпи прекрасный сад, в нем цветут розы, лаванда, дельфиниум, петуньи и анютины глазки. Позади дома стоит яблоня, осыпанная поспевающими яблоками. На третий день дядя Мо вышел и сорвал самые спелые яблоки. А позднее он вошел в спальню Бомпи и сказал:

— Бомпи, посмотри, что я тебе принес!

Бомпи сел и воскликнул:

— Яблочный пирог! — и засмеялся, а потом заплакал, а потом снова засмеялся, а с ним вместе плакал и смеялся дядя Мо.

Потом в комнату вошли мы, и все смеялись и плакали над яблочным пирогом.

— Откуда ты узнал, как испечь пирог? — удивлялся дядя Стю.

— Я нашел бабушкину поваренную книгу! Все точно по рецепту! — Дядя Мо очень гордился собой. — Я же не полный тупица!

В тот день, сидя у постели спящего Бомпи, мы с Коди услышали, как он коротко всхлипнул, потом еще раз и еще, а потом последовала длинная пауза, прежде чем он вздохнул снова. Потом Бомпи затих.

Мы с Коди уставились друг на друга. Но тут Бомпи откашлялся во сне и вновь задышал ровно.

— Ты тоже подумала о том, о чем я подумал? — спросил Коди. — Ты подумала: «Держись, Бомпи!»

— Да, я подумала именно так, — кивнула я.

Вы, наверное, думаете, что рядом с прикованным к постели Бомпи царили доброта, спокойствие и согласие? Нет, именно сейчас между дядей Стю и дядей Мо разгорелся жаркий спор. Они разошлись во мнении о том, стоит ли им забрать Бомпи обратно в Америку.

— Как он может оставаться здесь? — кричал дядя Стю. — Он не может о себе позаботиться. Кто будет присматривать за ним? Я считаю, что его нужно забрать в Америку.

— А я говорю, он останется здесь! — гремел дядя Мо. — И, кстати, если его взять в Америку, где он станет жить? Ты возьмешь его к себе?

— Я? — залопотал дядя Стю. — У нас нет места… у нас не приспособлено… А почему бы тебе не взять его к себе?

Но тут вмешался дядя Док:

— Может быть, вам стоит спросить Бомпи, чего он хочет?

И они спросили Бомпи, и он ответил: «Я дома! Я останусь здесь!» Дядя Док сказал, что Бомпи уже сделал свой выбор. Он вернулся домой, в замечательное место, и мы должны оставить его в Англии, среди цветущих повсюду роз и лаванды.

— А кто же останется, чтобы позаботиться о нем? — спросил дядя Стю.

— Я останусь, — предложила я. — На все лето. Можно?

— Ты слишком мала, — отмахнулся дядя Стю. Потом скрестил руки на груди, как иногда делает Брайан, и заключил: — Знаете что? Я не стану об этом переживать. Вы сами об этом думайте. Я пойду посплю.

Тут как раз приехала Розали, и мы сгрудились вокруг, глазея на Дока и Розали.

Они, должно быть, устали от нашего внимания, потому что очень скоро сказали, что пойдут прогуляться.

На кухне Брайан списывал рецепт яблочного пирога.

— Я думал об этом пироге всю дорогу через океан, — признался он. — Теперь я тоже хочу научиться печь такой пирог.

— Эй, посмотрите-ка туда, — прошептал Коди.

В саду дядя Мо жонглировал яблоками. Он продолжал жонглировать даже тогда, когда мы вышли из дома, чтобы посмотреть на него.

— Смотрите! Я могу жонглировать четырьмя яблоками одновременно! Как тебе это, а, Сьерра-Индия-Ноябрь-Оскар-Кило?

— Здорово, Папа-Альфа-Папа-Альфа, вот здорово! — отвечал Коди.

Тут и все мы стали подбирать яблоки, а потом подошли к окну, из которого выглядывал усаженный в подушки Бомпи. И все принялись жонглировать яблоками и подбрасывать их над головой, яблоки так и летали, и эту картину застал вернувшийся с прогулки дядя Док.

75. О, Розали!

О, женщины! Розали уехала.

Дядя Док вернулся с прогулки один, угрюмый. Мы засыпали его вопросами, желая знать, где Розали.

— Уехала. — Он был краток.

— Уехала? — изумилась Софи. — Она не могла уехать. Ведь она только что приехала…

— Уехала, — твердил дядя Док. — Уехала, уехала, уехала.

Тогда все начали сыпать вопросами по сто штук в минуту, желая знать, куда именно она уехала, почему и собирается ли вернуться.

Дядя Док отвечал, что у Розали есть кое-какие планы, которые нельзя изменить. Поэтому она завтра уезжает в Испанию.

Тут Софи вскричала:

— Догоните ее!

И Брайан вторил ей:

— Остановите ее!

Дядя Док пожал плечами:

— У нее на все есть свое мнение, это же Розали.

Брайан и Софи продолжали увещевать дядю Дока:

— Догоните ее! — и вдруг, сам не знаю как, у меня вырвалось:

— Может, вам стоит предложить ей пожениться или как это там называется?

— Я предложил, — признался дядя Док.

— Стоящее дело, Док, — поддержал отец.

А я спросил:

— И что она вам ответила? Почему уехала?

— Я уже сказал, у нее свои планы, — отрезал Док.

— А как насчет того, чтобы пожениться? — уточнил я.

Дядя Док стоял, подбрасывая и ловя одной рукой зеленое яблоко:

— Она сказала, что это для нее слишком неожиданно…

— Слишком неожиданно? — изумилась Софи. — Вы всю жизнь ждали ее. Вы сорвались с насиженного места, чтобы найти ее…

— Черт подери! — не выдержал дядя Док. — Могут у меня быть свои секреты?

Потом кто-то предположил, что Розали, возможно, изменит свое решение или просто уехала, чтобы завершить важные дела, но обязательно вернется, а Софи спросила: