Почему у собаки чау-чау синий язык - Виталий Мелик-Карамов

В купе плацкартного вагона с нами оказались две девушки. Выяснилось, что еды у них нет, а сами они только-только поступили в городе Тарту в местный университет и возвращались домой, в Рязань, через Москву. Самое интересное, что поступили они на факультет, где преподавали только на эстонском языке. Я расстелил на верхней полке полосатый матрас и полез наверх, не раздеваясь. Зегаль и рязанско-эстонские студентки остались внизу. Уснул я под их хихиканье, шлепки, щипание и мычание…

Ранним утром мы стояли около дежурной на входе в метро «Комсомольская». Я с гордо поднятой головой, как у героя картины «Коммунист на допросе», а Саша жалобно канючил: «Тетенька, пустите нас, пожалуйста! Тетенька, у нас денег совсем нету!» Никогда еще мое кавказское самолюбие не было так сильно ущемлено.

Люди в те времена были добрее, чем сейчас. В метро нас пустили. Мне добираться было недалеко, до «Лермонтовской», бывшей и нынешней станции «Красные ворота». Сашке значительно дальше, с пересадкой, до «Речного вокзала», а там в гетто, на Фестивальную.

– В час дня в институте, – тоном, не требующим обсуждения, выкрикнул Зегаль. – Там что-нибудь придумаем по поводу сценария, – и заскочил в вагон отправляющегося поезда. Я поехал к Окуням на Новую Басманную одалживать деньги до конца месяца.

Соображая, чем заполнить августовскую жизнь до начала занятий, мы с Сашей спустились по Кузнецкому мосту, перешли Неглинку и вышли на Петровку. Любая история заканчивается там, где начиналась. Еще на углу Кузнецкого я заметил в скверике на углу проезда Художественного театра (прежде и ныне Камергерский) белый торс. Теперь на этом месте построили непонятный «Берлинский дом», а раньше здесь находился маленький садик, перевалочный пункт от Петровского пассажа к ЦУМу. В садике на скамейке загорал полуголый Витька Проклов. Находиться в таком виде на улицах столицы было делом совершенно невозможным. Поэтому, несмотря на перегруженность скамеек целомудренными гостями Москвы, устроившими привал перед штурмом магазина, вокруг Витьки образовалась заметная пустота.

Проклов сидел, повернув гордый профиль с пробором и длинным носом в сторону солнца, поэтому видеть нас не мог. Лет через десять наш друг скульптор Алик Цигаль вылепит бюст Вити в точно такой же позе, но одетым, и назовет его «Портрет архитектора Виктора Проклова», хотя Витя ни одного дня архитектором не работал. Тем самым Цигаль сделал нашего товарища в далекой перспективе самым знаменитым из всего нашего поколения. Отлитый из бронзы Витькин бюст у Цигаля купила Третьяковка. Пройдут эпохи. Забудут певца Петю Налича, следовательно, и его папу Андрюшу, забудут даже бабушку моей внучки, известную актрису Елену Проклову. Я не говорю об остальных членах команды КВН, включая Любимова-Пронькина, уже с треском снятого с номенклатурной должности. Может, к тому времени и Центральный округ столицы переименуют, но Витин бюст навсегда останется в Третьяковской галерее, как, например, Ника Самофракийская в Лувре.

…Зегаль не выдержал, подкрался к Проклову и на ухо нежно так ему сказал: «Нарушаете, гражданин». И тут же, стянув рубашку, уселся рядом.

– Ребята! – со слезой в голосе закричал Витя. – Как я вас ждал!

Оказывается, этим летом Витя потерпел такой же крах, что и мы с Зегалем. Судьба его тоже разлучила с любимой девушкой…

Рыжая Наташа Гулякина с фарфоровым личиком, глазами навыкате и носом с горбинкой была самой главной любовью в Витиной жизни. Говорила она, растягивая слова, поскольку училась в том же классе художественной школы, что и Маша Каганович. Маша так гундяво лепетала с детства и невольно приучила всех своих одноклассниц с той же интонацией произносить даже самые обычные слова. Значительно позже я узнал, что именно так разговаривают выпускники Оксфорда и Кембриджа. Вероятно, Каганович это было известно с рождения. В гулякинских устах эта тянучка получалась необыкновенно сладкой, что трогало сентиментального Витюшу до слез. Я Наташе не доверял исключительно из-за ее фамилии. К сожалению, мои подозрения оправдались. Наташа морочила голову не одному Вите, а в итоге этим летом уехала в Эквадор со своим эквадорским однокурсником. Там, в эквадорской сельве или пампе, не знаю, как правильно, ее следы для нас окончательно потерялись. Но Витька грустил еще долго, месяца четыре.

– Ребята, – повторил счастливый Витюша, – какие вы молодцы, что вернулись, как я соскучился! Знаете что, бабки Ира и Надя в Москве, родители с Ленкой в Гаграх, на даче один дед. Поехали, будем всю ночь кататься на «Виллисе».

Мы довольные растянулись на скамейке. Даже я снял рубашку. Жизнь входила в привычную колею.

Часть III

ИГРА

Кто главный враг муравья?

Неорганизованность

Команда КВН возникла в Архитектурном институте не на пустом месте. На четвертом курсе мы устроили капустник, как нам тогда казалось, ужасно смелый, – сейчас, глядя на него спустя сорок лет и после всех потрясений, пережитых страной, понимаешь, что он получился вполне дистиллированный. Моя роль в представлении заключалась в том, что я выходил на сцену (напомню, что носил густые усы) в кепке-аэродроме и сокрушенно говорил с сильным бакинским акцентом: «Тяжелый удар, да, нанесло правительство по кавказским студентам! Золото, вай, не могу, сейчас заплачу, подорожало на целых тридцать процентов! А стипендия, ара, какая была, такая и осталась!» Мне казалось это очень смешным, но зал, по-моему, расценил эту фразу не как шутку, а как действительное горе и страшную обиду на советскую власть.

Одновременно с золотом подорожал чуть ли не вдвое и кофе, но на этот счет в капустнике никто не проезжался, хотя анекдотов сразу родилось множество. Самый популярный: «Гости стучатся в дверь. За дверью тишина. Гости в задумчивости: “То ли дома нет, то ли кофе пьют”».

Основными действующими лицами капустника были Андрей Тилевич и Саша Зегаль. Когда мы готовились к капустнику, ректор института академик архитектуры Иван Сергеевич Николаев улетел в командировку в Камбоджу. Тогда подобная поездка казалась вызовом здравому смыслу, и поэтому Андрей и Саша придумали следующую репризу. Недавно в общежитии справляли свадьбу, и эти шутники, вспомнив о таком важном событии, от имени ректора написали приветственную телеграмму молодоженам, якобы присланную из столицы Камбоджи города Пномпеня, что при озвучивании выглядело совсем по-идиотски. Когда Зегаль и Тилевич для зачтения телеграммы выскочил на сцену, то первый, кого они увидели, был неожиданно вернувшийся из командировки благообразный румяный ректор с седой щеточкой усов, автор конструктивистского Дома коммуны напротив Донского крематория. От нервного стресса, который возник при виде материализовавшегося «автора телеграммы», после зачтения поздравления Тилевич объявил подписанта: «Проректор Николаев!» Зал замер. Артисты в ужасе разбежались.

После капустника профессор Николаев пригласил нас к себе в кабинет. Мы шли, как на казнь. Но он сказал, что любит и ценит шутку, сам близок к искусству (!), поскольку три года учился в консерватории (!).

Через месяц его сняли. Получилось, что мы невольно в игривой форме объявили о скорой отставке академика. Новый ректор не мог не быть нам благодарен. Им, как я уже говорил, оказался мой преподаватель архитектурного проектирования Юрий Николаевич Соколов. До встречи с нами он много лет работал в Нью-Йорке в ООН. И скорее всего с полученной после Америки временной должности рядового преподавателя присматривался, как разведчик в тылу врага, к основному месту работы. Хотя для сохранения исторической правды следует заметить, что последний год перед ректорством Юрий Николаевич прослужил проректором по науке. Все как по легенде.

Роль нового ректора в истории нашего КВНа оказалась двоякой. Сначала исключительно благодаря его поддержке мы мгновенно создали команду, но всего через пару месяцев с такой же скоростью Юрий Николаевич нас и прикрыл. Никаких претензий и обид к нему я не испытывал и не испытываю, он мой учитель, и не только в архитектурном проектировании. КВН был всего лишь страничкой в наших биографиях. Смешной, но не трагической.

И пусть мы жили в советские времена, но они уже были вполне вегетарианские. Чтобы испортить себе характеристику (по-нынешнему – резюме), не говоря уже жизнь, полагалось совершать поступки куда более значительные, чем двусмысленно шутить на сцене или читать между лекциями и даже на лекциях «Доктора Живаго».

Наступило первое сентября. День, когда мы должны были сдать свой сценарий в молодежную редакцию. Я позвонил кому-то из редакторов КВН и выпросил еще десять дней. Отступать было некуда. Не испытывая никаких комплексов по поводу собственного бессилия, мы попросили помощи у тогда молодого, а теперь уже отметившего 75-летие, преподавателя с кафедры градостроения Станислава Алексеевича Садовского. Стас носил густую бороду небольшой лопатой и был похож на депутата Государственной думы, еще той, до Октябрьского переворота. Разговаривая, он задирал вверх голову, и линия бороды оказывалась почти параллельной линии пола. Садовский был человеком с творческой интуицией, которой мы сильно доверяли. Со Стасом мы обсуждали новые фильмы и книги. Выслушав нашу с Зегалем слезную просьбу и глядя поверх наших голов, Стас сказал, что он не специалист по части капустников, и рекомендовал нам Мишу Папкова и Влада Минченко, преподавателей с кафедры рисунка. Михаил Михайлович прославился легендарной ролью коровы на одном из вечеров в Архитектурном, в данном случае целинном капустнике.