Конвой - Игорь Башкирцев

Больше я подзорной трубой не пользовался и вскоре вернул себе все «утраченные» партийные, человеческие и офицерские качества.

Вышестоящая должность

Всегда имел глубокое убеждение, что каждый офицер в душе карьерист. Именно поэтому никогда не верил утверждениям человека в погонах: «Я не карьерист!» Скорее всего, это была неуверенность в себе или нежелание уезжать с тёплого насиженного места. Процесс предложения офицеру вышестоящей должности я представлял, как вызов к большому начальнику и серьёзное собеседование. У меня так и получилось. Почти. Почему «почти»? Потому что «конвой».

Со своим другом, замполитом соседней роты, мы в честь моего дня рождения взяли среди недели столь редкий выходной и встретились на пересечении дорог. «Соседние роты» в конвое – это понятие относительное и в лучшем случае расстояние между ними составляло несколько десятков километров. Так было и у нас. Ввиду отсутствия общественного транспорта к месту встречи в придорожное кафе мы прибыли на лучших машинах своих подразделений – «автозаках».

После «лёгкого завтрака» с первыми тостами за моё здоровье на такси мы стали двигаться к областному центру, по пути останавливаясь ненадолго в «питейных заведениях»! Во второй половине дня, завершив празднование в центральном ресторане, который так и назывался «Центральный», мы решили вернуться к месту службы, чтобы до завтра отдохнуть и с новыми силами исполнять свой воинский долг на переднем крае обороны от преступного мира.

Встав на обочине, мы начали ловить такси, каждый себе. Неожиданно рядом с нами остановился «УАЗик», из которого выглянул начальник политотдела, уточнил цель нашего пребывания в городе и сказал садиться в машину.

В этот момент наши лица, не очень трезвые, но сильно мобилизованные, «излучали» «залёт» и «конец карьеры». Дыханье практически отсутствовало, а, если и присутствовало, то только через нос. НачПО почему-то всю дорогу молчал.

По прибытии в полк, он сказал, чтобы я зашёл в кабинет, а друг-коллега подождал в коридоре. Я понял, что конец карьеры начнется с меня.

Неожиданно начальник политотдела поздравил меня с днём рождения, поблагодарил за службу и спросил: «Согласен стать моим помощником по комсомольской работе?» Я потерял дар речи, невольно заставив подполковника переспросить. Я, конечно, согласился и спросил разрешения выйти. За дверями собрат уже был готов к самому худшему. Не сомневаясь в этом, он направился в кабинет. Я остановил его словами: «Душа просит продолжения банкета!» Он ничего не понял, но с радостью двинулся за мной. Вскоре мы продолжили трапезу в ресторане. Карьера пошла в гору.

Кадровый день и конвойная смекалка

Вскоре мне предстояло пройти испытания, связанные с назначением на вышестоящую должность, в дивизии. За зачёты я не волновался. Что такое «перестройка», «ускорение» и «гласность» выучил наизусть. Уставы и Программу любимых партии и комсомола я впитал с молоком матери. Но одно тревожило меня. В моём удостоверении личности офицера не хватало листа. После ошибочных штампов в графе «семейное положение» на свадьбе замполита батальона, где комбатом я был назначен свидетелем, комбат почувствовал свою ответственность за происшедшее и вопрос решил кардинально. Он вырвал этот лист.

Пока я думал, как оправдать исчезновение листа, времени прошло много. Нового удостоверения я получить не успел. А на «кадровом дне» при принятии решения необходимо предъявлять этот документ вместе с партийным билетом.

Комбат собрал «совет» по данному поводу. Он не мог допустить, чтобы быть виновным в том, чтобы меня не назначили на вышестоящую должность. После «заседания» за круглым столом, прозвучало спасительное «эврика». Комбат обнаружил, что у меня не записано личное оружие. Была разработана тактика действий.

Когда я вошёл к командиру дивизии, то увидел его во главе стола, а по бокам сидели заместители. Рядом стоял начальник отделения кадров. Я доложил, кадровик прокомментировал. Сидящие замы попросили мои документы. Я отдал партбилет начальнику политотдела, а удостоверение зампотылу (в те времена за оружие отвечал тыл). Естественно, что тыловик сразу открыл страницу, где должна быть запись об оружии, но там было пусто. Мне было сделано замечание, комдив неожиданно мягко меня за это покритиковал. Естественно, что другие листы в моём документе уже никого не интересовали. Я был назначен помощником начальника политотдела полка по комсомольской работе. Тактика комбата сработала верно.

А удостоверение я вскоре поменял. Предстояла моя свадьба, а жениться без листа «семейное положение» было не совсем правильно.

Господин "Никто"

Время шло. На мое место замполита роты уже был назначен другой офицер. Я ему сдал дела, а меня все никак не откомандировывали к новому месту службы. Я работал просто старшим лейтенантом. И мне так понравилась эта «должность».

Почти целый месяц я занимался только тем, что только укреплял воинскую дисциплину. Этим я занимался и раньше, но в комплексе с кучей других обязанностей. А здесь…

Основательно выспавшись за все годы, я потерялся во времени. Мой рабочий день начинался и 3 часа ночи, и в 6 утра, и в 12 дня… В общем, тогда, когда бока были основательно отлёжаны.

Я и проверял караулы в любое время, когда мне заблагорассудится, и просто стоял посреди военного городка в поисках «жертвы», коей становились воины с нарушением формы одежды, неподстриженные, курящие в неустановленном месте, с нечищеной обувью и т.д. И каждый солдат, сержант и прапорщик знали: «Попался на глаза – вина найдётся!»

И никто не знал, где, когда и в чём он будет виноват, но знал, что виноватым будет обязательно.

Офицеры роты были довольны. Они спокойно готовились к занятиям и проводили их, инструктировали караулы и войсковые наряды, проводили совещания, выезжали по служебной необходимости. Порядок и дисциплину «господин Никто» обеспечивал.

Когда пришло распоряжение о моём откомандировании, всем было грустно. А я эту «должность» вспоминал всю службу. Очень она мне нравилась.

Творческая должность

Помощник начальника политотдела конвойного полка по комсомольской работе – это просто награда для творческой личности, к коей я себя и относил.

Судите сами, в течение года надо провести четыре комсомольские собрания, написать четыре квартальных отчёта по одному листу установленной формы, один годовой отчёт на двух листах. Всё остальное время можно что-то организовывать, проводить, работать в подразделениях, разбросанных по всей области.

Собрания каждый год были с одной повесткой. Менялась только последняя часть повестки «… в свете требований (последнего, -ой) такого-то съезда, пленума, конференции, директивы, приказа».

Квартальный отчёт занимал несколько минут, а годовой – не более пары часов. Но многими