Семь песков Хорезма - Валентин Рыбин

Из Хивы приехал Мат-Мурад и другие сановники.

— Господин посол, дальше по воде плыть нельзя — на каналах множество мостов, каюки не пройдут под ними, — предупредил диванбеги, — Давай, перекладывал подарки в арбы.

— Ну вот еще! — возразил Игнатьев. — Прикажи своим слугам разобрать мосты...

Воспользовавшись заминкой, понимая, что на разборку мостов уйдет день-другой, Атамурад-сердар решил на время покинуть посольскую миссию и заглянуть к Каракелю. Не терпелось сердару узнать, что сталось с предателем после разгрома его сотен у Змукшира. Если жив убийца Сергея, то пусть заплатит кровью за свои злодеяния. Пусть Кирилл сам решит участь убийцы отца. Сердар взял Кирилла и пятерых казаков с собой, присоединив их к охранной сотне.

Джигиты беспрепятственно проделали весь путь до Газавата.

Дом Кара-келя, когда-то возвышавшийся над низкими мазанками, был сожжен. Только каменный остов маячил над кибитками. Кара-келя Атамурад отыскал в черной заброшенной юрте, возле которой сидела на кошме его старая служанка, вращая рукояткой ручной мельницы. Увидев гостей, она встала и спряталась за кибиткой. Атамурад отбросил коврик, загораживающий вход в юрту, вошел и пригласил Кирилла. Кара-кель лежал на грязной кошме. Он был худ и стар, узнать его было невозможно. Но сам он сразу признал Атамурада.

— Вот что со мной сделали твои люди, Аташ, — проговорил он плаксиво, приподнимаясь на локоть. — Они не оставили мне ни жилья, ни куска хлеба... Это твоя вина, Аташ! Ты связался с урусами, и они научили тебя убивать своих же туркмен! Они платили тебе деньги, а ты молился на них.

— Да, я молился на них, чтобы спасти народ от го лода и нищеты, а ты лизал зад хивинскому хану! — взорвался Атамурад-сердар. — Ты и твои люди — глав ная причина всех несчастий нашего народа... Я не раз себя предупреждал: не лезь в друзья к хану Хивы. Я говорил тебе: сам обогатишься, набьешь сундук золотом —других туркмен погубишь. Да, ты разбогател... но ты сделал рабами своих джигитов, их жен, отцов и матерей... Девушек хан тащит в свой гарем или отдает в наложницы богатым людям... Дети наши, не успев родиться, садятся на коней и едут служить в хивинские сотни, дабы защитить богатство хана... Ты, Кара-кель, не только предал народ, ты усилил государство хивинского хана... Только потому, что оно усилилось саблями туркмен, хан враждует с русским царем. Не будь у него твоей поддержки — не было бы белых рабов в Хиве. Ты виноват во всем, и ты должен заплатить за все собственной кровью... Ты виноват в смерти Сергея-аги, мы знаем, как он погиб... Вот рядом стоит сын Сергея, он возьмет твою жизнь за своего отца!

— Атамурад, я буду счастлив, если он прикончит меня сейчас же! Возьми, урус, вот этот нож... — Кара-кель вынул из-под подушки кинжал и протянул Кириллу.

Офицер презрительно усмехнулся, отвел руку Кара-келя.

— К чему этот спектакль? Что случилось — то случилось. Больно сознавать, что нет в живых самого близкого для меня человека, но я приехал сюда не мстить...

Часа через два небольшой отряд Атамурада въехал в Хиву. Игнатьев пока что был далеко от столицы, продвигаясь к ней на каюках по каналу Палван-ата, и Атамурад-сердар направился к кварталу Кафтсрхана, Вскоре они спешились у серого глинобитного дома и по узкому коридору вошли во двор. В нем было тихо и пусто. Откуда-то из глубины двора доносилось поскрипывание ткацкого станка.

— Юлдуз-ханум! — громко позвал Атамурад-сердар, И тут же гостей со всех сторон обступили дети, затем подошли две женщины, с любопытством разглядывая чужаков Атамурада признали не сразу. А узнав, обе заохали, принялись извиняться. Это были Меланья и дочь хозяйки. Пока объяснялись, подошла и Юлдуз-ханум, женщина лет сорока, в широком пестром платье. Волосы ее были черными, как смоль, и лицо чистое, без морщин.

— Юлдуз-ханум, ты узнала меня? — спросил Атаму рад-сердар.

— Еще бы не узнать! — отозвалась она. — Тебя ни годы, ни войны не берут, Атамурад! Ты всегда молодцом выглядишь... Сколько же лет я тебя не видела!

— Долго мы не виделись, Юлдуз-апа! — согласился Атамурад и кивнул на Кирилла; — А этого русского начальника ты помнишь?

— Хай, Атамурад, зачем смеешься! Откуда мне знать русского начальника?! Кроме Сергея я никого из русских не знала!

Юлдуз-ханум прикусила губу, судорожно всхлипнула, и по ее лицу покатились слезы. Плача, рассказала о том, как вместе с Азисом ездила на то место, где погиб Сергей, но среди мертвых его не нашли. Всех убитых йомуды закопали в общую могилу. Атамурад горестно вздыхал, и когда она успокоилась, вновь заговорил:

— Муж твой, Юлдуз-ханум, похоронен у нас, в Ашаке. Выберем время — свожу тебя на могилу. Тебе не кажется, что русский офицер очень похож на Сергея? Ты приглядись. Перед тобой сын Сергея от первой жены — Татьяны...

Юлдуз-ханум побледнела, свела пальцы в кулак, несмело подняла взгляд на Кирилла и заплакала.

— Кирилка... Кирилка... — повторяла она беспрестанно

Юлдуз-ханум всхлипывала и вспоминала время двадцатилетней давности, а дочь ее уже побежала за Азисом и вскоре вернулась с ним. Странно вдруг стало Лихареву: словно из каких-то скрытых тайников всплыло перед ним его детство. Глядя на бравого, с серыми глазами и черной бородкой цирюльника, Кирилл воскликнул:

— Значит, это ты у меня выиграл четыре альчика, залитых свинцом?

— Да, да, я помню! — обрадованно подтвердил Азис. — Это я хорошо запомнил, потому что больше никогда ни у кого не выигрывал альчиков, залитых свинцом.

— Их мне заливал отец, — печально сказал Кирилл.

— Он и мне заливал альчики свинцом, — проговорил Азис и провел ладонями по бороде: — Аллах, сделай так, чтобы ему было легко в кущах Эдема...

После обеда и небольшого отдыха Юлдуз-ханум позвала Кирилла с собой и повела к подворью мехтера, Азис, его сестры и их дети пошли следом.

Войдя в мехтеровское подворье, Юлдузханум провела Кирилла между деревьями к стене и остановилась у надгробного камня, лежавшего под высоким тополем.

— Здесь лежит твоя мама, Кирилл, — сказала она тихо. — Здесь ее похоронил твой отец...

Кирилл встал на колени, поцеловал пыльный камень. Затем сорвал пучок сухой травы и протер плиту, высветив надпись: «Здесь покоится раба божья Татьяна Григорьевна Лихарева...» Опять, в какой уж раз, вспыхнул в его памяти огонь очага в походной палатке, мать, сидящая над огнем и помешивающая в чугунке пшенную кашу. И вдруг ворвались в палатку разбойники, схватили мать, зажали ей рот и унесли...

Кирилл поднялся с колен, оторвал взгляд от могильной плиты и перевел его на стоящих рядом в молчании родственников. На лицах у всех, даже у детей, лежала тень скорби и сочувствия Кириллу, и сердце его переполнилось теплом благодарности. «Я не одинок, — подумал он. — У меня большая семья...» И вместе с чувством родства появилось незнакомое доселе чувство ответственности за близких ему людей... Он понял и осознал, что с ними теперь делить ему радости и беды, беречь и защищать их. Кирилл нагнулся, взял в руки самого маленького, без портков, спросил шутливо:

— Ну так как тебя зовут, карапуз?

— Сергей, — ответил мальчик и засмущался. Кирилл вздрогнул от неожиданности и прижал к себе малыша.