Семь песков Хорезма - Валентин Рыбин

— Что же будем делать, Сергей? Если ты не подчинишься хану, он может убить тебя... И нас всех... — Юлдуз не договорила, заикнулась в вырвавшемся из ее груди рыдании и заплакала.

— Вы покинете этот дом не позднее завтрашнего дня, — твердо выговорил Сергей. — Слезы утри — они не помогут в серьезном деле.

Вскоре пришел Азис. Прежде чем войти в дом, долго мыл руки под умывальником. Увидев в конце двора отцовского коня, сразу заспешил и почти влетел в комнату.

— Здравствуй, отец. Ты, оказывается, дома! Я собирался по утру к тебе в Чарбаг... Ну, что у вас там нового? Тут идут слухи, вроде бы иомуды двинулись на Хиву. Сегодня, пока брил людям головы, только и слышал об этом, Некоторые уже потихоньку покинули Хиву, отправились кто куда, от греха подальше.

— Завтра уйдете и вы, — мрачно выговорил Сергей, — Сначала отправишь мать и сестер с детьми, потом уедешь сам... в Гурлен, к родственникам твоего деда, царствие ему небесное... — Сергей перекрестился.

— А как же ты? — насторожился Азис.

— Обо мне не беспокойтесь. Ждите меня.

На рассвете Сергей сел на коня и отправился на Чарбаг. Едва выехал со двора, к нему присоединились джигиты Кара-келя, сторожившие его у ворот всю ночь. Ехал с твердой мыслью, во что бы то ни стало сговорить пушкарей на побег, «Останутся — все равно погибнут. Иомуды порубят всех, как кур, да еще после смерти сквернить самыми гадкими словами станут... Лучше умереть с честью, чем собачьей смертью!»

Когда он подъехал к Чарбагу, солнце уже выкатывалось бронзовой чашей из-за горизонта. Жаркое заре во разливалось по земле и зеленым ветвям деревьев. Из кибиток, зябко ежась, выползали пушкари, — умывались, разжигали мангалки, «Много их, — подумал Сергей, слезая с коня, — но надежных — раз-два и обчелся».

После скудного завтрака начался обычный изнурительный день в мастерских. Пушкари принялись за ковку металла и лужение, гнули обода для пушечных колес. Сергей ходил от верстака к верстаку, останавливался и заговаривал то с одним, то с другим мастером. Время от времени он выходил во двор покурить и прикидывал: «Сколько же их на страже, этих вшиварей-нукеров?» Насчитал тридцать человек и окончательно утвердился в мысли, что «за здорово живешь» отсюда не уйти, придется придумать хитрость. И он придумал...

Ночью загорелся колесный цех. Пламя взметнулось над деревянной крышей в охватило весь барак, в котором стояли пушки. Сергей первым поднял тревогу. Клич его, чтобы все шли тушить пожар, разнесся по Чарбагу. Большинство рабов, в страхе крестясь, бросились в полымя, а десятеро пушкарей, затаившись в кибитке Сергея, ждали, когда же кинутся на «огонек» и нукеры. Стража всполошилась быстро. Как только затрещал огонь, нукеры со всех сторон бросились в левый угол барака. Увидев, что путь к воротам свободен, Сергей и пушкари, пригибаясь, кинулись в черный проем ворот и один за другим скрылись в темноте.

Выбежав на дорогу, они бросились в сторону Газа вата. Сначала бежали, потом перешли на шаг... Оглянувшись, Сергей увидел, как широко и ярко полыхает пламя пожара, перекрестился:

— Ну, вот и все... И конец ханской службе... Теперь бы унести подобру-поздорову ноги. Айда, братва, через поля... Уходите по двое... Держите путь на Куня-Ургенч, а там видно будет... Время не ждет. Сейчас они спохватятся, начнут искать меня в первую очередь!

Пушкари растворились во тьме. Рядом о Сергеем остался только лудильщик Епифан.

— Ну что, Епишка, айда и мы... Наш путь в Гурлен.

Шли они весь остаток ночи по кочковатым хлопковым полям, Рассвет застал их на голой равнине. На пути, верстах в трех, виднелось сельцо, оттуда доносился лай собак. Сергей остановился я стал раздумывать; идти через село или обойти стороной? Крупная, сгорбленная фигура пушкаря привлекла внимание псов. Лай их стал приближаться, и вот уже целая свора волкодавов пока залась вдали. Сергей машинально снял с плеча ружье.

— Нарвались, — упавшим голосом сказал Сергей. — Кто бы мог подумать. Ждешь опасности от людей, а она приходит от собак...

Псы приближались с каждой секундой.

— Ну что, будешь стрелять? — спросил Епифан.

— Погоди, не спеши... Начнем стрелять — люди сбегутся, а тогда уже точно — сцапают... Садись... Сидящих они не трогают. — И Сергей первым сел на остывшую за ночь землю, Епифан последовал его примеру.

Псы, бежавшие крупными скачками, достигнув цели, остановились, как вкопанные, и окружили со всех сторон беглецов. Лай их перешел в звериный рык, но не один из псов не решался наброситься на людей. У Сергея в сумке была целая лепешка. Он полез в сумку, но рычащий перед ним пес сразу бросился на Сергея, а только грозный окрик пушкаря остановил его.

— Кость бы тебе в горло! — заорал Сергей. — Да я же тебе хочу хлеба дать, а ты на меня бросаешься!

— Не надо, Сережа, — взмолился Епифан. — Ну их... Разорвут... Ради Бога, не двигай руками и пальцами не шевели, авось, уйдут...

Атака продолжалась не меньше часа, наконец, псы, устав от собственного лая, легли вокруг беглецов, положив тяжелые морды на лапы. Сергей еще раз попытался приласкать собак, опять потянулся к сумке, и вновь сразу три волкодава вскочили и ощерили красные пасти. Сергей сник, от усталости уронил голову на грудь и принялся материться.

— Епишка, что же делать? — мрачно спросил Сергей. — Может, вступим в схватку? У тебя ружье заряжено?

— Да ты что, Сережа, растерзают на части и кусков потом не соберут...

— Э, кость бы им в горло! — выругался Сергей, схватился за ружье и нажал на спусковой крючок.

Вместе с оглушительным выстрелом поднялся такой ошалелый визг, что Сергей испугался. Псы отскочили шагов на двадцать-тридцать, и когда Сергей полез в сумку за другим патроном, бросились на беглецов вновь. Один из волкодавов намертво схватился за полу чекменя Сергея и начал рвать одежду. Несколько собак напали на Епифана, и он орал благим матом и размахивал ружьем. Свара эта могла кончиться гибелью пушкарей, если бы не подоспели едущие в село всадники. Пушкари не видели, как они приблизились Только усдышали их властные голоса. Собаки отступили, и Сергей, опомнившись, увидел отряд хивинцев. Одного сразу признал: его звали Назар-бек, он был старшиной кишлака. Старшина тоже узнал пушкаря и, украдкой посмотрев на юг, где весь небосклон заволокло черным дымом, слащаво усмехнулся:

— Беда в дом приходит тогда, когда хозяина нет дома. Не ты ли, Сергей-ага, сжег свой Чарбаг? Нияз-баши и Кара-кель везде тебя ищут, а ты с моими собаками дерешься.

Несколько человек, спешившись, направились к беглецам. Сергей успел вскинуть ружье, но не выстрелил, — его опередил идущий впереди нукер, длинным кнутом выбивший из рук Сергея оружие. Епифан вовсе не стал сопротивляться. Поставив пушкарей между лошадьми, хивинцы отправились в Чарбаг. Следуя по проселку, коротким путем, кавалькада достигла Газаватской дороги. Она была запружена арбами, небольшими караванами верблюдов, идущих в Хиву, и пешеходами. Повсюду раздавались возбужденные голоса: Чарбаг сгорел, и все бронзовые пушки хана расплавились. Шли толки и о том, что пушкари сами подожгли мастерские и сбежали ночью.

К вечеру Сергея и Епифана втолкнули в сарай, связали вожжами по рукам и ногам. Ниязбаши-бий и Кара-кель заглянули в сарай, чтобы убедиться, действительно ли привели самого Сергея. Кара-кель, увидев его, распростертого на спине, горестно пожалел;

— Сергей-ага, видит Аллах, не я тебе желал смерти, ты сам ее искал и, наконец, нашел. Ругай самого себя, а Кара-кель и после твоей смерти жалеть тебя будет! Ты хороший человек, Сергей-ага!

— Кость бы тебе в горло... — прохрипел Сергей. — Скажи, чтобы принесли воды... Губы все потрескались... Пить хочу...

— Эй, вы, напоите топчи-баши! — распорядился Кара-кель и ушел.

Ниязбаши-бий, слезливо жалуясь на усталость, сказал:

— Опять надо ехать в Хиву, к хану... Узнает о пожаре, спасибо не скажет. Придется наказать пушкарей своим судом.

— Это разумно, бий-ага, — согласился Кара-кель.

Утром Кара-кель ходил с конюхом по двору, осматривая лошадей, вернее, лошадиные хвосты Чистокровные ахалтекинские жеребцы с длинными расчесанными хвостами вызывали у Кара келя гордость и умиление, «Нет, таким скакунам подрезать хвосты грех, Аллах за такое кощунство покарает! — размышлял Кара-кель.— Уж лучше укоротить хвост вон у той жеребой кобылы. Да и хвост у нее, кажется, пожестче, чем у жеребцов ..»

— Гулам, отрежь хвост вон у той клячи, — распорядился Кара-кель.

— Бий-ага, но у нее отрезан хвост почти до самого позвоночника

— Ничего, того, что отрежешь еще, на двух негодяев вполне хватит.

— Ладно, бий-ага, ваша воля — наше исполнение... После полудня дверь в сарай, где лежали Сергей и Епифан, отворилась. Возле порога сели на корточки два истощенных перса и принялись на толстой доске рубить тесаками конский волос. Рубили долго, пока не измельчили на мелкие черные иголки. Потом один из персов вынул из-за кушака бритву, провел лезвием по ладони и согнулся над Сергеем.