Странница - Шарон Крич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы я мог начать жизнь сначала…
Дня больше нет. Тянется одна бесконечная ночь.
Чтобы услышать друг друга, нам приходится кричать что есть силы — только так можно перекричать ветер. А мне хочется шептать о чем-нибудь хорошем. Но времени нет. Мы постоянно боремся с ветром.
Прошлой ночью мне приснилась Софи. Поэтому утром я спросил дядю Дока, знает ли сама Софи, что случилось с ее родителями.
— В некотором смысле Софи знает это. Но насколько четко она это осознает? На это может ответить лишь она сама, — сказал дядя Док.
Еще я спросил, почему никто не говорит нам об этом, почему бы не рассказать все мне или Брайану?
— Пока не время. И, может быть, Софи сама нам расскажет. Ведь это ее история.
49. В вихре
Коди, дядя Док и я заступили на вахту примерно в час пополуночи. Мне показалось, что шторм начинает успокаиваться, появилась надежда, что по окончании вахты мы передадим «Странницу» в руки дяде Мо, Стю и Брайану при более спокойном море.
— Всюду тьма, только бури пронзительный вой! — прокричал дядя Док.
— Это тоже стихи? — спросила я.
— Точно, — кивнул дядя Док.
Мы простояли на вахте почти час, когда Коди крикнул мне:
— Сьерра-Оскар! Ваше высочество — где оно?
Я тупо смотрела на него. Должно быть, сильно уши заложило. Что такое он кричит? Коди снова крикнул, подергивая за пояс:
— Ваше высочество!
Я потрогала голову: уж нет ли на мне короны? И сделала реверанс. Наверное, Коди затеял новую игру. Покинув пост, он спустился в каюту, и, когда Коди подошел ко мне, я увидела, что он принес мой страховочный трос. Ох, ведь это он кричал мне: «Пояс страховочный», а мне послышалось: «Ваше высочество». Как глупо получилось. Коди застегнул на мне страховочный пояс и строго наказал:
— Ты должна носить его, Софи. Обязана.
— Ладно, море-то успокаивается. Все будет в порядке, — отмахнулась я.
— Ничего не в порядке, Софи. Не снимай пояс! Море, кажется, решило дать нам передышку, ветер утих на час-другой.
Я следила за тем, как умело Коди работает на палубе. В одну минуту он установил парус по ветру, в следующий момент подтянул линь, закрепив свободный край паруса, повернулся к следующему.
Дядя Док управлялся с парусами по другую сторону палубы. Они двигались с обманчивой легкостью, словно волны не раскачивали «Странницу». Их действия походили на игру, а движения напоминали грациозные балетные па.
Около половины четвертого утра, за полчаса до окончания нашей вахты, ветер и волны разыгрались с прежней силой. Дядя Док был на кокпите, Коди у руля, я сидела у крыши кабины, следя за волнами, вздымавшимися за кормой, чтобы предупреждать Коди о приближении особенно высокой волны.
В тот момент, когда волна поднимается на дыбы, я всякий раз чувствую слабость и тошноту, не столько от качки, сколько от страха, что она перевернет яхту. Вдруг в отдалении я увидела волну, которая сильно отличалась от прочих. Она была намного выше других, не меньше пятнадцати метров, и не темная, как остальные. Белая от основания до верха, волна вся состояла из пены, словно только что разбилась. Секунды две я смотрела на нее, пытаясь сообразить, что происходит, и вот волна уже нависла над нами. Невероятно, но она все еще продолжала расти, вся покрытая пеной.
— Коди! Оглянись! — крикнула я изо всех сил.
Он обернулся, быстро посмотрел на волну и упал, свернувшись клубком и обхватив голову руками.
Большая часть волн, разбивавшихся над нами, заливала кокпит пеной со стороны кормы. Но эта была непохожа на другие. На ее верхушке образовалось завихрение, отчетливо различимое снизу. Я следила, как она воздвигалась над нами, все выше и выше и, наконец, ударила по «Страннице» всеми тысячами литров белой, бурлящей воды.
Я оказалась внутри водяного вихря, меня понесло, завертело, бросало в разные стороны. Мысленно я твердила себе: «Задержи дыхание, Софи! Держись!» — сомневаясь, что снова смогу глотнуть воздуха. Что за свирепая сила несла меня, непохожая на воду, обычно такую нежную и ласковую? Я лихорадочно пыталась вспомнить, пристегнула ли я свой страховочный пояс? Да или нет?
Я чувствовала, что вода тащит меня за борт. Навсегда остаться в океане, под водой, закрутившей и швырнувшей меня, словно хрупкую скорлупку? Меня смыло за борт? Мне четыре года? В голове зазвенел детский голосок: «Мамочка! Папочка!»
И вдруг я услышала в ответ: «Софи!»
Даже сейчас, когда я записываю пережитое, у меня перехватывает дыхание.
50. Волна
Волна. Волна… Она выплеснула меня с такой силой, что я пробила брезентовую крышу кабины и, проехав по палубе, уткнулась в бортовое ограждение. Словно опрокинутая черепаха, я лежала на спине, двигая руками и ногами в напрасной попытке за что-нибудь ухватиться. Первой моей мыслью было — спрятаться, пока не накрыло следующей волной. Страховочный трос выдержал мощнейший удар, остался закрепленным. Иначе сейчас я была бы уже далеко от яхты.
Я увидела дядю Стю, высунувшего желтое лицо из главного люка. Вид у него был такой, словно его ударили в живот. Широко раскрыв рот, он не отрываясь смотрел прямо перед собой.
Я не могла думать ни о чем, кроме того, где сейчас Коди и дядя Док.
Ухватившись за мой страховочный трос, дядя Стю втащил меня в кабину сквозь дыру в брезенте. Я упала на навигационный стол. Ноги болели ужасно. Наверное, обе сломаны. Накатила дурнота, ныло избитое тело, невыносимо колотилось сердце.
Я сползла на пол, по колено в воду: нужно выяснить, где люди, все ли на борту. Вокруг плавала одежда, остатки пищи. Дядя Стю. Дядя Мо. Брайан. Я не могла их сосчитать, не могла сосредоточиться.
Я поползла по полу, гадая, кого же не хватает. Стю. Мо. Брайан. Эти здесь. Я пробиралась по полу, в воде, среди грязи и мерзости. И вдруг закричала:
— Коди-Док-Коди-Док!..
Я доползла до кормовой кабины и повалилась на груду мокрой одежды, мыча: «Коди-Док-Коди-Док!..»
Подошел Брайан, опустился возле меня на колени:
— Он в порядке, Софи, в порядке. Он наверху.
— Кто наверху?
— Док. С ним все в порядке.
— А Коди? Где Коди?
Какие-то люди сновали туда-сюда, пытаясь откачать воду.
— Он в порядке, Софи, он здесь, я его видел, — успокаивал Брайан.
— Что у тебя с рукой? Она выглядит странно.
Брайан осторожно придерживал свою правую руку левой:
— Наверное, сломана.
Меня не оставляла мысль о том, что нужно убедиться, все ли наши на борту. Я перебирала в голове всех по именам, опять и опять: Док откачивает насосом воду, Мо — на палубе, заделывает люк. Брайан здесь, откачивает воду. Стю — тоже. Коди? Где Коди? Я так привязалась к нему. Потом до меня дошло: он на палубе.
И тут наконец на трапе появился Коди с окровавленным лицом. Волна ударила его головой о штурвал, он разбил нос и левую бровь. Он торопливо пробирался в ванную. Я поспешила за ним. Коди сидел на полу, растерянно глядя на пакет с бинтами, лежащий у него на коленях.
— Софи, — позвал он, — помоги мне.
Я пробралась в носовую кабину, взяла аптечку первой помощи, вернулась к Коди и начала смывать с его лица кровь салфетками, смоченными чистой водой. Раны оказались глубокими. Когда я принялась обрабатывать их дезинфицирующим раствором, Коди затрясло и вырвало.
— Ничего, Коди, ничего, все нормально, это просто шок, — бормотала я, пытаясь его успокоить.
Я снова промыла раны, наложила на них марлевые тампоны и заклеила пластырем. Вид у Коди был довольно жалкий, но для начала лицо было спасено. Найдя кое-что из сухой одежды, я помогла ему улечься и укутала шерстяными одеялами.
Я сидела рядом с Коди, присматривая за ним, а в ноги мне словно вонзались огненные стрелы. Вокруг царил невообразимый беспорядок. Брезентовое покрытие наполовину съехало на палубу, его металлическая рама, прежде привинченная к палубе, отвалилась. Стол в кокпите сломан, пропала радиоантенна, сорвало крышки люков. Наружные динамики тоже смыло водой вместе с беседкой, голубым креслом и кучей подушек.
Верх аварийного контейнера с пресной водой проломило и содержимое вытекло. Все деревянные части кокпита поцарапаны и испорчены.
В кабине все пропитано водой. Вода хлещет в люк словно из брандспойта, заливая все вокруг. Огромная банка острого соуса после удара волны наполовину пуста. Соус выбило из банки, и его место заняла вода.
Аппарат спутниковой связи, радио и радар — все снесено, керосиновая плитка раздавлена.
Такое чувство, что мы несемся верхом на разъяренном быке, одновременно попадая под жестокие удары волн, тяжелых, словно камни.
51. Слабость
Мы двигаемся с трудом. Я совершенно выбит из колеи, мне кажется, что я смотрю страшный фильм. Было бы легче, знай мы, чем все закончится. Если нам суждено высадиться на сушу, я бы успокоился. Но если нет… зачем тогда тратить долгие часы, пытаясь починить такелаж, произнося сложные морские термины? Почему мы не делаем самого главного? И что для нас сейчас самое главное?