Бом Булинат. Индийские дневники - Александр Кашкаров

Продавец тростникового сока

Судя по табличке на двери кабинета, перед которым усадили увечных, их будет обслуживать некто Dr. Mahrаnt. Я и Клем ждем на улице, в то время как несчастным промывают раны, бинтуют. Арсению всаживают прививку от столбняка. Последним наставлением доктора Махранта и его девяти медсестер, которые всем скопом принимали участие в процедурах, становится запрет на купание и перевязка каждый день. За медицинскую помощь взяли восемьсот рупий.

Палолем оказался действительно красивым пляжем с длинной пальмовой грядой, уходящей в море слева, и островом справа.

После долгого пути с несколькими остановками – то пожрать, то на перевязку, мы открыли железную калитку веранды нашего бунгало…

Вечером пировали у непальцев, после чего изрядно надрались «Олд Монка»[46], лежа при свечах в нашей комнате, болтали и слушали Клемкин Ska. Где-то рядом в роще на полную катушку играл транс. Вдруг за дверью во дворе стали раздаваться неистовые звуки, как будто кого-то заперли в соседнем гестхаусе, и кто-то, что есть мочи, дергает дверь в попытке выбраться наружу. Вначале никто не обращал на это внимания, но когда к этому звуку добавился звон разбитого стекла, мы с девчонками выбрались наружу посмотреть, что происходит. Оказалось, что вечно дымящий и мирный дед сошел с ума – он хлопал дверью и кричал из темноты своего номера: «Boom, boom, boom!». Потом дед выбежал на веранду, разбил о парапет бутылку и шепеляво проорал: «I want the music stopped!»[47], после чего скрылся обратно.

Молодая миловидная индуска опасливо выглядывала из двери соседнего номера. Транс не стал тише. Тут снова вышел дед с фонарем в одной руке и с «розочкой» от бутылки в другой и резво зашагал в вечернее марево в сторону звуков музыки, но не перейдя речку-вонючку, резко свернул в противоположную сторону к жилому дому, повторяя на ходу, что-то вроде: «I have been here for five years, and never seen such a mess»[48].

Догнав безумца, развернули его в сторону дома. Дед был в полном непотребе, отвечал невпопад, не называл своего имени и бормотал какой-то бред, но настроен был весьма серьезно.

Вернулись в бунгало. «Олд Монк», ганджа, отличное настроение и нежелание спать навели на мысль пойти на это party и потанцевать, но тут я снова заметил деда при своем оружии, решительно идущего в сторону пальмовой рощи. Вместе с Кашкетом двинулись за ним, предвкушая забавное зрелище! И мы его не пропустили, попав в самый эпицентр.

Музыка, по нашему нетрезвому мнению, исходила из клуба «Баттерфляй», но мы ошибались, это было какое-то другое party в пальмовой роще рядом с пляжем. Фигура деда была уже близко, но тут мимо нас стали проходить группы индусов, казалось, они шли домой. Один из них что-то спросил у старика, на что тот стал орать: «Boom, boom, boom» при этом он трясся, согнув руки в локтях и сжав кулаки. «Stop the music!» были его последние слова, поскольку он тут же получил в торец и, отлетев, упал в кусты. Теперь перед индусами остался один Кашкет, а я бросился к старцу и стал его поднимать, пока Кашкет пытался сдержать индусов.

Со стороны пляжа подошел какой-то тип в белой майке с длинными дредами, я поднял деда и увидел, что толпа темнокожих окружила Кашкета, и черный локоть держит его за шею сзади. Толпа сомкнулась, и послышались глухие удары, в темноте ночи мелькнули светлые шорты Кашкета, из чего я понял, что его, наконец, повалили, чувак с дредами тоже было кинулся к деду, но его поглотила надвигающая темная масса, и глухие удары умножились.

Майка, как и шорты, рухнула на землю. Подняв деда, я заметил подкаченного индуса, метившего мне в лицо. Однако он не перешел к действию, спросив что-то типа: «You want too?»[49]. Я вежливо отказался и оттащил деда на безопасное расстояние, тут появилась белая майка с дредами, оказавшаяся побитым испанцем. Я передал ему пациента и двинулся на помощь к Кашкету.

За эти несколько метров до места битвы я представил, как меня отметелят по забинтованным болячкам, и будет наверняка больно. Алкоголь, правда, подогревал вскипавшую ярость, и я решил, что озверею, схвачу какой-нибудь бамбук, и начну колотить им всех подряд, а там будь, что будет! Но тут из кустов мне навстречу вылетел Кашкет с окровавленным носом и опухшим глазом.

Он рассказал, что его там отколошматили почем зря и, когда он наконец был отпущен, то воззвал к тому, кто прицельно подбил ему глаз – мол, выходи один на один. Из толпы с готовностью выскочил какой-то индус и тотчас был сражен Кашкетом. Тут индусы повторили экзекуцию, и Кашкет был бит вторично. Получив напоследок пинок, он и выкатился навстречу мне, решив больше не возвращаться.

Мы взяли деда под руки и оттащили обратно в номер, после чего я проводил испанца с фонариком, ошеломленного и помятого, в соседний гестхаус. По дороге испанец сказал мне, что всего лишь хотел послушать музыку.

Вернувшись к нам, я застал продолжение застолья, героем которого теперь был Кашкет. Дальше было, как в геройском кино. Кашкет в роли Брюса Виллиса держался за ребро и хрустел шеей, все подливали ему рому в двойных дозах, я хлопал его по плечу и благодарил за то, что он не посрамил Отечество. Ну и кончилось все также, когда под конец герою достается вся слава, победа и женщины. Кашкет мял Эльзу, дышал перегаром, потом курил и сотрясал хлипкие стены бунгало оглушительным храпом. А утром я без удивления нашел его с Эльзой в одной постели.

Утром пришла делегация с прошением не идти в полицию. Потом было продолжение Кашкетовской славы, все было как вечером, за исключением рома – на столе стояли запотевшие бутылочки «Kings beer».

Как только стемнело, мы разожгли костер на пляже и часа четыре жарили шашлыки и пели песни, курили, смотрели на звездное небо. Вдруг из темноты, чуть ли не из волн, вышел какой-то мудрец – лысый загорелый старик с белой бородой, огромной серьгой в ухе, весь в белых парусиновых одеждах и такой же белоснежной чалме. Мудрец присел к костру, просушил рубашку и ушел. Он оказался танцором диско.

Спустя какое-то время, также внезапно появился немец – худощавый, скуластый хиппи, как назвала его Клем. Он сидел и крутил косяк, и постоянно смеялся заразительным смехом. Между делом немец сказал, что недолюбливает англичан, чем сразу разонравился Клем. Кашкет назвал его фашистом, и, докрутив косяк, немец исчез. Тут Кашкет с косым взглядом объявил, что идет спать и забрал Эльзу с собой, а мы с Клем еще долго вели философские беседы о жизни. И только когда свечи догорели, костер дотлел, косяк потух, пошли спать.

Клем читает на веранде, местные бабки стирают белье, эмануэлевская свинка лежит в тени, Кашкет спит, Эльза уехала, я слушаю Ska, курю и пью чай с ромашкой.