Звучание сердец (СИ) - Волчек Дарья

— Ну, что сидишь? Давай вытирай, вон уже из миски полилось.

— Ты… ты, — заикнулась я, не понимая, как вообще реагировать на это представление.

— Ой, да ладно тебе! Стремно в мокром.

Я поспешно отвернулась от него, схватила тряпку и с утроенным усердием принялась устранять последствия потопа. А перед внутренним взором стоял обнажённый по пояс Богдан. И нет, он не был худым, скорее жилистым и очень сухим. По крепкому подтянутому телу и сильным рукам с соблазнительно выпирающими канатами вен парня было заметно, что он не брезговал физкультурой. Ну, или просто обладал потрясающей, почти феноменальной наследственностью.

А ещё ему до безобразия шли все его татуировки. И тонкое серебристое кольцо в левой мочке уха. И чёрная чёлка, обычно убранная набок или зачёсанная назад. И вообще…

— Ты уснула там, что ли?

Насмешливый голос мгновенно вернул меня с небес на землю.

— Вроде как все, — торопливо сообщила я, почувствовав, как к щекам приливает горячая кровь.

Я, не вставая с коленей, критично осмотрела пострадавшую кухню и покачала головой. Да уж, спасибо, соседи, вот откуда вообще не ожидал, так это сверху. Скорее я думала, что меня затопят сбоку, продолбив в стене огромную дыру для резинового шланга.

Отчаянно надеясь, что моя кожа всё же не напоминает по цвету переспевший помидор, я поднялась на ноги. От возникшей неловкости мне хотелось лечь на влажный пол, или слиться с мутной лужицей, возле одной из кастрюль.

Богдан, не отрываясь, смотрел на меня изучающим взглядом. До невозможности голубым и прожигающим насквозь, выворачивая из меня все внутренности, пересчитывая все кости. От такого напора стало не по себе, а колени превратились в пористое желе. Я медленно сглотнула, а Богдан довольно улыбнулся, не скрывая того, что наслаждается моим смущением.

— Что, лисичка, нравлюсь?

— У тебя слишком высокое самомнение, — буркнула я, собирая мокрые тряпки в одну кучу, напуская на себя полный безразличия вид. — Просто бесишь.

— Такая благодарность за спасенную кухню, да?

— Ну, вообще то спасибо тебе, правда, — искренне улыбнулась я, снова поднимая на него взгляд. — Если бы не ты, пришлось реально одалживать у твоей сестры ласты.

— Ну, вообще я надеялся на другую благодарность.

Он сделал шаг вперёд, наклонился ближе к моему лицу и недвусмысленно приподнял бровь, хитро прищурив глаза.

— Чего? — удивлённо выдохнула я.

В нос нагло вторгся терпкий аромат мускуса, лёгкой ванили и чего-то дымного, забирая остатки здравого смысла. Кажется, в моём мозгу официально осталась одна извилина. Я не сдержалась и чуть-чуть втянула этот чудесный запах, который теперь навсегда въелся в мои лёгкие.

— Я про чай, а ты про что, м-м? — хрипло рассмеялся он, отклоняясь от меня.

— Чай? Да, да, конечно.

Я суетливо отошла к кухонной тумбе и щёлкнула кнопкой чайника. Достала две кружки, бросила туда два бумажных пакетика. Чайник начал запевать свою песню, вторя гулкому шуму в моей голове. Только сейчас до меня начало доходить понимание того, что мы с Богданом. На одной кухне. Вполне нормально общаемся без подколок и грубостей. А ещё он без футболки и чертовски красив. А я красная и мокрая, в дурацкой футболке с пятнами от апельсина и в старых шортах с пони. Замечательно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я налила в кружки кипяток и аккуратно поставила одну из них перед Богданом. Над кружкой густилось облачко пара, и в нём мне мерещились поднимающиеся вверх сердечки.

А Богдан… Богдан сидел на неудобной табуретке, расслабленно подогнув под себя одну ногу. И смотрел так странно и открыто, что мне становилось не по себе.

— Чего ты так пялишься на меня? — возмутилась я.

— Не знаю, — пожал он плечами. — А нельзя?

— Нельзя.

— А я не привык прислушиваться к запретам, — он подул на горячую жидкость и осторожно отпил из кружки зелёный чай.

— Это заметно, — пробормотала я. Снова скользнув взглядом по его цветным рукам и телу, я не смогла удержаться от вопроса. — А зачем так много? Татуировок, имею ввиду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мои любимые вопросы, — рассмеялся он, откидываясь на влажную стену. — А что это значит? А зачем? А что будет в старости? Просто мне так хочется. Я так себя вижу.

— А они что-то значат? — я присела рядом с ним и уже не таясь, принялась рассматривать его руки. — Черепа какие-то, узоры, маски, Бэтмен.

Мой палец плавно прошёлся по узорам на правом предплечье, и неожиданно замер на изображении перевёрнутого креста. Я отдёрнула руку точно ошпарившись, понимая, что только что неосознанно дотронулась до его теплой, чуть грубоватой кожи.

— То и значит. Черепа, какие-то узоры, все как ты сказала, — хрипло пробормотал он.

— Ты можешь быть хоть когда-нибудь серьёзным?

— Да я серьёзно! — кашлянув, рассмеялся он. — Не ищи смысла, это просто самовыражение. Неужели тебе никогда не хотелось тату?

— Куда мне тату, ты меня видел, — фыркнула я, делая глоток жасминового чая.

— А что с тобой не так?

— Я рыжая, если ты не заметил. Мне самовыражения с головой хватает. Да и в веснушках вся. На веснушках нельзя делать тату. Я узнавала, — нехотя призналась я.

— Даже так?

Тяжёлая музыка из динамика в телефоне Богдана разорвала наш незримый контакт, обрывая мой следующий вопрос на корню.

— Извини, — он взял трубку, смахивая в сторону зелёную трубку. — Да, Жека. Да здесь я. Да, я уже понял, иду. Да, да, подключай.

Закончив разговор, он поджал губы и покачал головой:

— Мне пора, труба зовёт.

— Репетировать?

— Ты невероятно догадлива. Спасибо за чай, вкусный.

— Но ты ведь даже не выпил! — я порывисто подскочила с табуретки, желая задержать его еще хотя бы на пять минут.

— Значит, в следующий раз.

Кивнув на прощание, он подхватил мокрые вещи и направился в прихожую, оставляя меня наедине с разваливающейся кухней, голодной кошкой и бурей эмоций внутри.

Я сжала пальцы руки, которыми пару минут назад скользила по татуировкам Богдана, в кулак и прижала её к груди.

Кажется, я пропала.

Глава 11

Моя жизнь превратилась в замкнутый круг. Я словно древний Уроборос, кусающий свой хвост, была на пути к болезненному саморазрушению. Только вот в моём случае никакого возрождения не предвиделось.

Поздний вечер. Я сидела за письменным столом, бесцельно уткнувшись воспаленными глазами в затейливую мозаику на окне, которая в лунном свете переливалась всем оттенками радуги. Там, за окном, за пределами узенького двора, вовсю кипела жизнь. Её бешеный драйв бурлил по дорогам большого города, словно по кровеносной системе. В то время как моя жизнь словно замерла на месте, неловко топчась на пороге. Я не знала, как быть дальше.

Мой запал написать книгу улетучился в неизвестном направлении, а дописанная почти до середины история про одинокого мальчика тихо догнивала на последних страничках самиздат сайта. Издавала душераздирающие предсмертные стоны, которые слышала только я. И надежды на то, что она выкарабкается хотя бы на предпоследнюю не было никакой.

Что я делаю не так? Пишу о том, что мне нравится и что меня волнует? Недостаточно вкладываюсь в эту историю? Почему я не могу достучаться до читателей?

Но пустота вокруг осталась равнодушной к моим немым вопросам. Единственным слушателем стало лишь моё воспалённое сознание и призрачный голос отца, который при любом удобном случае утверждал, что писательство — это не моя стезя. И никогда я не смогу обрести на ней счастье. Ведь я Морозова и моя судьба — стать врачом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я посмотрела на мрачную обложку книги, совсем не вписывающуюся в пёстрый дизайн сайта. С экрана ноутбука на меня смотрели огромные карие глаза маленького мальчика, полные страдания, который бы стерпел многое и стал взрослым мужчиной, но моё творческое «я» треснуло ещё раньше.

Хлопнув крышкой древнего ноутбука, я тяжело поднялась из-за стола. Казалось, что сегодня даже высокие стены давят на меня, превращая в маленькую и беззащитную букашку, того и гляди, разовьётся клаустрофобия и придётся мне жить на улице.