Подполковник медицинской службы - Юрий Герман

- Ну, добро, - сказал командующий, - вопрос о Боброве мы завтра же окончательно решим с начальником штаба. До свиданья, подполковник. Рад, что заглянули.

Вдвоем с Петровым он ушел к себе в кабинет, адъютант нырнул туда же, и тотчас Шеремет спросил:

- Зачем меня вызывают?

- Не знаю, - сказал Левин.

- Но обо мне была речь?

- Была.

- И что же?

- Я изложил свое мнение, - сказал Левин. - Оно сводится к тому, что вы плохой работник. Впрочем, я это говорил вам в глаза.

Шеремет сжал губы. Выражение бравой независимости и старательности сменилось выражением, которого Левин раньше никогда не видел на лице Шеремета: тупой страх как бы оледенил лицо начсана.

- Вас, наверное, снимут с должности, - сказал Левин, - и это будет хорошо нам всем. И санитаркам, и сестрам, и докторицам, и докторам. Мы устали от вас и от шума, который вы производите. До свиданья.

Дорогая Наталия Федоровна!

Сейчас довольно поздно, но мне что-то не спится. Был я у своего начальства и порадовался на человеческие качества некоторых товарищей. Мне, как Вам известно, много лет, и повидал я в жизни разного - худого, разумеется, куда больше, нежели хорошего, и, может быть, поэтому настоящие люди, люди нашего времени, чистота их и благородство неустанно вызывают во мне восхищение и желание быть не хуже, чем они. Простите меня за несколько выспренний слог, я вообще нынче что-то пребываю в чувствительном состоянии, наверное это от лежания и от ничегонеделания.

Лежа в своей шестой палате, дочитал "Палату № 6" А. П. Чехова. И, боже мой, как это опять перевернуло мне душу, как почувствовал я разницу между тем временем и нынешним, между тем государственным устройством и нашим. Та палата № 6 была реальной повседневностью, нормой, а нынче ведь нас бы за это судили, и как еще судили, не говоря о том, что Андрей Ефимович не смог бы прожить и месяца среди нас. Кстати, чеховская палата № 6 существует и на моей памяти - я в шестнадцатом году видел буквально такую больницу в местечке Большие Гусищи. Помните, у Чехова: "В отчетном году было обмануто 12.000 человек; все больничное дело, как и 20 лет назад, построено на воровстве, дрязгах, сплетнях, кумовстве, на грубом шарлатанстве, и больница по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей". Так думает Андрей Ефимович о своей больнице, и думает совершенно справедливо. Можем ли мы сейчас представить себе хоть одного врача, который бы на мгновение так подумал о своей деятельности? Нет, это решительно невозможно, немыслимо.

Невыносимо грустно было читать. Помните? "Пришли мужики, взяли его за руки и за ноги и отнесли в часовню. Там он лежал на столе с открытыми глазами, и луна освещала его".

Стоит ли так жить?

Нет, так немыслимо, невозможно жить. И умирать так нельзя.

Впрочем, нам еще рано об этом размышлять.

Нам дела еще много осталось.

Кстати, я совершенно потрясен: ваш Виктор женится? Выходит, мы уже старые люди?

Будьте здоровы и не скучайте. О Н. И. опять слышал - делает удивительные дела. Впрочем, я не удивляюсь - я всегда верил в его характер, в его талант.

Ваш А. Левин

12

Пока все проходило благополучно. Командующий спрашивал, Шеремет отвечал. Почему же и не спрашивать командующему, это его право. И, ободрившись, Шеремет пустился в рассуждения. Он даже рассказал анекдот к случаю. У него всегда были анекдоты к случаю, он тщательно их собирал и никогда не забывал.

Но ни командующий, ни Петров не улыбнулись.

Это Шеремету не понравилось.

- Да, вот еще что, полковник! - сказал командующий и помолчал, как бы собираясь с мыслями.

Шеремет изобразил на своем широком лице внимание и заинтересованность.

- Давеча был я в бане!

"Начинается", - подумал Шеремет. И тотчас же лицо его приняло покорное и виноватое выражение.

- Черт знает что вы там устроили, - говорил командующий, холодно и зло глядя в подборо-док Шеремету. - Бумажные цветы понаставили, ковер из Дома флота притащили, одеяла из госпиталя, простыни, квас сварен из казенных сухарей. И, говорят, баню для командного состава закрыли на два часа раньше. Верно это?

- Так точно, виноват, - сказал Шеремет.

- Стыдно, полковник, стыдно, - вставая с места, брезгливо, почти с отвращением сказал командующий, - стыдно и подло.

При слове "подло" Шеремет порозовел от страха. Он стоял по стойке "смирно" - руки по швам, живот втянут, подбородок вперед, покорное и виноватое лицо, но сейчас это ничему не помогало. Сейчас заговорил Петров. Петров ходил за спиною Шеремета и говорил негромко, совершенно не стесняясь в выражениях.

- Вы чужой человек в авиации, - вдруг сказал Петров,- понимаете? Вот Левин не летчик и не техник, однако он свой человек в нашей семье, а вы только едок - вы с ложкой, когда мы с сошкой.

"Повернуться к нему или не повернуться? - думал Шеремет. - Если я повернусь к нему, то буду спиной к командующему. А если не повернусь, тоже будет плохо. Э, да что там, все равно хуже не бывает".

- Почему вы так топали ногами на Варварушкину? - спросил командующий.

- И насчет бани доложите подробно, для чего это вы все затеяли! сказал Петров.

Вопросы посыпались на него градом. Он не успевал отвечать. И каждый его ответ сопровождался репликами, от которых у него подкашивались ноги. Он уже не понимал, кто бросает эти уничтожающие реплики, он только поводил своей большой головой, и тупой, тяжелый страх все больше и больше сковывал его жирное тело.

"Надо молчать, - решил он, - пусть будет что будет. Надо молчать и надо бояться. Начальство любит, чтобы его боялись".

Но и здесь он ошибся: это он любил, чтобы его боялись, чтобы хоть немножко трепетали, входя к нему в кабинет, а они - ни командующий, ни Петров - терпеть не могли испуганных подчиненных. Одно дело, если человек осознал свою неправоту, понял, что ошибся, совсем другое дело, если он просто боится. И так как Шеремет боялся - он стал им обоим неприятен. Поэтому, переглянувшись, они оба сурово помолчали, и погодя командующий сказал Шеремету, что тот может быть свободен.

- Есть! - ответил Шеремет.

- Доложите начсанупру флота, - сказал командующий, - что я накладываю на вас взыскание и прошу генерала мне позвонить, как только он прибудет из города.

- Есть! - повторил Шеремет, еще не понимая сути слов командующего, но уже чувствуя на спине холодок и все еще не уходя.

- Так вот - можете быть свободным! - еще раз произнес командующий и кивнул. Петров тоже кивнул и отвернулся.

"Плохо! - подумал Шеремет. - Но не слишком. Могло быть хуже. Впрочем, ничего особенного: маленько перестарался, но ведь я хотел сделать как лучше. Ну что же - ошибся: если бы я был командующим, мне бы лично нравилось, что мне так подготовили баню. Должен же быт командующего, отношение к нему, чуткость, - должно же это все отличаться от того, как мы все относимся к рядовым летчикам. Ах, глупость какая, надо же так не угадать..."