Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - Арнольд Марголин

17 апреля я был уже в Париже.

Глава 12. Париж весной 1919 года. Украинская делегация. Еврейская делегация. Маклаков, Керенский, Авксентьев. Проект посылки французской военной миссии на Украину. Аудиенции у Пишона и Клемансо. Французские ориентации

Внешний вид Парижа – бульвары, толпа, рестораны – совершенно не напоминал собою всего того, что было связано с одним именем этого жизнерадостного и веселого города до войны. Население еще не оправилось от всего перенесенного, не пришло еще в себя. В одиннадцать часов вечера жизнь кончалась, все закрывалось. Не было видно ярких туалетов, не было того, что называется «парижской жизнью».

Но больше всего меня лично поразило то серое, будничное впечатление, которое производили в городе заседания Конференции мира. Не было никакой торжественности в этих заседаниях, ореол же конференции, собравшейся под знаком благородных и справедливых принципов Вильсона, уже потускнел. Сам Вильсон как-то выдохся, его лебединая песня была уже спета, он уже сказал все лучшее, что только было возможно, теперь же каждый день безжалостно разбивал, стирал эти слова, и все, что делала конференция, противоречило этим словам.

История поединка Клемансо с Вильсоном блестяще рассказана в книге Кейнеса. Вильсон сдавал позицию за позицией, но и Клемансо суждено было вскоре стушеваться. И только Ллойд Джордж, влияние которого возрастало с каждым днем, остался тем единственным из трех главных персонажей Конференции мира, который сохранил свою власть и положение и после Версальского мира.

В составе украинской делегации в Париже оказались старые знакомые и товарищи по партии Шульгин, Шелухин, Кушнир. Что же касается остальных членов делегации, то среди них выделялись своей подготовленностью к столь трудной работе, знанием языков и необходимым тактом доктор Панейко и доктор Матюшенко. Но их роднили только эти внешние признаки, по существу же их взглядов и по тактике это были совершенно разные люди.

Более подробно я должен остановиться на личности Г. М. Сидоренко, главы делегации.

С первой же встречи я почувствовал, что этот искренний украинский патриот взял на себя совершенно непосильное для него бремя. Каждое государство, каждая народность старалась послать на конференцию в качестве главы делегации самого блестящего, образованного и опытного представителя. У Сидоренко не было тех внешних данных, которые составляли первое необходимое условие в его роли и положении. Утверждали, что он очень хороший инженер и администратор. Но этого было мало, и это было совсем другое… Тут мог быть очень плохой инженер и никуда не годный администратор, но нужен был сильный дипломат, владеющий в совершенстве французским или английским языком, хороший оратор, светский человек.

Правда, среди нас, членов делегации, тоже не было ни одного человека, обладавшего всеми этими данными. Но все же и Шульгин, и Панейко, и Матюшенко являлись куда более подходящими кандидатами на эту должность, не говоря уже о многих других отсутствовавших (например, Прокопович).

Зато в той области, которая меня особенно интересовала для разрешения вопроса о моем участии в работах делегации, то есть в еврейском вопросе, Сидоренко оказался прямо-таки на высоте. Он не только считал справедливым обеспечение полного равенства всех народов Украины в схеме государственного устройства Украины, но был убежден в невозможности создания Украины силами одного украинского народа, без самой активной помощи и участия в государственном строительстве евреев, ввиду незначительного количества украинской интеллигенции и почти полного отсутствия торгово-промышленного класса. Его заявления по еврейскому вопросу всегда звучали очень искренно и неподдельно и производили самое благоприятное впечатление на тех еврейских деятелей, с которыми он встречался (Люсьен Вульф, члены украинской еврейской делегации при Конференции мира).

При первом же нашем знакомстве я убедился, что Сидоренко всегда пойдет со мною в деле защиты еврейских интересов и не только предоставит мне свободу действий в этом вопросе, но и сам будет всячески меня поддерживать в моих начинаниях. Я решил поэтому остаться членом делегации. И действительно, я не ошибся в Сидоренко. Несмотря на все наши разногласия, обнаружившиеся впоследствии по весьма существенным вопросам и дошедшие почти до полного разрыва между нами к концу лета, Сидоренко все время был вне всяких упреков в области еврейского вопроса. Он проявил большую энергию в деле об учреждении анкетной комиссии из представителей еврейства по обследованию погромов на месте. Он сам предложил, чтобы на приеме у Клемансо я выступил от имени делегации специально по еврейскому вопросу.

С особенной охотой и сознанием всей необходимости и важности контакта с еврейством он встречался с представителями еврейства. Одна из таких встреч состоялась у меня в гостинице. Со стороны украино-еврейской делегации присутствовали Усышкин, Гольдштейн и Каплан, со стороны украинской, кроме Сидоренко, также Панейко и Шульгин. Еврейские делегаты прямо и решительно указывали тогда на всю безвыходность положения еврейства на Украине, ввиду фактического отсутствия защиты от погромов со стороны украинского правительства и безнаказанности главарей-зачинщиков погромов. Особенно сильное впечатление на всех присутствующих произвели объяснения Шульгина. Чувствовалось, как этот человек горячо принимал к сердцу страдания потерпевших и как в то же время его жгло и мучило сознание, что виновниками всех этих ужасов являются сыны украинского народа, хотя бы и из его отбросов…

Менее вдохновенно, но весьма убедительно говорил и Сидоренко о том, насколько украинская интеллигенция не является виновной в погромах, и о бессилии правительства, и о будущих перспективах.

Потом, уже в мое отсутствие, состоялись такие же свидания. Члены еврейской делегации сами могли убедиться, насколько был чужд антисемитизм представителям Украины в Париже. А между тем они вовсе не являлись исключением среди украинской интеллигенции и отражали те же взгляды и настроения, которые были характерными и для Фещенко-Чоповского, Корчинского и других членов последнего правительства, как и для Винниченко, Петлюры, Чеховского и всех им подобных. Все эти люди не принадлежали к той родовитой знати, которая впитывала в себя в России с молоком матери яд презрения и отношения сверху к еврейскому народу. Дети сельских учителей, священников, крестьян, они росли вместе с еврейской молодежью, принимали совместное участие в освободительном движении. Достаточно ознакомиться с одной книжкою рассказов Модеста Левицкого, известного украинского деятеля, исколесившего в качестве врача немало городов и местечек Украины и хорошо изучившего еврейский быт, чтобы составить себе ясное представление о психике украинского интеллигента в еврейском вопросе. Особенно ярким является в этом отношении последнее произведение Винниченко, написанное для синематографического экрана, «Кол-Нидре».

Из иностранных деятелей общееврейской делегации при Конференции мира я познакомился в Париже с Луи Маршалом. Мы жили в одной гостинице, и я поражался трудоспособности этого человека и его безграничной любви к своему народу. В украинском же вопросе он разбирался, как и все американцы, довольно смутно. С другой стороны, было трудно и ожидать спокойного и объективного отношения со стороны иностранцев к малознакомому и новому для них движению, которое сопровождалось такими отталкивающими явлениями, как лютые погромы еврейского мирного населения.

Я был также в контакте с членами президиума еврейской делегации Соколовым и Моцкиным, сделал в одном из заседаний делегации сообщение о той части моей работы, которая могла интересовать еврейскую делегацию.

Из представителей общерусского политического течения я в первую очередь повидался с Маклаковым. Я знал его лично еще со времени московского процесса евреев-дантистов, но ближе мы познакомились уже в подготовительной стадии дела Бейлиса, а затем и на самом процессе. И я предвидел, что этот умный, тонкий человек, всегда отличавшийся умением понять не только единомышленников, но и противников, сразу разберется, в какой плоскости можно искать хотя бы некоторого примирения и даже совместного сотрудничества представителей различных группировок и направлений, объединенных сознанием необходимости борьбы с анархией и водворения порядка на Востоке Европы.

Мое конкретное предложение заключалось в следующем. При Конференции мира в Париже имеются делегации и миссии Украины, Дона, Кубани, Грузии, Азербайджана, Армении, горцев Северного Кавказа, Белоруссии, Литвы, Латвии и Эстонии. Но зато совершенно отсутствует представительство от Великороссии, так как и «русское политическое совещание», и группа российских социалистов-революционеров выступают от имени всей России либо Всероссийского учредительного собрания. Такое соотношение сил создает полную неразбериху и путаницу. Часть не может договариваться с целым, раз это целое говорит и от имени этой части. Если же образуется группа, говорящая только от имени Великороссии, то сразу же явится возможность и почва для начала переговоров такой группы с вышеназванными делегациями различных частей бывшей Российской империи. Я предлагал, в связи с этим, создать совещательный орган при Конференции мира в составе представительства от Великороссии, Украины, Эстонии, Дона и всех остальных перечисленных выше земель в количестве пяти делегатов от каждой группы. Принимая же во внимание огромные размеры Сибири, я вводил поправку к этой схеме в виде возможности допущения отдельного представительства Сибири.