Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - Арнольд Марголин

Относясь скептически к боевым способностям Деникина и весьма раздраженные тем, что этот генерал считался все время с одной лишь Англией, как главной его покровительницей, министерские круги[11] все же настоятельно рекомендовали нам путь соглашения с армией и правительством Деникина. Они указывали нам, что сила Деникина заключается в упорной поддержке со стороны Англии, и верили в возможность его конечного успеха при помощи английских танков и пушек.

Эта ориентация Министерства иностранных дел на Россию не разделялась, однако, некоторыми влиятельными военными и общественными кругами Франции.

Куда больше симпатий и действенной поддержки со стороны этих влиятельных кругов вызывала ориентация на Польшу. Эта ориентация заключалась в проекте создания, в противовес Германии, великой Польши, за счет соседних германских, белорусских, литовских и особенно значительной части украинских земель. Проект создания такой великой Польши пользовался особенно сильными симпатиями военных кругов Франции и самого Клемансо. Последние готовы были, в тайниках своей души, признать на бумаге независимость маленькой Украины, фактически подчиненной Польше и идущей у нее на буксире, в качестве пушечного мяса против Германии. Завершением такой коалиции великой Польши и маленькой Украины на Востоке являлся план привлечения к ней Румынии, а если удастся, то и Чехословакии.

И Польша, и Румыния, и Чехословакия имеют свои виды и притязания на сохранение за собою различных земель с украинским населением. На этих притязаниях отчасти и была построена идея коалиции, причем руководящая роль предназначалась Польше, как наиболее верной и надежной союзнице Франции. Общипанная с запада в пользу Польши, Румынии и Чехословакии, Украина рисовалась в воображении авторов этого проекта лишь в границах до Днепра, левая же часть Приднепровья предназначалась для успокоения притязаний Великороссии.

Весьма характерно, что названные две ориентации, на Россию или на Польшу, никогда резко не противопоставлялись одна другой пред внешним миром. Представители столь различных взглядов и политических прогнозов о желательности той или иной политики Франции в Восточной Европе действовали, как бы по молчаливому уговору, параллельно. Ставили как бы на две карты, страховали себя на оба случая… Не удастся сильная Польша, будет сильная Россия, и наоборот. Суть в том, чтобы иметь впоследствии сильную опору против немцев в лице того или другого мощного союзника…

Мысль же о возможности приобретения в Восточной Европе нескольких друзей и их симпатий, в лице всех или большей части народов бывшего Российского государства, плохо вязалась со всем укладом и навыками французской политики и с основными свойствами французского мышления и чувствования. Французы были слишком проникнуты и пропитаны духом централизма. Сама Франция, как централистически-бюрократическое государство, является живым примером психологии французского народа и его самых талантливых представителей в вопросах системы государственного строительства. Трудно было сразу примириться с утерей одного сильного союзника на Востоке и необходимостью приискания на его место нескольких союзников, в лице новых государственных образований.

И лишь небольшая группа депутата Франклен-Бульона, Пелисье и несколько других искренних друзей Украины, обстоятельно изучивших украинский вопрос, питали действительное сочувствие к справедливым домоганиям украинского народа и оказывали посильное содействие украинской делегации в ее работе в Париже. Вполне добросовестно и разумно эта группа советовала нам ставить требование об украинском Учредительном собрании в качестве основного лозунга нашей программы, отодвигая вопрос об окончательном устройстве Украины до того времени, когда явится возможность созыва и вотума названного Учредительного собрания по этому вопросу. Для ближайшего же времени она рекомендовала добиваться фактического признания украинской Директории и правительства и оказания им моральной и технической помощи в борьбе с анархией и большевизмом.

Таково было положение украинского вопроса весной и летом 1919 года во Франции, таковы были тогда политические ориентации правительственных и общественных групп Франции по вопросу о судьбах Восточной Европы.

Было ясно, что надежды, возлагавшиеся руководителями украинской политики на Францию, не оправдались. А между тем сама Франция дала в свое время серьезные основания для веры в ее готовность оказать поддержку Украине и украинскому народу в его стремлении к независимости. Достаточно упомянуть, что Франция первая официально признала украинское правительство Центральной рады и еще в декабре 1917 года, почти за два месяца до заключения Брест-Литовского мира, назначила генерала Табуи своим официальным представителем при украинском правительстве. Назначение представителя Англии, Пиктона Багге, последовало несколькими днями позже, в начале января 1918 года[12].

Из сопоставления этих дат явствует, что первыми на путь признания Украины вступили не центральные державы, а Франция и Англия.

Глава 13. Англия и Деникин. Английская делегация. Сидоренко и Лансинг. Василько. Мой уход из состава делегации

В мае 1919 года я поехал на несколько дней, по поручению украинской делегации, в Лондон. Специальная украинская миссия, назначенная для Англии, находилась еще в пути, в Дании, где ожидала получения виз для въезда в Англию, и прибыла в Лондон лишь в июне.

Во главе «русского отдела» в английском Министерстве иностранных дел стоял тогда мистер Сельби. С первых же слов он прямо заявил мне, что английское правительство сочувственно относится к армии Деникина и к ее задачам по искоренению анархии и водворению порядка на всем юге России. Выслушав мое весьма подробное сообщение о характере и задачах украинского движения, а также о фактическом положении на месте, каковое я лично наблюдал до самого конца марта в Одессе, он откровенно сказал мне, что в Англии мало еще знакомы с украинским движением и что наилучшим путем борьбы с большевиками он считает соединение или даже слияние украинской армии с армией Деникина. Идеалом же государственного устройства для Украины являлась, по его мнению, федерация с Великороссией.

В тот же день мы снова увиделись и он вручил мне известную декларацию «русского политического совещания» в Париже от 9 марта 1919 года с просьбою написать для министерства заключение но поводу всего, в ней изложенного.

Я поспешил с исполнением этой просьбы и на другой же день послал ему, в форме письма на его имя, мое заключение по главным пунктам Декларации русского политического совещания.

При следующем свидании м-р Сельби выразил мне от имени лорда Керзона и от себя благодарность за мое заключение. Вообще, он проявил самый живой интерес ко всем моим сообщениям. Чувствовалось, что многое было для него совершенно новым. В этом и не было ничего удивительного, принимая во внимание, что до моего приезда в Англию все сведения министерства черпались либо из российских реакционных кругов, либо, в лучшем случае, из среды проживавшего тогда в Англии Милюкова и его единомышленников.

Визы для украинской специальной миссии, находившейся, по пути в Англию, в Дании, были уже посланы в Копенгаген, и я решил возвратиться в Париж. Прощаясь со мною, Сельби советовал мне вступить в контакт с английской делегацией при Конференции мира в Париже.

Мое заключение о Декларации русского политического совещания было опубликовано в Temps и в других газетах в несколько сокращенном виде. Сидоренко и некоторые другие члены делегации находили, что последняя часть заключения оставляет слишком много надежд на возможность федерации. По их мнению, это могло создать неправильное представление о действительной воле украинского народа и даже повредить в вопросе немедленного признания хотя бы de facto украинского правительства. Поэтому они высказались против опубликования нескольких последних строчек. И хотя я не был согласен с этими соображениями, но в то время я состоял членом делегации и не мог не считаться с этим мнением. Теперь же этот вопрос уже утратил свою остроту – и я счел возможным опубликовать в настоящей книге, в отделе приложений, полный текст моего письма к мистеру Сельби, вместе с текстом Декларации русского политического совещания от 9 марта 1919 года[13]. Все, что было высказано мною в этом документе, составляет и в настоящее время точное воспроизведение моих взглядов на те единственные пути к искоренению анархии, приостановлению полного развала и паралича хозяйственной жизни и к началу государственного строительства на Востоке Европы, которые еще существовали в 1919 году.