Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

Дружинин надеялся, что теперь будет читать она, муза Гумилева. Однако на сцену поднялся незнакомый ему поэт. Возможно, его стихи тоже были бы интересны, но капитан не мог сидеть здесь всю ночь — надо было встретиться с руководителем группы, рассказать о встрече с Мосоловым.

Дружинин поднялся и проследовал к выходу. Выйдя из кафе, он быстро зашагал в сторону Невского, где находилась гостиница, как вдруг услышал за спиной возглас:

— Подождите!

Инженер оглянулся. Его догоняла Маша Мосолова.

— Как вы быстро ходите! — сказала она, подойдя. — Я еле догнала. Вы куда, собственно, направляетесь?

— С вашего позволения, в гостиницу, — отвечал инженер. — Впрочем, если нужно вас проводить домой, я готов.

— Да, я бы не возражала, — сказала Маша. — Есть о чем поговорить. Нет-нет, вашей руки мне не надо, — она отстранила руку, которую любезно согнул Дружинин. — Я современная девушка; мне не надо поднимать платки, меня не нужно приводить в чувство после обмороков — а в обморок воспитанная девушка должна падать на каждом шагу, ведь мир так груб!

В ее голосе слышалась неприкрытая издевка.

— Да и провожать меня, по большому счету, тоже не нужно, — продолжала Маша. — Центр Петербурга — место вполне безопасное, это не дремучий лес. Просто мне действительно хотелось с вами побеседовать.

— О чем же? — спросил Дружинин. Они шли, огибая Михайловский сад; слева шумели невидимые в темноте деревья, впереди светились фонари пустынной в это время Садовой.

— О вас, — просто ответила Маша. — Вы необычный человек, господин инженер. Мне хотелось бы разобраться.

— Что же во мне такого необычного? — пожал плечами Дружинин.

— Да хотя бы ваш интерес к поэзии. Ни за что бы не поверила, что могу увидеть вас в «Бродячей собаке»! В опере или в театре — да; отец и люди его круга считают правильным изредка посещать оперу. Но интересоваться новой поэзией — никогда! А еще люди из окружения моего отца не разбираются в технике, они чужды всяким новшествам. Так что вы в этом кругу — настоящая белая ворона!

— А вы, я вижу, не слишком одобряете своего батюшку и его друзей, — заметил Дружинин.

— Не одобряю — это мягко сказано. Я их ненавижу! Но при этом отца своего — люблю. Это моя драма! Папа — храбрый человек, настоящий военный. А какой он отец, какой любящий муж! Поэтому я разрываюсь в отношении него между любовью и ненавистью. Но что касается людей из его кружка — тут у меня никаких сомнений нет. Это люди, которые поставили своей целью сохранить Россию отсталой. Сохранить в ней все самое обветшалое, самое отжившее: самодержавие, исключительные права помещиков, черту оседлости для евреев, сословия… Причем они делают это не из каких-то идейных соображений, а просто потому, что так им удобнее сохранить свое богатство. Они понимают, что в новой, развивающейся России они будут никому не нужны, вот и стараются!

Произнося эту тираду, Маша раскраснелась, глаза ее горели, все лицо дышало жизнью; она была чудо как хороша; Дружинин, искоса посматривая на свою спутницу, невольно залюбовался.

— Вы, наверно, хорошо изучили это отцовское окружение, раз так уверенно о нем судите, — заметил инженер.

— Еще бы не изучила! Почти каждую неделю собираются. Тут у них что-то вроде клуба. Хотя, я подозреваю, иногда встречаются не только у нас, но и у кого-то еще.

— А кто входит в это окружение? Из слов вашего отца я понял, что у него есть единомышленники, но он никого не назвал…

— А зачем вам их знать? — спросила Маша и вдруг остановилась; Дружинин невольно тоже встал. Теперь они стояли напротив один другого, и девушка пристально смотрела в глаза инженера.

— Зачем вам понадобилось завоевать доверие отца? — продолжала допрашивать Маша. — Я слышала, как вы умело ему поддакивали там, в кабинете. Уже стали для него своим человеком! Кто вы такой на самом деле? Из какой-нибудь особо тайной полиции? Отвечайте!

И не успел Дружинин и глазом моргнуть, как перед его лицом очутился маленький серебристый револьвер; как видно, девушка извлекла его из рукава пальто.

— Отвечайте, господин ищейка, или я прострелю ваш чистенький лобик! — процедила Маша. — И не сомневайтесь: силы духа у меня для этого хватит!

— Чтобы говорить так уверенно, надо иметь некоторый опыт, — заметил Дружинин. — Хотя бы небольшой. Позвольте узнать: вам кого-то уже приходилось ликвидировать таким образом?

— Нет, пока не приходилось! — отвечала Маша. — Но надо же когда-то начинать. Вот начну с вас. Так что ответить вам придется, или унесете ваши тайны на тот свет. Повторяю: кто вы такой? Зачем вошли в доверие к моему отцу? Вы такой же, как они, или, может, у вас свой кружок, который хочет оказаться поближе к трону?

— Хорошо, я отвечу, — сказал Дружинин; по тону, каким говорила девушка, он понял, что ее слова — не пустая угроза и она действительно способна выстрелить. — Нет, я не такой же, как ваш отец. Его взгляды мне так же противны, как и вам. И я не принадлежу к другому кружку претендентов на власть. Наоборот: я хочу всех таких властолюбцев разоблачить. Обезвредить тех, кто убил премьера Столыпина.

— Столыпина? — удивилась Маша. — А он здесь при чем? Такой же сатрап, как друзья отца, только умнее. Если вы за Столыпина, значит, из полиции?

— Нет, уверяю вас, я не имею отношения ни к полиции, ни к жандармам Российской империи, — отвечал Дружинин. — Я и мои друзья (а у меня есть друзья) хотим разоблачить убийц премьера… ну, скажем, из любви к истине. Нам не нравится ложь, которая окружает это убийство. Можете считать нас группой правдоискателей. Скажите, Маша, а вы сами — из какой группы? Ведь вы тоже не сама по себе?

— Вообще-то здесь вопросы задаю я, — заявила Маша.

— Это почему же? — полюбопытствовал инженер.

— Потому что у меня оружие! — гордо ответила девушка. — А значит, я сильнее.

— Вот тут вы сильно заблуждаетесь, — сказал Дружинин.

Он сделал отвлекающее движение левой рукой, а правой в это время быстро и крепко взял девушку за кисть; блестящий револьвер упал на мостовую. Дружинин подобрал его и внимательно рассмотрел.

— Французская марка, — заметил он с видом знатока. — И сделан совсем недавно, в 1910-м. Увлекаетесь оружием, мадмуазель?

— Отдайте! — потребовала Маша, потирая кисть.

— Не раньше, чем вы ответите на мой вопрос, — сказал Дружинин. — Кроме того, мне не нравится, когда меня хотят убить. Не доставляет удовольствия, знаете.

— А вы храбрый, — заметила девушка, глядя на инженера с непонятным выражением. — И вовсе я не хотела вас убить. Мне надо было узнать, кто вы такой и кого представляете.

— И как, удовлетворили свое любопытство?

— Отчасти. Группа правдоискателей… Как-то по-детски звучит. Но главное я поняла: вы не из полиции. Может, вы тоже какой-то революционер?

— Ну, можно сказать и так, — согласился Дружинин. — Да, с точки зрения существующего порядка, с точки зрения вашего отца я — безусловно, революционер. Но вы сказали «тоже» и тем окончательно себя выдали. Давайте, договаривайте остальное.

— А так ли оно важно, это остальное? — сказала Маша и шагнула ближе к инженеру. — Главное — ты не с ними, не с этими гадами. Это было бы ужасно неправильно: такой красивый, такой интересный — и с ними… А раз нет…

И она крепко обняла шею инженера и чуть нагнула его голову к себе — так, чтобы их губы смогли встретиться…

Глава 20

«Сейчас… сейчас он меня догонит… — Одна мысль билась в сознании убегающего Вани. — Даже вон до того угла не добегу… Может, самому остановиться? Попробовать убедить, что все ложь? Нет, он не послушает… Но почему он не стреляет? Ах, да, у него же револьвер на кухне остался, разобранный. Да и не нужен ему револьвер. Он и так меня забьет, руками… Но кто это там на углу? Прохожий? Надо ему крикнуть…»

И Ваня из последних сил прокричал:

— Помогите!

Крик вышел негромкий, совсем неубедительный. И понятно, что прохожий не кинулся ему на помощь, а наоборот, сильнее вжался в стену дома. Ваня все же добежал до него и даже выскочил на перекресток, но преследователь был уже у него за спиной. Не желая получить удар в затылок, Ваня остановился и повернулся лицом к преследователю. И вдруг увидел, что прохожий, мимо которого он только что пробежал, выставил вперед бедро, так что Романов, не ожидавший такого подвоха, со всего размаха споткнулся и полетел на брусчатку.

Впрочем, оскорбленного мужа это не остановило — он тут же вскочил и кинулся на нового обидчика, готовый стереть его в порошок. Это у него должно было получиться — ведь Романов был выше на целую голову. Однако когда его пудовый кулак готов был обрушиться на голову Ваниного заступника, тот внезапно уклонился да еще и подтолкнул слесаря-революционера в спину, так что тот вновь оказался на земле.