Нет, не призраки! - Александр Владимирович Ковальчук

В небо протянулись хрупкие хвостики немецких ракет. Фролов подождал, пока угаснет их мертвый блеск, и стал взбираться на влажную броню. Неожиданно ему послышалось хриплое дыхание. Но встревожился он зря: это потрескивала раскаленная щедрым июльским солнцем краска. Успокоившись, разведчик осторожно взялся за ручку откинутой крышки и заглянул в люк. Внутри танка было темно и тихо. Оттуда шел сладковатый запах запекшейся крови. Сережа еще раз прислушался, положил на броню карабин и полез в черную яму. Правая ступня коснулась чего-то мягкого. Фролов резко отдернул ее. Тело сразу стало невесомым, мелко-мелко задрожало правое веко. Разведчик, пересилив себя, опустил ногу немного в сторону и нащупал стальное днище. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом на ощупь отыскал сиденье водителя и осторожно сел. Двигаться не осмелился: немцы могли заминировать танк.

Темень сгущалась. Даже осветительные ракеты не надолго прорывали сплошной мрак. В воздухе нависла густая духота, словно перед грозой. «Досада! Так и буду сидеть слепым кротом. Теперь сможет выручить только слух… А что же это мягкое?» Сережа не хотел рисковать, по любопытство взяло верх — рука непроизвольно потянулась вперед. Мягкий предмет, что так напугал солдата, оказался сложенным матрацем. «Неужели это он подготовил? Хозяйственный. Ну ладно! Хватит подергиваться…» — успокоил себя Фролов и устроился так, чтоб удобнее было наблюдать за люками водителя и командира машины. Башенный люк его не беспокоил: с какой стати немец начнет взбираться на башню за двести метров от нашего боевого охранения?

Голова отяжелела, все меньше звуков улавливал слух. Прогоняя навязчивый сон, Фролов припоминал заученные когда-то стихи, больно кусал руку. Однако усталость слепляла глаза. А ночь, как нарочно, не спешила. Она, изменница, прислуживала фашистскому снайперу…

Гитлеровец залез на танк неслышно. Когда он склонился над люком, из-за туч несмело выглянула лупа, и Фролов отчетливо увидел его грудь. От неожиданности у Сережи остановилось дыхание. Снайпер откинулся назад и спрыгнул на сиденье командира танка. Рукояткой пистолета Сережа ударил его по голове, потом подхватил бесчувственного немца и положил на матрац. Быстрым движением выдернул пояс из маскировочной рубашки, скрутил гитлеровцу руки и, разжав ему зубы, втиснул кляп.

Сергей быстро наметил план действий. Он поставил немца на ноги, подпер его плечом, потом вытолкнул наверх. Подтянувшись на руках, разведчик оказался на лобовой броне, скользнул по покатой плите на землю. Потом нацепил гитлеровцу на спину трофейную винтовку, собственный карабин, положил пленного на себя и пополз к своим.

Гитлеровец оказался значительно тяжелее, чем можно было предполагать. Он крепко прижимал разведчика к земле. Сережа вдоволь «наелся» травы и пыли. Немцы время от времени постреливали трассирующими пулями. Шальные «мухи» жужжали совсем рядом. Но Фролову было безразлично: во-первых, фашисты стреляли наугад; во-вторых, пленный был надежным прикрытием.

Перед окопами нашего боевого охранения из-под земли донесся приглушенный голос:

— Стой! Пароль!

— Победа!

К Сереже бросились две тени.

— Клади его на плащ-палатку. Небось намучился. Крупный экземпляр, — бормотал тот самый голос, что запрашивал пароль. — Давай поможем разведчику.

Фролов охотно свалил свою ношу на постеленный брезент. Втроем они быстро дотянули пленного к основным окопам. Здесь их встретили Добриченко, Воронов, Спиридонов и Сомов. Сибиряк обыскал немца и отдал документы командиру роты.

— Ну и влепил ты ему здорово, Сергей! — удивился Спиридонов, выплескивая на лицо фашиста третью флягу. — Не иначе, как с перепугу!

Словно услышав едкую реплику Спиридонова, снайпер открыл один глаз. Фролов наклонился и вытянул кляп.

— Glauben sie mir…[12] Я не снайпер!

Лицо Добриченко перекосилось от злости.

— А это что? — Тонкий палец лейтенанта побежал между двумя строчками в солдатской книжке: офицеров — 22, солдат — 76.

Гитлеровец упал на колени:

— Герр лейтенант, пощадите. У меня есть дети…

И тогда впервые за всю войну Добриченко изменила выдержка. Острый подбородок необычно задрожал, из груди лейтенанта вырвался стоп и поднялся до надрывно высокой ноты:

— У него есть дети!.. А у этих девяноста восьми, — ротный махнул снайперской книжкой, — не было?.. Не было детей?.. И матерей? И невест?

Добриченко закусил белую как мел нижнюю губу и выхватил пистолет. Майор всем телом навалился на его руку:

— Павло, ты с ума сошел!

Лейтенант вырвал руку с такой силой, что Воронов отлетел метра на четыре. Добриченко шагнул к побледневшему гитлеровцу, но, овладев собой, остановился.

— Отправить в штаб, — уже вполне спокойно приказал лейтенант Сереже. — Пускай допрашивает его Сорокин…

В тот же вечер майор Воронов написал письмо Сережиной матери. Хотелось рассказать ей о сыне, о том, что за мужество и отвагу он представлен к правительственной награде — ордену Красной Звезды.

Указ Президиума Верховного Совета СССР мы прочитали за Вислой. Но Сережи уже не было.

Он погиб на сандомирском плацдарме.

…Почти столетие охранял покой польского села Некрасов могучий вяз. Вершина его, правда, усохла, но крепкие плечи — могучие ветви — каждую весну покрывались новыми листьями, давая живительную тень уставшим пешеходам. Той ночью дерево, охваченное пламенем, словно огромный факел, устремилось в небо. Подпрыгивающий огонь достигал свежих развалин католической каплицы. Там, опершись коленом на каменную плиту, стрелял и стрелял раненный во время переправы Фролов. Враги окружили бойца со всех сторон и постепенно сужали кольцо. Они подкрадывались без единого выстрела: ведь за живого советского разведчика генерал Фальк собственноручно выплачивал двадцать пять тысяч марок.

Сережа сознательно выпустил последнюю пулю: у него еще была противотанковая граната. Он повернулся лицом к развалинам, отодвинул предохранитель и спрятал руки за спину.

— Рус Иван, сдавайся! — горланили на разные голоса обнаглевшие фрицы.

Фролов молчал. Возможно, он мысленно прощался со своей суетливо-нежной матерью… А может, увидел златокосую подмосковную березку. Кто знает?..

Гитлеровцы приближались боязливо, словно под ногами у них была коварная трясина. Кровавое пламя вяза бросало угрюмые тени на заостренные лица, на хищные улыбки. Десять метров, семь, пять…

— Берите! — Выдернув чеку, Сергей закрыл лицо рукой.

Но теперь беречь глаза ему не было нужды. Он опустил руку в то мгновение, когда рядом с догорающим вязом вспыхнул другой не менее мощный и яркий факел. Ослепительная огненная грива рванулась высоко-высоко вверх, словно хотела, чтоб маленькую фигуру разведчика было видно всему миру.

Боевые товарищи похоронили Сережу под старой вербой на самом берегу Вислы.

…Вот почему однополчане погибшего не могут нынче без слез слышать задушевной песни:

В полях за Вислой сонной

Лежат в земле сырой

Сережка с Малой Бронной

И Витька — с Моховой…

ГОСТЬ ИЗ ЛЕСА

Между настороженными соснами размеренно вышагивал