Семь песков Хорезма - Валентин Рыбин

Шейх не решился испортить аппетит маградиту — кивнул согласно. Хан встал, помыл руки и направился в шатер. Тотчас сановники подсели к оставленным блюдам. Сергей сел с ними, глядя со стеснением, как потянулись руки вельмож в общую огромную чашу с мясом. Он уже было осмелел и стал засучивать рукав на левой руке, но осекся, увидев алые глаза Кутбеддина-ходжи:

— Нечестивец, эта чаша для рук правоверных! Нельзя совать в нее грязные руки. На вот, держи, «кость в горло», — сунув ему в руки огромную кость, он развеселил сидящих, Только Рахимкули-торе не засмеялся, сказал с упреком:

— Кути-ходжа, я уже предлагал тебе эту кость, но ты ее, оказывается, даже не обглодал!

Сановники умолкли, Каждый из них подумал, что наследник не очень-то жалует шейх-уль-ислама. Шутки у Рахимкули-торе не получилось. Лишь Сергей не сдержался, засмеялся, и это только усугубило дело, Шейх вновь бросил на него уничтожающий взгляд,

— Капыр... да подавятся твоими костями гиены...

Сергей помрачнел, но смолчал. Молча зашагал по склону к дороге, где стояли его пушки и ели из жестяных котелков хлебово пушкари. Кара-кель с несколькими джигитами, поджидая Сергея, стоял на обочине, Он был суров, и губы его кривились в злой усмешке.

— Я пришел от Рузмамеда, иди, он ждет тебя...

Не сказав больше ни слова, Кара-кель зашагал по дороге в самый конец растянувшегося на целый фарсах войска, где находился обоз. Сергей последовал за ним, понимая: что-то случилось. Рузмамеда он увидел лежащим на арбе. Сердар был без сознания. Оглядев его, Сергей заметил, что левая рука Рузмамеда обмотана тряпкой. Спросил:

— Что с ним? Похоже, ему обрубили руку?

— Да, Сергей-джан, — жестко выговорил Кара-кель. Когда мы ворвались в город, Рузмамеда выбили из седла. Он упал, и рука его попала под копыто его же коня. Он попросил меня, чтобы я отрубил ему руку... Я это сделал.

— Но он же истечет кровью! — испугался Сергей и потянулся к завязанной руке Рузмамеда.

— Нет, Сергей-джан, кровь не потечет, — так же жестко возразил Кара-кель. —Мы остановили кровь. Джигиты принесли казан, мы налили в него немного масла и поставили на огонь, Когда масло закипело, я вынул саблю, отрубил кисть и сунул его руку в кипящее масло. Крови не будет, рука заживет... Но сердар не сможет быть сердаром. Одной рукой ему не удержать джигитов

— Дайте ему воды, — подсказал Сергей и, взяв из чьих-то рук кундюк, приподнял голову Рузмамеда и влил ему в рот немного воды.

Раненый застонал и открыл глаза. Они у него были мутными, зрачки блуждали, как у помешанного. Он не узнал Сергея — вновь смежил веки.

— Да, Кара-кель, дело плохо. Надо спасти сердара во что бы то ни стало. Надо найти лекаря. — Сергей обвел взглядом стоявших у арбы джигитов.

— Воля Аллаха, — отозвался Кара-кель. — Как захочет Аллах, так и будет.

— Я попытаюсь прислать ханского лекаря, — неуверенно пообещал Сергей. — Надо спасти сердара. — И зашагал к шатрам Аллакули-хана.

Спустя час он приехал с табибом...

Около полуночи войско двинулось на запад по предгорной равнине, оставив разгромленный и опустошенный Боджнурд на милость собакам и шакалам. Поделенные между воинами пленники, связанные веревками, шли за повозками и верблюдами. Скрип колес, храп и фырканье лошадей нарушали тишину ночи. Иногда раздавался го тут, то там женский визг и мужская брань — это изголодавшиеся по женщинам воины насиловали своих пленниц, оттащив в кусты от дороги, или в арбах. Дикий разгул и чудовищный цинизм победителей возмущали пушкарей. Сергей скрежетал зубами. Егор, матеря хана с его биями и джигитами, откровение костерил и Сер гея:

— Ты-то что ж не насильничаешь? Ты-то тоже у них — господин, белая кость? Аль своей Татьяне изменить боишься? Не бойсь, не скажем.

— Брось, Егор, не доводи до греха. Я ведь могу и того... зубы тебе выбить за такие выражения..

— Ладно, не пужай, хуже, чем есть, все равно уж не будет...

Остальные пушкари терпеливо молчали.

Через несколько дней пришли в Гюнаминское ущелье, расположились лагерем на холмах. Ниже по ущелью, виднелась персидская деревушка, а выше дороги в высоких, почти отвесных скалах — пещеры. Раскинув шатры, хивинцы сразу заговорили о зороастрийцах-гебрах, обитавших в этих пещерах больше двух тысяч лет назад. По преданиям, управляли тут мобеды — жрецы, отличавшиеся особой мудростью. Жрецы эти выдумали черную магию и все дикие обычаи. Своих умерших они выносили на скалы — прилетали орлы и склевывали мертвецов до костей. Когда же на Персию напал халиф Али, он отменил законы и обычаи огнепоклонников. Арабы стали уничтожать их. Теперь гебров в Персии почти не было, все переселились в Индостан.

— Любопытно бы взглянуть на эти пещеры, — ска-вал Егор. — Страсть как люблю старину. Только в старину и жили люди хорошо, не то, что теперь. Ты разреши нам, Серега, подняться на гору, а то и сам с нами айда — может, там что-либо подходящее сохранилось.

Сергей не заподозрил ничего худого в речах Егора, но желания лезть в горы не изъявил.

— Ладно, валяйте, только недолго, а то хан или тот же змей Кути-ходжа спохватятся.

Егор, Василек и еще восемь парней тотчас скрылись в ночном полумраке. Перешли через дорогу, полезли вверх. Сергей слышал, как посыпались камешки с горы, и на этом баста: исчезли, словно испарились, пушкари. Час прошел, другой — не возвращаются. Вот уже рас свет над горами занялся, а пушкарей все нет. Хотел было Сергей податься к пещерам, но один из оставших ся парней остановил его:

— Поздно спохватился... Бежали они... Вчерась еще сговорились, когда ты у хана пировал...

— Кость бы им в горло, — прохрипел Сергей, сознавая, в какое тяжкое положение поставили беглецы оставшихся пушкарей и его самого. Схватив за грудки парня, Сергей встряхнул его: — Какого же рожна ты молчал до сих пор? Мог бы и я уйти с ними, а теперь и всем остальным гибель.

— Да ведь побоялись они тебя. Егор сказал: у тебя Танька беременная в Хиве сидит — ты ни за что ее не оставишь!

— Сволочи, кость бы вам в горло! — заорал Сергей, потеряв всякую осторожность.

Пока сыпал матом и размахивал кулаками, из соседних шатров вылезли хивинцы, стали прислушиваться. Узнав в чем дело, всполошились сразу. Некоторые побежали на взгорок, к ханским шатрам, Приехал Рахимкули-торе с нукерами.

— Где твои люди, Сергей?

— А хрен их знает! — со злостью отмахнулся пушкарь. — Пока мы спали, они пошли пещеры смотреть. Может, еще и возвернутся — недавно отправились.

— Кара-кель где? — с хрипом выкрикнул Рахимкули-торе. — Он забыл, что ему приказано охранять пушкарей. Мы ему напомним!

Отыскали Кара-келя:- после сытного ужина он спал под фисташковым деревом.

На суету обратил внимание и Кутбеддин-ходжа, сразу выяснил, что происходит, сквозь зубы процедил:

— Ты... туркмен... исчадье ада... Если к рассвету пушкари не найдутся, я сам отведу тебя к палачу...

Ошарашенный Кара-кель бросился к коновязи, увлекая за собой свою сотню Рахимкули-торе, немного успокоившись, сказал Сергею:

— Пойдем, топчи баши, поищем твоих людей.

Десятка два воинов направились следом за ним к высоким скалам, в которых в свете лунной ночи зияли огромными черными глазницами пещеры гебров. Попытка подняться по отвесной стороне ни к чему не привела: заскользив на камнях, Рахимкули-торе отказался от своей затеи.

— Зайдем с другой стороны, с Гюнами...

Селение лепилось на склоне горы, за речкой. Держа ружья наготове, отряд переправился по небольшому мосту через поток и поднялся по склону к пещерам.

Заглянули в первую: в ней было темно, оттуда вылетела стая летучих мышей Значит, беглецы сюда не заходили. Вошли в соседнюю, зажгли факел. Светом вырвало из кромешной темноты огромное куполообразное жилище со слетами ударов кирок или топоров на стене. Из нее узкий лаз вел в другую. Ползком, один за другим, проникли в соседнюю, но и из нее уходил под стену точно такой же лаз...

— Похоже, все они соединены ходами, — догадался Сергей.

— Давай, давай, пойдем дальше, — заторопился Рахимкули-торе — Твои урусы не могли уйти далеко. Они где-то здесь!

Преследователи переходили из пещеры в пещеру, в уже потеряли им счет. Наконец, кажется, в восемнадцатой увидели вертикальный лаз во второй ярус. Взобравшись через него наверх, вновь оказались в анфиладе каменных комнат со следами копоти. Рахимкули-торе понял, что конца жилищам древних гебров не будет, и приказал возвращаться назад,

— Плохо дело, — сказал он Сергею. — Ты, топчи-бий, ответишь за побег рабов. Хан теперь не сможет тебя спасти. Наш древний закон повелевает наказывать не только преступников, но и тех, кто был рядом с ними. Твои оставшиеся пушкари знали о побеге, но не сказали маградиту. Все они примут смерть. Ты тоже умрешь.

Едва вернулись в лагерь, Сергея и оставшихся пушкарей взяли под стражу.