Бом Булинат. Индийские дневники - Александр Кашкаров

Мотоцикл по габаритам стал раза в три шире из-за прикрепленных по обеим сторонам рюкзаков и спальников. Сам мотоцикл за всеми этими пожитками еле угадывается и больше напоминает микроавтобус. Чтобы опробовать силы и окончательно понять, смогу ли я на этом чудовище проехать дальше полукилометра, я снова трогаюсь с места и через сто метров понимаю, что дальше проехать не смогу – мотоцикл шарахается в разные стороны, руль ходит ходуном, еле удерживаю равновесие, руки трясутся, ноги не слушаются. И за эти сто метров я раза четыре покрылся потом – искренне завидую щупленьким израильтянам, которые с неимоверно напыщеным видом гоняют на подобных монстрах.

По дороге на Чарай

Подъезжаем к агентству, где брали мотоциклы, говорим: «Так и так, руль ходуном ходит, может, подкрутить чего?». Помощник хозяина ловко прыгает на сидение, заводится и едет, описывая полукруг, подъезжает ко мне, бросая руль и подкатываясь «без рук». Говорит, что надо подкачать заднее колесо. Окидывая кучу привязанных рюкзаков, добавляет: «И попрактиковаться часика с два».

Попрактиковаться решили по дороге на Чeрай, этот пляж находится на соседнем острове и считается крайне живописным местом. Погрузились на паром, влившись в шеренгу мотоциклов и машин. Жара стояла адская, солнце палило прямо в темя, воздух был вязкий и липкий, зажатые со всех сторон раскаленным транспортом, казалось, мы плывем по кипятку.

Дорога на острове оказалась очень красивой и спасительно тенистой.

Узенькая южная улица сплошь была усеяна маленькими лавочками и деревушками, мостиками через заросшие тропические речушки. То и дело встречались озера или куски заливов с «китайскими» сетями, по виду напоминающих «Разводной мост» Ван Гога.

Пляж и вправду являл собой живописное местечко – длинный и узкий, словно не имел ни начала, ни конца, обеими сторонами уходя в неизвестность и растворяясь в бледной дымке на горизонте.

На следующее утро двинулись в путь к следующей цели: Аллапей[58].

По дороге видели, как купают слона – повалили бедное животное в грязный пруд и давай тереть его щетками.

Приехав в Аллапей, долго не могли снять жилья, не помогал и «Lonely Planet». Руководствуясь советами местных, мы все же отыскали маленький домик с садом, где жила дряхлая бабулька-католичка. Она сдала нам очень уютную комнату c белеными стенами, душем и двумя узкими окнами в живописный садик.

Вечером, в кафешке, нам принесли Ginger Lemon Tea[59], куда, видимо, не ограничиваясь обычными составляющими, добавили изрядное количество чеснока, и пить его никто не смог. Кашкет чувствовал себя препаршиво, похоже, простудился и поэтому, зажмурившись, приложился, но осилить вонючий напиток смог только на половину.

Заросший канал

Кафе находилось на небольшой пыльной улице, вблизи лодочной станции почти в центре Аллапузы, на этой же улице стоял один из немногочисленных государственных магазинов по продаже алкоголя (в Керале запрещена частная торговля спиртным). То, что творилось вокруг, очень напоминало отечественный «винный» в начале восьмидесятых. Две длинные очереди штурмовали железные решетки и что-то орали продавцам. Некоторые счастливцы, пробравшись к прилавку и заполучив заветную бутылку, ловким броском перекидывали ее своим подручным через линию штурмующих, и сразу требовали «еще парочку», так как в руки выдавали только по две бутылки. Покончив с трапезой, мы присоединились к этому увлекательному действу. Арсения почти сразу пропустили без очереди, наверное, как представителя более благородной, по их мнению и, надо признать, более пьющей нации.

Чуть только солнце показалось над крышами города, мы были уже на лодочной станции, устроенной на одном из заросших каналов с позеленевшей каменной статуей обнаженной русалки. Нам показали катер, и я договорился с капитаном зафрахтовать его на четыре часа.

На крыше этой посудины был сооружен тент, под которым все растянулись, грея животы, в предвкушении прекрасной поездки. Было приятно отдохнуть от мотоциклов, с воды дул прохладный ветерок, все были в замечательном настроении. Все, кроме Кашкета! Он сидел мрачный, как туча, и боялся пошевелиться, я всячески над ним подшучивал, тогда еще не подозревая, что мой друг подхватил страшную штуку – амебиоз!

Вокруг открывалась живописная картина индийской Венеции, а Кашкету грезились совсем иные виды, так как он, не переставая, морщился и взирал по сторонам с крайним недоверием.

Утром в тумане

На маленьких каналах и речках с низкими, иногда укрепленными камнем берегами, царит идиллия. Мелкие островки земли утопают в пальмах и тропической растительности, приземистые домики стоят у самой воды. Вместо мотоцикла или машины у каждого жилища – челнок с веслом. Повсюду лабиринты тропинок, каналов и перекинутых мостиков. Иногда встречаются хрупкие мостки с красными флагами и толпой крестьян – это остановка маршрутного такси, огромного каноэ с моторчиком.

Неожиданно катер выплывает в огромный залив, необъятный как море, и где-то на горизонте, окаймленном грядой одиноко стоящих пальм, угадывается проход в океан.

Мы попросили заглушить мотор посреди этого залива, и ныряли с крыши катера в темную, чуть солоноватую воду. На обратном пути, когда уже стало смеркаться, капитан решил срезать путь, и катер, усиленно тарахтя, начал продираться по тесным каналам, сплошь покрытым ряской и тиной. Иной раз от плотно сомкнувшихся пальм наш путь напоминал туннель. Сгущались сумерки, и вместе с темнотой темнело в животе у Кашкета. Добравшись до дому, он, казалось, навсегда затворился в сортире.

Утром Кашкет был несвеж и походил на мученика. Он сказал, что всю ночь не спал «из-за мегадиареи», а к утру ему «снился всякий бред и пельмени».

Сердобольная Катя хотела перенести отъезд, но Кашкет геройски отверг это предложение, робко перенося ногу через сидение Энфилда.

– Как ты, дружище? – заорал я, поравнявшись с ним через пару километров.

– У меня сейчас два варианта: не нажимать на тормоз, когда это будет нужно, или нажать, одновременно обделавшись! – сказал Кашкет, стиснув зубы.

Однако первые шестьдесят километров прошли без приключений. Я ехал, слушая плеер, и размеренно глотал дорожную пыль. Пренебрегая торможениями, Кашкет задавал скорость и не делал ни одного лишнего или резкого движения, слившись с мотоциклом в одно целое. Все обошлось, и к вечеру спазмы исчезли, наверное, помогла «амебика»[60] – хвала индийской медицине и Константину Хасину!