Самолет улетит без меня (сборник) - Тинатин Мжаванадзе

Стала, как прежде, легче воздуха и оторвалась от земли, и отражали ее блестящие крылья свет звезд и шепот моря.

Всю ночь летала птица Симург, где хотела.

Ветер пушил ее перья, огромный глаз на хвосте смотрел в густое небо, и видела она то, по чему скучали ее глаза – рыбы плыли в толще моря, время не надо было ни подгонять, ни усмирять, мир снова был птице впору, а не мал и тесен или несоразмерно велик, как это было в человеческом облике.

Однако наступало утро, и птица, напоследок выплеснув на небо аквамарин, топаз, бирюзу и кораллы, вернулась в дом.

Дети ее спали, а муж – нет.

Он молча ждал за столом и, когда она подошла, с облегчением ожидая гнева и освобождения, молча поднялся и поманил ее за собой.

Шли они недолго. Выйдя на пустынный берег моря, птица Симург наполнилась покоем, улыбаясь человеческому нраву. И вдруг ее муж повернулся и… превратился в птицу Фаскунджи.

Это тоже птицы, но у них тело и голова львиные, а крылья – орла. У них предназначение – они хранят благородство, честь и справедливость, приходят на помощь в самый последний момент, когда силы уже на исходе и надежда истаяла.

Тогда поняла птица Симург, что он не только равен ей, но и больше во всем, и безропотно был счастлив ею, не беспокоя своей тайной.

И подумала она впервые, как человек – мы жили рядом и родили детей, скрывая свою истинную природу, и могли бы прожить так еще вечность, и, оказывается, многие знания недоступны даже для такого могущественного существа, как Симург.

И тогда засмеялась она – хоть негромким, но вполне женским смехом, и ей самой стало удивительно, почему она этого не умела раньше.

Вернулись они домой вдвоем, и смотрели на своих проснувшихся детей, и читали в глазах один у другого все, что видели в прежние годы, и чего не видели – тоже. Увидела она, как поднимал ее муж когтями в воздух слонов, и крылья его бросали тяжелую тень на корабли.

Увидела птица Симург, что все люди втайне носят иной облик и не должны его забывать, иначе тоска съест их рано или поздно – слишком тяжело быть только человеком.

И поняла она, что ее дети тоже когда-нибудь вернутся в свои исконные тела, более приспособленные для души.

И стая ее сородичей пролетела мимо, и видела их только она, а муж ее видел своих соплеменников, но оба понимали друг друга, как никогда раньше.

И знала птица Симург, что исполнила больше предназначенного, потому что произвела на свет больше потомков, чем ей было предписано, и видела их беспомощными, и учила, и растила их, и негромко смеялась, и посылала в небо перламутровые облака.

А еще она привезла со свалки рассохшуюся арфу, обновила ей струны и оставляла окна открытыми, чтобы ночами прилетали играть другие Симурги.

Айлар

Когда я увидел ее в первый раз, меня, кажется, сильно качнуло. Настолько заметно, что прохожий шарахнулся с тротуара и вгляделся мне в лицо. Потом ушел, неловко бурча под нос. Почему я это запомнил, сам не знаю. Может, потому, что она именно так мне потом все и описывала.

Хотя я ничего не помнил, кроме нее самой: улица вокруг размазалась пятнами. Такое может произойти с мальчишкой пятнадцати лет, который впервые увидел живые сиськи.

Может, дело в том, что я представлял ее себе по-другому. В нашей виртуальной болтовне она казалась небольшой уютной девочкой без особых претензий. На фотографиях толком было и не понять: сидит в толпе подружек, прячется за спинами, черт разберет, какая она. И еще интонация, такая робкая, как будто все кругом лучше нее.

И вот вы ждете, как себе представили, милую пони, а появилась – арабская скаковая лошадь.

Как-то все сразу поменялось – и жанр, и масштабы, и скорости.

Мне померещилось, что она на две головы выше меня. Потом оказалось, что мы вровень, но из-за особенного строения тела впечатление, как будто ее растянули – ноги неимоверной длины, и вся плавная, без резких изломов.

Да и вообще в жизни она оказалась совсем другая. Не знаю, как объяснить. Не во внешнем несовпадении даже дело. Это все равно, как всю жизнь читать про арбуз, представлять себе его вкус, цвет, аромат, но, когда он попадает тебе в руки реальный – все не так. Многомерно и неописуемо.

И с этого мгновения я перестал думать. Планировал безопасный маленький романчик с разведенной девушкой, а попал в смерч. У меня горели ладони – так хотелось ее трогать, гладить, сжимать. Она, не раздумывая, пошла за мной – во всех смыслах, и первые полчаса мы почти не разговаривали. В моем возрасте счет женщин идет на десятки, но не припомню, когда еще мне не понадобилось ни единого слова, чтобы девушка стала моей.

Да и не в этом дело. Моя налаженная жизнь понеслась, и было непонятно, лететь дальше или спрыгивать.

А ее имя меня до сих пор выбивает из седла, как выстрел.

Ее зовут Айлар.

Он шел навстречу. Моментально, как в кино про фокусы, оказался рядом со мной, и я впервые в жизни опьянела от запаха чужой кожи.

Что же я делала в этот день! Утратила волю и пошла, как будто я крыса, а он – тот самый крысолов из Гамельна. Но никакой опасности в нем не было – только влекущий к себе огонь, и это случилось со мной, взрослой женщиной!

– Извините, вы смущаете других клиентов, – возмущенно шипел пунцовый от неловкости мальчик-официант, небось администраторша послала его урезонить нас, и брови топорщились над переносицей, как крылья птенца.

– Да, секунду, – выдохнула я еле-еле, пытаясь нашарить остатки разума, но лысый парень влез ладонью мне под свитер, и все ухнуло в никуда.

Он ведь доктор, верно? Респектабельный и уважаемый, умный, как черт знает кто. Что он творит?! А я что творю?

Боже, храни нас.

До сих пор никто не сходил от меня с ума. Мне то и дело говорили, что я хорошенькая, предлагали всякие варианты – противные в основном. Собственно, и замуж я вышла потому, что тот мужчина первым сделал мне предложение по всем правилам – ходил знакомиться с моей мамой, все чинно и благородно, как я и не мечтала.

Но рядом с мужем у меня было постоянное ощущение, что замуж я так и не вышла. Он живет себе, и я живу себе, и у нас есть общие дети, которых мы оба сильно любим. Это стало проявляться постепенно, после нескольких совместных лет. Хорошо, что детей я родила почти сразу же, одного за другим, и мои бездонные запасы скопившейся за годы нежности нашли применение.

Наверное, для этого он на мне и женился: молодая, здоровая, глупая, ничего не требует, родит и вырастит годное потомство.

Мои чудесные дети! С ними я стала огромной, как Годзилла, и такой же бесстрашной и бессовестной, наделенной высшим благословением и тайным знанием.

Но запасов-то чертовой нежности у меня навалом, всю не истратишь, наоборот – ее все прибавлялось. И смертельная жажда сушила меня, бредущую в пустыне с отмеренным глотком воды.

И вдруг – лысый парень.

Очень долго не верила, что происходящее со мной – правда. Этот прекрасный лысый был со мной! С жизни как будто сорвали пыльную сетку, и все краски и запахи стали бить по нервам в сто раз сильнее. Надеялась ощутить облегчение, свободу, радость, но, кроме благодарности, первое время ничего не было. Благодарность за то, что я могу – оказывается! – так сильно действовать на мужчину.

Да за кучу всего благодарность, если честно.

Восемь лет в чужой стране!

Выходила на улицу – не понимала языка, все шипело, каркало и клокотало.

Пыталась разговориться с мамами на детской площадке – они смотрели настороженно и отвечали односложно.

Еда была непривычная, непонятно, чем они так восхищались в своей гастрономии, я все делала по-своему.

Адом!

Дом этот можно было только сжечь, а я там растила двух младенцев. Капсульная жизнь на чужбине: Интернет, кухня, собственная жизнь как неинтересный чужой сон.

Потихоньку я решилась впустить в свой мир других людей – нашлись подружки для поплакаться в жилетку, просто размять голосовые связки и хотя бы раз в неделю услышать что-то взрослое.

Иногда мне хотелось стать резиновым тугим мячиком и швыряться об стены, потолок, мебель, чтобы ощутить сильные прикосновения. Бешеная энергия в налитом теле била в мозг и, не найдя жерла, спускалась обратно и тлела.

Я придумала себе занятие – ходить быстрым шагом по городу. Бесконечно мерить шагами улицы, слушая музыку и глядя поверх голов и лиц. Это был чужой и надменный город, но, раз я в нем живу, надо хотя бы узнавать друг друга в лицо.

За месяцы ежедневной ходьбы я стала такой, какой всегда хотела быть, – тонкой, как лезвие кинжала. Подруги взвились. Ну что ж, не всегда им смотреть на меня сверху вниз.

Однажды я сротозейничала и не заметила, что на светофоре на меня задним ходом едет машина. За секунду до толчка передо мной пронеслась, как и положено, вся прошедшая жизнь, и вспыхнули дикие сожаления – я не успела вырастить детей!

Я не успела побывать в Нью-Йорке! Я не успела стать счастливой! Ах ты, сука!