Подполковник медицинской службы - Юрий Герман

Папирос у него никто не взял, он зажег зажигалку-пистолет и прикурил, аппетитно причмоки-вая. Матросы подняли весла. Старшина вопросительно взглянул на Шеремета - старшего в звании.

- Давай, давай, - сказал Шеремет, - давай, друже, побыстрее. Провернем эту формальность сегодня - и обедать. С вас хороший обед нынче, товарищи костюмные конструкторы.

Потом он похвалил костюм. Вышло даже так, что нынешние испытания вовсе ненужны, потому что всем известно, какое это замечательное достижение костюм.

Курочка молча улыбался.

Левин тоже вдруг улыбнулся и толкнул Федора Тимофеевича локтем в бок.

- К прежней вешке, товарищ подполковник? - спросил старшина.

Александр Маркович кивнул. Серые низкие тучи быстро бежали по небу. С визгом из-за скалы вынырнуло несколько чаек - косо раскинув крылья, помчались за шлюпкой.

Покуда шли к вешке и покуда заряжали Дорошу грелки и аварийный паек, стемнело. Весело показывая белые зубы, Дорош помахал комиссии рукою и прыгнул в волны, потом перевернулся на спину и закричал:

- Ну и штука! Великолепно, товарищи, замечательно! Давай за мной, я поплыву!

- Этот нас погоняет, - усмехнулся Курочка и наклонился к воде, чтобы лучше видеть. Но ничего не увидел, кроме мерцающих волн да белой пены, что неслась по заливу.

Шеремет курил и с деловым видом глядел на светящуюся стрелку хронометра. Время шло нестерпимо медленно.

- Э-ге-ге! - кричал Дорош. - Ищи меня, ребята! Э-ге-ге-ге!

- Право, не следует задерживаться, - сказал Шеремет. - Все ясно, люди сработали прекрасную вещь, о чем тут можно толковать!

- Салонные условия испытания, - сказал Курочка. - Залив, шлюпка идет. Надо думать об океане, о травмированном летчике, а не о детских игрушках вроде этой.

И засмеялся злым тенорком.

- Но вода и тут имеет минусовую температуру, - с недоумением ответил Калугин. - Что же касается до травмированного летчика, то Дорош, если я не ошибаюсь, плывет сейчас с протезом. И вообще я не понимаю твоего тона, Федор Тимофеевич.

- А я понимаю, - сказал Левин.

Курочка предложил выпить, и Калугин открыл фляжку с коньяком. Шеремет светил фонари-ком, покуда всем налили, и, сердито фыркая, выпил свой стаканчик.

- Э-ге-ге-ге! - кричал Дорош. - Ищите меня, хлопцы, бо я далеко.

Это ему казалось, что он далеко, на самом деле шлюпка шла за ним следом. И при свете сильного электрического фонаря все видели, как Дорош ест и даже пьет.

Акт писали в госпитале, в ординаторской. Курочка, Калугин и Дорош сидели рядом на клеен-чатом диване и пили чай стакан за стаканом. Шеремет расхаживал по комнате из конца в конец.

- Ну, так вот, - сказал вдруг Курочка, - я думаю, что резюмировать это надо в следующем духе...

Он обвел всех веселым взглядом, подумал и заговорил медленно, подбирая слова:

- В таком духе, что испытания прошли удовлетворительно, что костюмчик в общем и целом, и так далее... но! Но! Вот тут-то и есть загвоздка. Но костюмчик не предусматривает случаев падения летчика в бессознательном состоянии лицом вниз, понимаете?

В ординаторской стало очень тихо. Шеремет остановился. Зажигалка горела в его руке, он так и не закурил.

- А ведь падение лицом вниз вещь распространенная, не так ли? спросил Курочка. - Поэтому предложить авторам костюмчика разработать и решить задачу автоматического поворота или поворачивания пострадавшего на спину в воде. Так? Ну-с, и покуда авторы эту задачу не решат, дело полагать законсервированным.

Шеремет наконец прикурил.

- Этим мы и закончим, - сказал Курочка, - но не навсегда, конечно, а только на нынешнем этапе. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Александр Маркович молча писал.

"...полагать законсервированным", - написал он и поставил жирную точку.

14

Размеренно нажимая подошвой башмака на педаль умывальника, Александр Маркович мыл руки. Это было скучное занятие - мыть руки перед операцией, он издавна приучал себя в это время думать на определенные темы и вот уже лет пятнадцать не замечал процесса мытья рук. Это был совершенно механический процесс - сначала мыло и щетка, потом Верочка подавала йод, потом поливала руки Левина спиртом и сама говорила: "Готово". Если она не говорила этого слова, он еще десять минут мог держать свои большие ладони лодочкой. Верочка была как будильник с резким, трещащим голосом.

- Готово! - сказала Верочка и открыла перед ним дверь. Он вошел в операционную, держа руки ладонями вперед, и, прищурившись, посмотрел на стол, на котором лежал Бобров. Лицо летчика было неподвижно, но глаза с сегодняшнего утра словно бы побелели и оттого потеряли прежнее выражение собранной и напряженной воли. Теперь Бобров уже не мог справиться с физическими страданиями, они были сильнее его, они одержали над ним победу.

Капитан Варварушкина подала Левину рентгеновский снимок, но не в руки, а на свет, так, чтобы он мог все видеть еще раз, но ни до чего не дотрагиваться. Жуя губами, он рассмотрел все четыре снимка и подошел к столу. Брезгливое выражение появилось на его худом лице. Это означало, что ему трудно. Он все еще жевал губами, как старик, как его отец, когда он приехал к нему прощаться в больницу, - отец умирал от рака.

- Скорее бы, товарищ начальник, утомился я, - сказал Бобров сердито.

Наверное, он не узнал Левина, потому что теперь у доктора был завязан рот и белая шапочка была надвинута на самые глаза, почти закрывая мохнатые брови.

Внезапно он начал ругаться - очень грубыми словами. Это случается с людьми, когда их наркотизируют. Потом Анжелика Августовна подала Левину скальпель. Верочка по его знаку спустила ниже рефлектор. Капитан Варварушкина изредка, ровным голосом сообщала, какой частоты и наполнения пульс. Минут через десять Левин сказал Анжелике:

- Надо меньше думать про завивку ваших кудрей и больше про дело. Надо соображать головою.

Еще несколько погодя он крикнул:

- Что вы мне даете? Я вас посажу на гауптвахту!

- Я даю вам то, что нужно, - басом ответила Анжелика Августовна. - Я соображаю головой.

- Извините, - сказал Левин.

Опять сделалось тихо. Верочка подставила тазик. Туда с сухим стуком упал осколок.

- Оставьте ему на память, - велел Левин и извлек длинными пальцами еще два осколка.

Бобров дышал ровно, но с всхлипами. Варварушкина изредка привычным жестом гладила его по щеке. Верочка еще раз показала Левину снимки. Он долго вглядывался в них, держа руки перед собою, и наконец решился. В сущности, он решился уже давно, а сейчас он только подтвердил себе свое решение. Боброва повернули на столе. Все началось сначала.

- Продолжайте наркоз! - сказал Александр Маркович.

Через несколько минут он увидел почку. Осколок засел в ней глубоко, и с ним пришлось повозиться. Дважды у Левина делались мгновенные головокружения, но он справлялся с собою, и только на третий раз велел Верочке подать капли, приготовленные перед началом операции. Веро-чка оттянула повязку с его рта и вылила капли ему в горло. Операция тянулась уже более часа.