Соленая кожа - Виктория Лейто

Поначалу он только стонал во сне или изредка мычал, когда был в сознании. Видимо, привыкнув к долгому молчанию, он совершенно не разговаривал, игнорируя все вопросы его спасительницы о том, почему нельзя было идти в полицию, и ее нескончаемые мольбы рассказать ей все. Лишь еще раз, спустя неделю после своего спасения, он, проснувшись и увидев оживленные глаза Роуз, сидящей рядом с ним, строго и более уверенным голосом повторил:

— В полицию нельзя. Я позже все расскажу.

Сама же к стражам правосудия, несмотря на огромное желание, женщина обращаться опасалась, ожидая, когда Мартин сможет ясно изъясняться. Прежде всего, она боялась за самого мужчину, ведь ей, как никому другому, было известно, какого рода делишками промышлял ее пасынок на родине. Это не обманутые им люди продолжали слепо верить в очередную сказку, а большие связи Роуз Криси позволяли ей каждый раз отмазывать ее пасынка от проблем с законом. После смерти ее мужа, отца Мартина, она переехала со своими родными четырьмя детьми в столицу, где в скором времени закрепилась в хорошей позиции при посольстве страны. Мартина Криси она оставила жить в доме, доставшемся ему от отца, вместе со своим братом. И хотя Роуз знала о накаленной обстановке в семье, она не решилась забрать с собой молодого человека, которому к тому моменту исполнилось восемнадцать лет, полагая, что взрослый мужчина должен учиться обеспечивать жизнь себе сам. Несмотря на это, издалека, находясь в другом городе, она не раз помогала ему, оставляя чистой его репутацию перед законом.

Таким образом, бездействуя согласно строгому наказу своего пасынка, женщина пребывала в полной растерянности, одолеваемая вопросами, как обычно роем жужжащими у нее в голове. «Что останавливало Мартина идти в полицию? Что он мог натворить? Мог ли он быть причастен к убийству Джона Айвери? О, боже! Он точно убил мужа Маргарет из-за ревности! Да ну, нет, что ему тогда было делать в подвале, закованным в цепи и как долго он там просидел?» — металась в догадках Роуз.

Прошла еще одна неделя. Мартин начал ходить, больше есть и пить и, казалось, даже немного окреп. Вид его изменился: лицо немного округлилось, и глаза сменили свою тревожную пугливость на мелькавшую во взгляде серьезность. И хотя несмотря на полную безопасность вокруг, было видно, что он всего остерегался. Даже заходя в ванную комнату, он оставлял между дверью и каркасом какой-нибудь твердый предмет, блокировавший ее закрытие. Женщина боялась повредить неустойчивую психику и без того всего боявшегося мужчины, поэтому она решила не включать телевизор и даже спрятала все газеты, ожидая новостей наконец от самого Мартина.

Однако переживала она за него ровно настолько, насколько и боялась его. По сути дела, это был незнакомый для нее человек, совершенно новый и другой, состарившийся и пугающий своим истощенным видом, человек с мрачновато озлобленным выражением лица. Ложась спать, она тихонько, чтобы он не услышал, запирала свою комнату на ключик, отмыкающую часть которого оставляла в замке.

Близился день восьмого заседания суда по делу Маргарет, пребывающей тогда под стражей. Роуз с облегчением для себя отметила, что эта окутанная загадкой женщина еще не появлялась в своем доме, а значит, о пропаже Мартина ничего не знала. За чашкой крепкого кофе в голову к ней неожиданно пришла одна интересная идея. Связавшись со своими коллегами в Лондоне, воспользовавшись нужными связями, она попросилась быть назначенной одним из присяжных на судебном процессе по делу Маргарет Стразберг/ Джон Айвери. Через какое-то время, после пары нужных звонков, нескольких правильных разговоров, ей был дан положительный ответ.

В день суда ей не спалось. Она лично хотела взглянуть в глаза той женщине, равной в жестокости которой прежде никого не встречала. Поэтому ранним октябрьским утром она проснулась под еще не озаренным рассветом британским небом. Выйдя из комнаты, Роуз резко остановилась, чего-то испугавшись. В зале на диванчике перед ней сидел Мартин, сжимая ту самую газету в руках, которая привела беспокойную женщину сюда, на его поиски. Обернувшись, с покрасневшими от гнева и слез глазами, мужчина, напоминавший старика, жалостливо моргнул, и лишь одна кристальная капелька небольшим водяным комочком покатилась по его щеке. Женщина, боявшаяся этого незнакомца, но в то же время любившая его, родного и близкого, подошла поближе и, присев рядом, робко и осторожно дотронулась до его руки.

Мужчина вздрогнул и как будто бы вышел из ступора, в который его погрузила заметка о Маргарет и ее муже. Неожиданно для сидевшей с опущенными глазами Роуз он проговорил дрожащим голосом:

— Какое сегодня число?

Не ожидавшая подобного, женщина, все еще не веря своим ушам, сделала над собой большое усилие, чтобы не спугнуть начавшего было говорить Мартина своею безудержной радостью, рвавшейся из ее материнского сердца.

— Двадцать третье октября.

— А газета за четвертое, — многозначительно произнес он.

Роуз не знала, что сказать. Вопросы внутри нее кричали, но она боялась задавать их, не желая снова привыкать к его убийственному молчанию.

Затем мужчина своей старческой тоненькой рукой, с сухой и потрескавшейся кожей, отложил газету в сторону и высвободил другую руку из-под теплых ладоней нежно и в то же время тревожно смотрящей на него женщины.

— А год? — сделав над собой огромное усилие, он наконец задал вопрос, являвшийся, безусловно, самым главным, но и самым опасным для мужчины. Порой чем меньше знаешь, тем легче живется. Одна информация придает нам уверенности и сил, а другая бросает с тяжелым грузом на ногах в холодную пучину океана печали.

— Тысяча девятьсот девяносто восьмой.

Мужчина лишь издал слабый стон, и лицо его, искривившееся от боли, закрыли холодные мокрые от волнения ладони.

— Значит, мне тридцать три. Прошло девять лет, — Мартин опустил голову на колени, пряча лицо в ладонях и беззвучно заплакал.

Глава 18

Сердце Роуз замерло, она даже не могла пошевелиться или дотронуться до мужчины, боясь, что он может испугаться и закрыться снова в себе. Однако, подняв голову с колен, он протер рукавом пуловера свои красные от слез и истощения глаза и впервые за долгое время наконец заговорил:

— Все это похоже на какой-то страшный сон… На один большой и страшный сон… Реальность стерлась в моем сознании настолько, что я даже не верю, что я здесь сейчас нахожусь. — Неожиданно он засмеялся. Когда-то белоснежные зубы от плохого ухода или же его полного отсутствия почернели и в некоторых местах раскрошились, оголив поврежденные десны. Смех его выглядел каким-то устрашающе зловещим; глаза Мартина при этом заметно расширились и заметались по сторонам. Он резко обернулся, пригибая шею, как бы боясь, вдруг его кто-то услышит. По телу Роуз пробежало целое цунами из мурашек, и она решила, что мужчина был настолько же покалеченным внутри, сколько и снаружи, другими словами, что он полностью спятил.