Мёртвая свадьба - Елена Александровна Усачева

– А ну, покажься! – крикнул Толик, падая на лавку. Он перегнулся через борт, но никто на поверхность не всплывал. Всё-таки надо было у матери пару заговоров выпытать. Конечно, так просто никакой упырь с ним говорить не станет.

Лодка прибавила скорость.

Толик встал, посмотрел, чтобы не задеть сыплющую восторгами Иринку, расставил ноги для устойчивости и воткнул весло по отвешенной цепи.

– Разговор есть, – крикнул вдогон. – И давай без сказок!

Воздух взорвался визгом. Нечто серое взметнулось из воды. Весло вновь вывернуло запястье, рванулось из руки и ушло под днище, хорошо приложившись там. За спиной Толика заорали. Он обернулся, и от ужаса осел на дно. Лицо Иринки из красивого превратилось в жуткую маску, в тёмных глазах поселилась ярость, рот был распахнут.

– Не смей его обижать! – завыла Иринка, хватая Толика за куртку. – Он мой!

Краснота распахнутого рта особенно поражала. Толик хотел сказать, что он совершенно не против, что не претендует на первенство, но тут Иринка выпалила страшное:

– Ты сказал, что любишь! Ты пойдёшь вместо него! Влюблённые могут сделать замену.

– Погоди, – попытался отстраниться от неё Толик. – Я замена?

Он-то был уверен, что это Иринка хочет туда, а выходит… Вот ведь скопа короткохвостая!

Иринка кувыркнула его через борт и полетела следом. На глубине развернулась к кому-то. Толику показалось, что он разглядел человека в белой рубахе-косоворотке, в чёрном картузе с ярко-красным цветком за околышем. Всё это проявилось мгновенно, как стоп-кадр. Человек потянулся к Иринке. Она стала искать его руки в ответ и даже губы сложила трубочкой, готовая целоваться.

Толику вновь в голову полезли несвоевременные мысли об общей девчачьей глупости – им лишь бы про любовь говорить да целоваться. Но тут обладатель картуза заметил Толика. С его лица тут же сошла вся благость, он потемнел и рванул на третьего лишнего, выставив кулаки. Иринка пыталась его остановить, но её оттолкнули. Толик притянул к груди руки, готовый защищаться. К своему большому удивлению, заметил, что всё ещё сжимает весло. Этим веслом и двинул налетевшего на него утопленника. Одного удара хватило, чтобы жених враз растворился. Иринка тут же перестала размахивать руками, словно собираясь обнять весь мир и соседнюю вселенную в придачу, и пошла на дно. Хорошо так пошла. Безвольно раскинулась – и камнем.

Толик рванул к поверхности, глотнул воздуха и опустился обратно. Вода помутнела, разглядеть Иринку не получалось. Он даже не был уверен, что плывёт в сторону дна, но всё же сделал два гребка. Третий не успел, потому что его кто-то схватил за ногу. Толик перепугался, что это вернулся утопленник. Брыкнулся, почувствовал, что попал во что-то твёрдое, и его тут же отпустили. От толчка он чуть не вошёл головой в каменистое дно – оказывается, тут было не так и глубоко, но зато разглядел белый свитер, цапнул его и рванул наверх.

Здесь на него вновь попытался напасть утопленник, но очень быстро превратился в Игорька, а то Толик уже всерьёз собрался с ним драться и топить второй раз. Григорьев предусмотрительно был без одежды, на щеке набухала свежая ссадина. Не обменявшись ни единым словом, они вытащили Иринку на берег. Потом Игорёк ещё раз сплавал за лодкой – до неё было метров сто, выволок на берег и печально посмотрел вдаль – одно весло куда-то делось. Грустно кивнул и стал одеваться.

И всё это молча. Как будто говорить им было не о чем. Нормальное же явление – сначала по шее дают, потом с лодки топят, потом… Толика передёрнуло от холода, и он позавидовал приятелю, который сейчас влезет в сухое. Вот умный человек. Бывает же. А он даже куртки не скинул. До завтрашнего вечера не высохнет. И сапоги опять полны воды.

Иринка закашлялась и повернулась на бок.

– Милый, – прохрипела она и затихла.

– Вот пустоголовая! – Толик в сердцах отбросил мокрый сапог. – Прикинь, она хотела меня на утопленника променять. Его сюда вроде как, а меня туда.

Второй сапог он хотел бросить в Иринку, но плюнул и просто вылил из него воду. Городских он уже ненавидел.

– В следующий раз топись одна! – крикнул он. Но от купания была и польза: почти перестало болеть тело. Он стал раздеваться. Мокрые штаны еле стянулись.

– Кто тебя так разрисовал? – Игорёк кивнул на проступившие на теле приятеля синяки.

Толик перестал бороться со штанами и посмотрел на друга. Как ведёт себя человек, если врёт или разыгрывает? Отводит глаза, ухмыляется, дёргается? Игорёк был абсолютно спокоен. Поднял свою куртку, накрыл Иринку и снова посмотрел на Толика.

– Это ты под водой так приложился? – снова спросил он.

– Под водой, – медленно произнёс Толик. – А чего ты ходишь туда-сюда? Ты же недавно был на причале.

– Спутал, – нахмурился Игорёк, поднимаясь. Ладный такой, деловой. – Я дома весь день. Отец запретил выходить. Сейчас упросил его позволить лодку в сарай поставить. Я ж её со вчера не загнал.

Толик кивнул. Интересно получается. Тот Игорёк пришёл на свидание, а этот за лодкой. И они абсолютно разные. Толика передёрнуло. Хоть бы таблички выкидывали предупреждающие или шапочки какие надевали, чтобы сразу было понятно, тот или не тот.

В теле проснулась задремавшая боль. Стало обидно. Почему всё это происходит с ними и почему сейчас?

Игорёк смотрел по берегу, взгляд его скучнел.

– А я иду, смотрю, лодка моя на воде. Я ещё удивился, как она могла открепиться. Вчера вроде хорошо закрывал. А потом уже вас разглядел.

Толик кивнул. Понятно, что задавать вопросы о том, помнит ли он, как Маринка утром брала у него ключи, не надо. Не помнит.

– А ты тут как? – Игорёк помог Толику подняться.

Тела своего от холода Толик уже не чувствовал. Вот мать ему дома устроит.

– Да я… – начал он, натягивая сапоги. – Соньку искал. Тётя Маша заходила, просила помочь её найти.

– Ну да, к нам тоже заходила, но я через дверь кричал, выйти не мог. Нашёл? – Игорёк с сомнением разглядывал лодку, цела ли. Через два дня регата. – Не, я точно помню – на замок сажал. Слушай, а она чего, с моей лодки утопиться хотела?

Толика в третий раз передёрнуло.

– Тебя почему отец из дома не пускал-то? – спросил он вместо ответа.

Игорёк помялся. Кому приятно в четырнадцать лет признаться, что им командуют родители.

– Да мать вчера ругалась. Кричала, что проклятие всё село погубит.

– А почему никто к бабе Свете не пошёл?

– Боятся. Мать говорила, что у неё в доме чёрт засел. Что он кого угодно очарует и в омут сбросит.

– И никто ничего делать не будет?

– Отец предлагает уехать на неделю. Если бы не регата, сегодня бы уехали.

Толик кашлянул. Да разве от проклятия можно уехать? Как в той истории про Ламбасру́чей: посадил на автобус – автобус сломался,