Жрецы (Человек и боги - 2) - Валентин Костылев

Сыч озабоченно следил за выражением лица своего атамана. Не он ли дал честное атаманское слово помочь мордве? Сыч начал волноваться. Он догадывался, о чем думает Заря. Всем известно, что атаман многого ждал от встречи с Каином. И в Лысково-то устремился с низов едва ли не ради этой встречи с знаменитым московским вором. Он сам, Михаил Заря, тоже ведь устал. Признавался друзьям. Два десятка лет ведь скрывается он от губернаторов и воевод как затравленный зверь.

Сычу стало жаль своего атамана, с которым пережил столько горестей и печалей, и он вспомнил о своих беседах с Несмеянкой. Сыч вдруг крепко схватил Ваньку за руку, грозно процедив сквозь зубы:

- Смолкни! Утоплю! Совести нет у тебя! Вор!

Каин вырвался, вскочил с бревна, на котором сидел, поднял громадный камень и стал ругать цыгана матерно. Сыч за кинжал. Разгорячился. Насилу его сдержал Хайридин.

Михаил Заря сказал Сычу с улыбкой:

- Избегай поспешности!

Ванька Каин, продолжая держать в руке камень, ждал.

С большим трудом удалось успокоить цыгана. Чтобы предупредить драку, Турустан и Рувим сели рядом с ним, умоляя его не горячиться. Расстрига, мотая седой бороденкой, яростно набросился на Ваньку:

- Люди предвечного бога, раб Иоанн! Все доброе в человеке божественно само по себе и не повредит сему брань с воеводою либо с епископом... Ежели волк терзает овцу - не велика честь тому волку, но ежели лев бросается на дракона, то сие не унижает достоинства льва... брось камень, раб Иоанн, пускай порастет он травою, а ты - благоразумием...

Ванька, не обращая на попа внимания, зло следил за цыганом.

Совет есаулов возобновился. Михаил Заря сказал:

- Два медведя не могут жить в одной берлоге... Один вытолкнет другого. Пускай же этим последним буду не я. Мой сказ: воспрепятствуем расшиве! Не дадим ей прорваться сквозь наш стан... И нам, и мордве, и прочим людям будет плохо, коли она уйдет вниз. Каин - человек чужедальний... Ему горя мало, в кого будут палить губернаторские ружья, нам же не все равно. Нам от них гибель, коли расшива доставит ружья в Воротынскую либо Курмышскую тайную канцелярию.

Выслушали атамана с выражением сочувствия в глазах. Ну, конечно! Кто же послушает московского проходимца! Кто согласится предавать своих же? Развалить ватагу не захочет ни один разбойник, ибо, развалив ее, погибнет он и сам.

С атаманом все согласились, кроме Ваньки Каина: лучше умереть, а губернаторскую расшиву не пропускать вниз по Волге в тыл ватаге. Беда, если воротынский или васильсурский воеводы умножат свои команды. Они тогда загородят ватаге ход на низы, дорогу к отступлению. Да и мордве и чувашам горе наступит великое. Губернатор и епископ хорошо знают свое дело.

XVI

Началась подготовка к достойной встрече с губернаторской расшивой. День был серенький, ветреный, Волга - беспокойна. В прибрежье появились вороны. Возбужденные оживленьем людей, они нахохлились, каркали, носились в воздухе, садились на ближние сосны.

Атаман Заря надел шлем и кольчугу. Эти военные доспехи сняты были под Астраханью с одного раненого ватажниками воеводы.

Заря как будто не чувствовал тяжести кованой рубахи; она не стесняла его движений, он легко ходил по берегу, покрикивая на своих помощников, и словно бы не замечал Ваньки Каина. Ватажники подтрунивали: "московский воробей" и "волжский кречет".

Атаман Заря подошел к цыгану.

- Надо бы спешить. Ветер попутный. Скоро подойдут.

- Рувим побежал за ними в монастырь.

- Кличь и других.

- Турустан кличет. Скоро сойдутся.

- Струги?!

- Упрятал их Никодим в заводь.

- Дай монету отцу Никодиму за старание. Бог с ним!

Сыч указал на Каина:

- Ишь, съежился! Эх, и что за люди!

Михаил Заря промолчал.

Ветер усилился, волнуя Волгу, взбивая на воде полчища беляков; согнул дугою прутняки на побережье, - вода с ревом набрасывалась на отмель, а уходя, шипела, как тысяча змей. Кто осмелится плыть по Волге в такую бурю?

Атаман озабоченно посматривал на реку.

Сыч вздохнул:

- Э-эх, кабы тихо!

- Ладно. Барывались и не с такими ветрами. Каспий побеждали. Поборемся и теперь. Пускай бахилы оденут... на бахилы - лапти... Холодно, да и намокнем, гляди... Не застудились бы. - Вина, небось, добудем на расшиве - обогреемся. Вот что!

Цыган, насвистывая, пошел к лесу, а навстречу ему и сами ватажники: кто с ружьем, кто с луком (башкиры и черемисы); кто с пиками, с саблями, с кистенями и пистолетами; в длиннополых кафтанах, в полушубках, в армяках, в чернецких рясах, подпоясанные веревками, цветными кушаками. Засиделись в скитах, на готовых-то харчах. Да и монахи поусердствовали - кормили на убой. Будь паспорт, да совесть чиста, никуда бы, кажется, не ушел из керженского леса да от монастырских приятелей. Но уходить надо, судьба навеки связала с ватагой. Один скорее пропадешь. Места много, а привалиться негде. Куда голову-то склонишь? А здесь товарищи клятву дали один за другого жизнь положить, коли понадобится. К тому же атаман человек незаурядный, умный. Без вожака-то как? Вожак - единит всех, а удача - дружный нахрап любит. Разбойник свою судьбу знает. Атаман всегда говорит: либо в стремя ногой, либо о пень головой. И нет такого человека даже среди самых забитых крепостных, который бы стал о пень головой колотиться. У каждого нога к стременам тянется. Отвага мед пьет и кандалы трет; бог с ней и с жизнью! Лучше умереть в бою, чем неволя.

Вот почему с такой готовностью собираются ватажники.

Цыган Сыч сказал о бахилах. Но и тут опоздал. Все уже были обуты, как того требовал атаман. Порядок известен.

На скрипучих телегах привезли мешки с хлебом. Рувим и Турустан хлопотали около подвод, считали и перетаскивали к стругам провизию. Доставили все это базарные торговцы. Не особенно-то весело выглядели макарьевские прасолы, но ни слова не решались говорить против. Таскали на своих же спинах взятый у них хлеб. Между колес суетилось воронье.

Из заводи ватажники с криком и смехом выводили струги и нагружали их.

Ванька Каин все время сидел на камне задумчивый, следя исподлобья за всеми приготовлениями. Атаман Заря достал уголь из кармана, подозвал Рувима и, получив от него лист пергамента, крикнул Хайридину:

- Зови!

Тот свистнул что было мочи. Повалили ватажники к атаману.

- Волга! - сказал атаман, проведя на бумаге две черты. - Стрежень! Место около стрежня и будет твоя засада, Сыч. Бери три струга с баграми. Задержишь расшиву, когда выйдет на стрежень. Мы ударим с этой стороны, только не все разом. Ты, Хайридин, - первый, потом я. У них есть пушка. Плывите не густо. Остерегайтесь!

Толкая один другого, склонились над бумагой, засопели в раздумье. Атаман чертил путь расшивы и расположение своих стругов. Он объяснял каждому, кто и что должен делать. Его слушали с большим вниманием. Мало того, после он расспросил каждого, хорошо ли тот знает свое место и дело. Три струга предназначались для погрузки отбитого добра. Рувиму Заря сказал:

- Спиши, что сложим в струги. Все должно быть цело. Турустан и ты будете в ответе.

Ванька Каин вздохнул, неодобрительно покачав головою. Постояв несколько минут около ватаги, он снова сел на камень и задумался:

"Э-эх! Зачем я утек из Москвы? Плохо ли там жилось?" - И с грустью размечтался он о московской жизни. Что Сыскной приказ? Не страшен он теперь! Обворованные, ограбленные кидаются туда и сюда, но нигде толка они никакого не добиваются и не добьются. И бывает так, что и вор пойман, и вещи найдены, а жалобщик остался ни при чем. Знай Москву! Подьячий с полицейским офицером толк в вещах не хуже воров понимают. Первые, они присваивают себе все самое лучшее из краденого, а остальное делят секретари и асессоры. Ни одна вещь зря не пропадает. А воры отпускаются на волю. Вот тебе и закон! Ловкость человеческая превыше всякого закона. Можно кого угодно в случае нужды подкупить. Это ли не жизнь?! А что такое полицейский?! Самих полицейских при обысках москвичи бьют до полусмерти. И безо всякого ответа. "Э-эх, глупый, глупый! То ли не жизнь была тебе в Москве? По кой же дьявол залез ты сюда, в эту глушь и нищету? Много ли ты взял с Макария? Ничего. Где знаменитый золотой крест? Нет его!" Если бы он, Ванька, стяжал крест, давно бы его уже не было здесь. "Видать, пива не сваришь с этим упрямым дядей. Ломается, как арзамасский воевода... Подумаешь, завоеватель какой! Пропадут воры от таких глупых атаманов".

Пока Ванька грустил о Москве, - ватажники успели уже обрядить часть стругов и спровадить на них цыгана Сыча с товарищами на ту сторону Волги.

При отходе стругов атаман Заря двуперстно перекрестился, хмуро покосившись на Ваньку. Затем отдал приказ грузиться Хайридину. Сам распределил пули. Они были разные: одни литые и круглые, другие продолговатые, граненые, грубо нарезанные из свинца. Эти пули назывались "жеребьями". Кому не хватило пуль, атаман давал тем смешанную со свинцовыми стружками крупную дробь.