Звучание сердец (СИ) - Волчек Дарья

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мама непринуждённо щебетала, пытаясь разрядить обстановку за ужином. Она увлечённо рассказывала об отдыхе в солнечной Сицилии, как они покоряли солёное Средиземное море, то и дело протягивая мне свой телефон, чтобы показать фантастические закаты над горными хребтами и маленькие разноцветные виллы. Своей беседой она стремилась заполнить зияющую пустоту между нами, словно наскоро сшивая семейные узы между мной и отцом.

— Ты бы видела, какое там море, доченька, синее-синее, и такое чистое, — мама мечтательно вздохнула, поправляя выбившуюся из низкого хвоста прядку таких же рыжих как у меня волос. — Тебе бы там понравилось, набралась бы вдохновения для своих книг!

Рука отца сжала вилку, которую до этого он непрерывно рассматривал, тщательно изучая блестящее столовое серебро — единственный предмет былой роскоши в моей нынешней жизни. Но, казалось, мама этого не заметила, продолжая свою мысль.

— Помнишь Ольгу Николаевну из моего педиатрического отделения? — мама пригубила из бокала. — Она всё интересуется, как там твоя книга, хочет её прочитать, и я очень хочу!

— Да-да, книга, — рассеянно пробормотала я.

— Ну так как твоя книга? Ответь матери, — отец отложил вилку в сторону, сцепляя руки в замок.

— Пишется, я даже связалась с издательством…

— Только пишется? — уголки губ отца приподнялись. — А я-то думал, ты уже купаешься в лучах славы, и наша уважаемая фамилия прогремела на всю страну. А чем ты занимаешься?

— Работаю… и учусь, — зажатая в руке виноградинка лопнула, делая их липкими. — Я работаю официанткой и учусь на журфаке.

— Этого я и ожидал, — кивнул отец, откидываясь на спинку стула.

— Юра, прекрати, — шикнула мама, её тонкие черты лица вытянулись от негодования.

Снова повисло густое молчание. Казалось, эту тишину можно было зачерпнуть большой ложкой и съесть. И она была бы куда приятнее всей этой беседы.

— Доченька, может, ты вернёшься домой? Мы очень по тебе соскучились, — мама протянула ко мне свою маленькую ручку через стол. Белый, летний костюм облегал её тонкую фигуру. На фоне отца она была похожа на рыжеволосого ангела с добрыми голубыми глазами.

— Нет, она не вернётся домой, пока не возьмётся за ум, — поверх тяжёлых, в роговой оправе, очков на меня глядели тёмные глаза. Не глаза, а два замёрзших клочка земли.

— Ты можешь приезжать ко мне в гости чаще, мам, — попыталась я успокоить свою милую мамочку. — Мы могли бы в следующие выходные прогуляться с тобой по набережной, или съездить…

— Нет, — снова отрезал папа. Серая рубашка-поло угрожающе натянулась на его животе. — Саша слишком занята для прогулок, ей нужно протирать столы.

— Папа, пожалуйста, давай поговорим как взрослые люди. Да, я не пошла по тому пути, который вы выбрали для меня, ослушалась. Но за что ты так со мной? Мы не виделись целый год, неужели ты не соскучился? Я очень скучала, я хотела быть рядом с вами, хотела чтобы вы поняли……

Мой умоляющий и трясущийся голос потонул в неожиданно грянувших тяжёлых басах. Музыка пульсировала почти со взрывоопасной силой, пугая не только меня, но и мою впечатлительную маму. Бесноватый голос исполнителя громко кричал, мешая мне продолжить свою речь.

— Смотри, как ты живёшь, — губы отца презрительно дрогнули. — А ведь могла жить с нами. Могла учиться на медика, стать хирургом и не знать потребности в деньгах. А теперь ты живёшь среди отбросов. Посмотри и послушай, что тебя окружает. Ты сгниёшь здесь в этой квартире, всю жизнь работая официанткой!

— Пожалуйста, просто поверь…

— Хватит, — сурово прервал он. — Дорогая, собирайся. Мы уезжаем.

Он, расправив плечи, вышел из-за стола и гордой походкой направился прямиком в прихожую, абсолютно уверенный в том, что мама послушается его.

— Сашенька, прости, — прошептала мама, обхватывая меня тоненькими руками. Сейчас ей было больно так же сильно, как и мне.

— Лена! — крикнул он.

— Всё хорошо, я в порядке, правда, — я чмокнула её в гладкую щёку. — Тебя ждут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я обязательно позвоню тебе, милая, — она подхватила маленькую сумочку и выбежала в прихожую. Дверь хлопнула.

Я нервно дёрнулась и потянулась к нетронутому бокалу. Маленькие пузырьки тут же защекотали горло и нос, спускаясь в пустой желудок. Отец, который в детстве возил меня на плечах и качал на качелях, стал для меня чужим. Сегодня передо мной сидел угрюмый и отстранённый доктор, а любящий отец остался лишь далёким воспоминанием. И, как бы я ни старалась переломить ситуацию, так будет всегда. Ведь я ошибка в его идеальном мире. Опухоль, которую нужно либо прижечь, либо вырезать.

Залпом осушила бокал, желая заглушить противный голос обиды. Но он как назойливая муха жужжал в моей голове, атаковал как разъярённый шершень. Глаза заволокло слезами. Солёные капли покатились по щекам, размазывая старательно наложенный макияж. В квартире как-то неожиданно стало холодно и пусто. Я обхватила плечи руками, но дрожь в теле не прекращалась. Тело сотрясалось вместе с музыкой из соседней квартиры. Крики вокалиста были моими криками, удары барабанов были моими ударами кулаком по заставленному столу.

Эта музыка сводила с ума. Она не дала мне объясниться с родителями. Возможно, отец бы дослушал меня, и, если бы не примирился с этим, то хотя бы понял, что его бойкот ничего не изменит. Он лишь рушит семью и вбивает между нами огромный клин.

Я вскочила с узкой табуретки, опрокидывая шаткую конструкцию на пол. Во всём виновата эта дурацкая музыка, и мои отвратительные соседи. Они могли слушать эти завывания днём, утром, но специально сделали это сейчас. Из-за них я снова осталась одна, а весь мой и без того ненадёжный мир разрушился окончательно.

Но если уж и тонуть, то только с кем-то вместе. И этим кем-то окажется Женька. Семён. Юля. Богдан… Сгодится любой из них. Все они попали в мой список отмщения.

*****

Я выскочила на лестничную площадку. В груди всё грохотало так сильно, что прерывалось дыхание. Утерев рукавом платья солёные дорожки на щеках, я принялась барабанить в знакомую дверь. Скоро отпечатки моих ладоней будут вырезаны на её мягкой поверхности. Ответом мне были пульсирующие вибрации инструментов из колонок.

— Богдан, открой эту чёртову дверь! — я сильно пнула ногой. — Открывайте, жалкие трусы! Как же вы меня достали.

Я снова пнула мягкую обшивку, а в голове метались мысли, что я сейчас сделаю с тем, кто мне её откроет. Все известные мне методы возмездия казались детской хлопушкой. Гнев бурлил внутри меня в поисках выхода наружу.

Обитая дерматином дверь распахнулась. И только я открыла рот, желая выплеснуть всю свою горечь и обиду, но слова застряли где-то внутри.

На пороге стоял Богдан. Чёрные волосы взъерошены, обычно яркие глаза цвета лазури потускнели, казались безразличными ко всему происходящему. В одной руке он держал за горлышко полупустую бутылку, а в пальцах второй зажимал дымящуюся сигарету.

— Чего тебе? — спросил он, окидывая меня невероятно усталым взглядом.

Всё слова, что я хотела высказать в это наглое лицо, умерли на кончике языка. Никто на свете не должен смотреть так.

Судорожно сглотнув, я невольно сделала шаг вперёд, заглядывая в эту голубую пучину снизу вверх.

— Что-то случилось?

— Ты за этим пришла? — он глубоко затянулся, выпустил плотную струю дыма в сторону и скинул пепел прямо на пол.

— Нет, но…

— Тогда до свидания.

Он потянулся, чтобы закрыть дверь, но я оказалась проворнее. Неожиданно в руках появилась невероятная сила, я потянула дверь на себя, чуть распахивая её.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Саш, — он тяжело вздохнул, проводя ладонью по лицу, — у меня нет настроения, правда. Давай оставим наши игрища на завтра, сейчас я просто хочу пить и слушать музыку. Можно?

Он походил на усталого, взрослого ребёнка. Совсем не таким я привыкла его видеть. И таким он определённо мне не нравился. И даже проблемы с родителями отошли на второй план, став жалкой декорацией.