Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

Вот теперь уже Дружинин с особым интересом следил за реакцией хозяина кабинета, однако этот свой интерес он старался скрыть и потому почти все время глядел в сторону. Однако успел заметить то, что хотел: генерал-лейтенант выслушал его признание с огромным вниманием; он буквально глазами ел своего гостя. Когда же тот закончил, Мосолов ничего говорить не стал; посидел немного, барабаня пальцами по столу, потом спросил:

— Так вы говорите, батенька, что можете установить эту вашу телефонную защиту в весьма короткий срок?

— Да, ваше превосходительство, — отвечал инженер, — меньше чем за месяц могу управиться.

— И что же, вам, наверно, рабочие потребуются? Стены дворца сверлить будете?

— Нет, сверлить ничего не надо. А помощник у меня будет всего один. Он еще совсем юноша, но очень сообразительный и толковый. Мне его будет вполне достаточно.

— Вот как? Да… И цену за свои услуги вы попросили весьма умеренную, весьма… Так что не вижу причин вам отказать, никаких причин! Скажите мне только имя и звание вашего помощника.

Выслушав ответ, генерал-лейтенант склонился над столом и быстро что-то написал на особом бланке — такие бумаги выпускала канцелярия дворца.

— Вот пропуск для вас и вашего помощника, — сказал он, протягивая документ инженеру. — Можете приступать хоть завтра. А вот распоряжение в финансовую часть о том, чтобы вам выдали аванс — сумма, я полагаю, вас устроит?

Инженер глянул на чек и наклонил голову:

— Вполне устроит, ваше превосходительство.

— Да-с, таким, значит, образом… — произнес генерал-лейтенант. — Очень приятно, знаете, встретить молодого человека, столь государственно мыслящего. Знаете что? А приходите ко мне на обед! Сегодня же вечером и приходите. Мы обедаем рано, садимся в шесть часов. Знаете, где я живу? Нет? На Литейном, близ Невы, в собственном доме, легко найдете. Буду ждать.

— Благодарю за приглашение, — отвечал инженер. — Непременно буду.

Действительно, без четверти шесть инженер уже звонил в дверь величественного особняка в стиле ампир. Ему открыл швейцар с явно военной выправкой. Вестибюль не поражал роскошью. Да и остальная отделка здания отличалась простотой и строгостью. «Не удивлюсь, если окажется, что хозяин, подобно покойному императору Николаю Павловичу, спит на солдатской койке и укрывается шинелью», — подумал Дружинин, следуя вслед за лакеем в столовую.

Здесь уже собрались все члены семьи Мосоловых. Генерал-лейтенант представил гостя своей супруге Елизавете. Кроме супругов на обеде присутствовали и дети: сыновья Александр и Дмитрий, статные юноши, один двадцати двух, другой девятнадцати лет, и дочь Маша, стройная девятнадцатилетняя девушка. Черноволосая и черноглазая Маша вначале показалась Дружинину замкнутой и надменной и совсем не понравилась. Однако в ходе возникшей за столом беседы его мнение изменилось.

Разговор за обедом вначале вращался вокруг тем, связанных с появлением гостя — телефонии, других явлений технического прогресса. Дружинин рассказал о лондонском метро, о новых моделях французских и английских автомобилей, о других технических новинках, которые в последние годы в обилии поставляла Европа.

— А вы, я смотрю, батенька, и поездить тоже успели, — заметил Мосолов.

— Да, после отставки я много где побывал, — сказал инженер. — Я ведь изучал инженерное дело не только в университете, я и в фирме Белла успел поработать.

— А что вы думаете о проектах новых германских дирижаблей? — спросил его младший Мосолов, Дмитрий. — Мне кажется, с их помощью немцы вскоре завоюют все небо.

— Нет, этого не стоит опасаться, — уверенно заявил Дружинин. — Небо завоюют вовсе не дирижабли, а самолеты. У надувных воздушных средств есть уязвимые места.

И он кратко, не пускаясь в излишние подробности, разобрал сравнительные достоинства и недостатки двух видов воздушных судов. Во время своего рассказа он несколько раз ловил на себе взгляд Маши — она смотрела на гостя с любопытством, что было понятно, и почему-то также с испугом — или это Дружинину только показалось?

Благодаря Маше разговор вскоре свернул на культурную жизнь столицы. Говорили о прошедшей выставке картин художника Серова, о появлении каких-то скандальных поэтов-футуристов, о предстоящем выступлении модного поэта Северянина.

— У нас на женских курсах, где я учусь, — рассказывала Маша, — все девушки без ума от этого Северянина. А я его терпеть не могу! Пошлый гаер! «Я явления жизни превратил в грёзофарс!» Тоже мне, волшебник! Мне кажется, все эти утонченные символисты, певцы смерти, — лишь проявление дряблости нашей культуры. Мне ближе другой новый поэт, Гумилев. Он воспевает пиратов, разбойников, храбрых людей — это по мне!

— Я стихов Гумилева не знаю, — заметил хозяин дома, — но слышал, что он офицер, это похвально. А вообще эти Машины слова доказывают, что она целиком в меня, моя дочь. Мне тоже не нравится расслабленность, свойственная нынешней молодежи.

— Молодежь бывает разная, — заметил на это Дружинин. — И стихи тоже должны быть разными. Ведь человек не состоит из одних только мускулов, у него еще и нервы есть, и мозг. Нельзя воспевать одни только сражения.

— Да, нельзя! — сказала Маша. — Можно воспевать еще борьбу за справедливое дело, борьбу против угнетателей. Это лучше всего делает не Гумилев, а Горький. И вот это мое увлечение папа никогда не одобрит. Ведь Горький — певец революции, а папа революцию не одобряет…

И Маша усмехнулась, но усмешка была какой-то горькой. И вновь испытующе глянула на Дружинина.

Маша угадала: отец, да и другие члены семьи весьма скептически высказались о творчестве Горького. Потом перешли на новые постановки Художественного театра.

Когда обед подошел к концу, Мосолов сказал:

— Давайте, Игорь Сергеевич, пройдем ко мне в кабинет, выкурим там по сигаре. У нас с вами осталась пара вопросов, которые надо обсудить.

Они прошли в небольшой уютный кабинет Мосолова, весь увешанный картами — здесь были карты всей России, Сибири, Средней Азии, Европы, Балкан, — и сели вокруг стола. Закурили, и хозяин кабинета заговорил:

— Я вижу, что на моих домашних вы, сударь, произвели такое же благоприятное впечатление, как и на меня. Да, очень благоприятное… Хорошо, давайте перейдем к делу. Во время беседы в моем служебном кабинете вы высказались в том смысле, что готовы способствовать прекращению деятельности людей, чья деятельность… вот, совсем зарапортовался! Как это вы давеча выразились, скажите лучше сами…

— Извольте, — ответил Дружинин. — Я сказал, что считаю деятельность покойного господина Столыпина чрезвычайно вредной для интересов России и престола. И не только его самого, но и его ближайших соратников и последователей. И я готов приложить все усилия, чтобы эту их деятельность прекратить. И я, ваше превосходительство, готов повторить это где угодно. И не опасаясь последствий.

— Верно, верно, а то я как-то запамятовал, — кивнул Мосолов. — Да, и не называйте меня, пожалуйста, «ваше превосходительство». Можно без чинов, просто Александр Александрович. Так вот, должен вам признаться, голубчик: идеи, которые вы высказали, мне чрезвычайно близки. И не только мне. Есть и еще люди… замечательные люди! Но я что, собственно, хочу сказать: если мы мыслим столь родственно, то вы могли бы оказать мне помощь… ну, не совсем официально. Приватным, так сказать, порядком.

— Я, ваше… то есть Александр Александрович, исполнен к вам столь глубокого уважения, — с чувством произнес Дружинин, — что готов оказать вам любую помощь, какая потребуется. Однако, признаться, я не совсем понимаю, о чем идет речь.

— Сейчас объясню. Премьер, чья деятельность, как вы правильно заметили, сильно пошатнула основы трона, не прервалась с его смертью. Ее намерены продолжить его ближайшие соратники, прежде всего главноуправляющий землеустройством империи Александр Кривошеин и глава Русского окраинного общества Владимир Гурко; есть и другие. Нам, истинным патриотам, совершенно необходимо знать, что задумывают эти люди. В этом нам мог бы помочь ваш аппарат — тот, второй, о котором вы давеча тоже упоминали. Можно ли будет его смонтировать в кабинетах этих господ?

— Почему же нельзя? — отвечал инженер. — Надо только обеспечить мне с помощником доступ в эти кабинеты, и все будет сделано.

— Замечательно! Просто замечательно! — воскликнул Мосолов. — Доступ я вам обеспечу в самое ближайшее время. И сразу скажу об этом — тем более мы теперь будем часто видеться в Зимнем. А что касается вознаграждения за ваши услуги…

— Я готов выполнить эту работу совершенно бесплатно, — гордо заявил инженер. — Исключительно в интересах Отчизны.

— Превосходно, голубчик, превосходно! Однако я вам ведь не пачку ассигнаций в карман сую. Истинно государственные люди не должны быть стеснены в средствах. Государство имеет возможность обеспечить своих защитников, используя не только наличные. Вы ведь человек, сведущий в технике, верно? Кто лучше вас сможет, например, руководить строительством новой железной дороги? Никто. Остается только получить концессию. Я вам в этом помогу. Скажем, на днях будет решаться вопрос о получении концессии на строительство новой дороги от Саратова на восток, в киргизские степи. Вложения предусмотрены колоссальные! Ну, как вам мое предложение?