Таинственный гость - Проуз Нита

Пользуясь наступившим перемирием, я добавляю немного молока в остывающий чай. Мой слух сосредоточивается на глухом лязге ложки из нержавеющей стали о стенки самой простой керамической чашки. Такими заурядными столовыми приборами располагает только «Сошиал», но как же мне не хватает приятного звона серебра «Ридженси гранд» о настоящий фарфор.

Возле меня, уперев руки в боки, стоит Анджела и молча переводит взгляд с одной завтракающей дамы на другую.

– Ты это слышишь? – шепчет она мне на ухо.

– Что слышу? – шепчу я в ответ.

– Молчание, – говорит она. – Молчание ягнят[13].

Глава 11

Ранее

Я болтаю ногами под нашим стареньким столом, пережевывая двадцать раз каждый кусочек завтрака, потому что: а) это помогает пищеварению; б) завтрак очень уж вкусный; в) в мире так много детей, которым нечего есть, поэтому нужно быть благодарной за каждый кусочек.

С пугающей тирады мистера Гримторпа прошла неделя, и время от времени мне удавалось расслышать его характерные шаги за четвертой стеной, но я больше ни разу не видела его во плоти. Однако я не могу перестать думать о нем. Почему человек, у которого так много всего, выглядит столь несчастным? И чем я его разозлила? Увижу ли я его когда-нибудь снова?

Великие физики правы: Вселенная действительно расширяется, по крайней мере моя. Доказательством служит то, сколько новых вопросов я задаю бабушке каждый день. Прошлой ночью я лежала без сна в своей постели и снова искала на все ответы; у меня не было подобной привычки в те дни, когда нужно было регулярно ходить в школу. До этого мой разум словно томился в тюрьме, а сама я походила на тигра за решеткой, чахнущего и беспокойно расхаживающего по клетке. Я вообще не способна была думать, а тем более задавать вопросы. Но с тех пор как я оказалась в поместье Гримторпов, исчезло все, что сковывало мое воображение, а любопытство стало ненасытным.

Свесив ноги под нашим столом, я прихожу к важному осознанию: образование – это не то, что можно получить исключительно в классе, образование – это устремление души. Поэтому я с упорством и энтузиазмом приступаю к новому раунду вопросов; должно быть, бабушку все это утомляло, но она никогда не выказывала разочарования. Она всегда относилась ко мне как к взрослой и говорила со мной как со взрослой. Знала ли она, что однажды мне вспомнятся наши с ней разговоры, что я буду прокручивать их в голове снова и снова, раскрывая все новые слои ее мудрости?

– Бабушка, а можно ли быть богатым и бедным одновременно? – спрашиваю я, отпивая чай с молоком и готовясь снова пережевывать еду.

– Наверняка, – отвечает она. – Можно быть богачом в любовных делах и бедняком в мирских благах.

– Или можно быть бедным здоровьем и богатым деньгами, – добавляю я.

– Touché[14]. – Искусно и метко бабушка намазывает свою пышку маслом, пока его следы не исчезают с ножа.

– Бабушка, а почему Гримторпы такие богатые?

– Когда мистер Гримторп стал автором бестселлеров, он заработал небольшое состояние, – отвечает она и поднимает пышку, но откусывает от нее не сразу. – Хотя он был богат еще до того, как его книги завоевали популярность. Его дедушка был состоятельным инвестором, как и его отец.

Мысленно я пытаюсь представить отца мистера Гримторпа, но на ум приходит только усатый банкир из моей настольной «Монополии».

– Как ты думаешь, его семья с ним хорошо обращалась? – спрашиваю я.

– Не знаю, Молли, но почему-то я в этом сомневаюсь. Мне известно лишь то, что мистер Гримторп был единственным ребенком и что родители не были им довольны.

– Он плохо учился? Прямо как я?

– Учился он блестяще. И к твоему сведению, Молли, твои школьные успехи меня никогда не разочаровывали. Но что касается мистера Гримторпа, то все, чего он когда-либо хотел, – это писать, а не управлять семейным инвестиционным бизнесом. А творческие задатки в то время считались в его семье проклятием. После смерти родителей мистер Гримторп унаследовал поместье вместе с немалым состоянием. Но он также унаследовал и большой эмоциональный багаж, который тащит на своих плечах по сей день. Может, он и владеет «старыми деньгами», но этот факт не улучшает его настроения.

Мне приходит в голову новая мысль:

– Бабушка, если Гримторпы владеют «старыми деньгами», то мы, получается, владеем «новыми деньгами»?

Бабушка громко смеется, но я знаю, что она смеется со мной, а не надо мной.

– Моя дорогая девочка, у нас нет денег, чтобы ими владеть.

Конечно же, я это знаю. Знаю это по тому, как мы вырезаем купоны и штопаем носки. Знаю это по тем редким дням, когда мы можем купить взбитые сливки, по наличию домовладельца, требующего арендную плату, по визитам в публичную библиотеку, так как у нас нет своей собственной, и по разномастным столовым приборам, купленным в комиссионных магазинах, а не доставшихся нам от предков.

Пришло время задать вопрос, который мне хочется задать больше всего, – он уже несколько дней прожигает дырку в моем мозгу.

– Бабушка, если мистер Гримторп такой гений, почему он прячется у себя в поместье?

Она наклоняет голову, смотрит на меня как-то странно, совсем мне непонятно.

– Не суди человека, пока сама не окажешься в его шкуре, – говорит она. – Слышала когда-нибудь эту пословицу?

– Да, – отвечаю я, – но я не понимаю, как она касается мистера Гримторпа. Он же не носит никакой шкуры.

– Верно, но к нему пословица все же применима. И к тебе, моя дорогая девочка. – Бабушка дотрагивается до моей щеки. – Это значит, что нельзя по-настоящему узнать кого-то, не пережив все то же, что и он. Поверь, у мистера Гримторпа хватало демонов. Сейчас он вполне здоров, но, когда он был болен, тьма взяла верх.

– Он был болен?

– Да, – отвечает она, – и очень страшно. Этот недуг на время превратил его в монстра. Но мы все сумели это пережить. Мы справились. Миссис Гримторп и я всячески помогали ему, и он выздоровел. Очистился. Молли, ты понимаешь, о чем я говорю?

Я представляю острокрылых гаргулий, окруживших мистера Гримторпа, пока бабушка и миссис Гримторп отбиваются от них.

– Как ты прогнала демонов? – спрашиваю я.

– Терпением и настойчивостью, – отвечает бабушка. – Миссис Гримторп просила меня часами сидеть у постели ее мужа и читать ему, что я и делала. Это отвлекало его от худших проявлений болезни. Я также поила его чаем, Молли, который явно не был для него самым вожделенным из всех напитков. Чай – потрясающее средство. Говорю тебе, оно способно прогнать почти все невзгоды.

– А что, если мистер Гримторп снова заболеет? – спрашиваю я. – Что, если болезнь вернется?

– Не волнуйся. Он точно выздоровел. И мы с миссис Гримторп простили ему все прошлые ошибки, совершенные под воздействием его недуга. Но, памятуя о тех мрачных временах, он держит себя в руках. Стыд – это шрам, который оставляют нам демоны. Помни это, Молли.

Я смотрю на свою недоеденную пышку. Еще минуту назад она выглядела так аппетитно, но теперь лежит на моей тарелке и кажется пластмассовой, даже смешной.

– Ты закончила завтракать? – спрашивает бабушка.

Я киваю.

– Хорошо. Нам пора, – говорит она, положив свою теплую руку на мою. – Мы едем в поместье.

Все утро я тружусь в кладовой для серебра, пока бабушка готовит и убирает кухню. Она щебечет, как воробей, прямо за дверью кладовой. Миссис Гримторп сейчас где-то еще, по крайней мере пока. Наверное, поэтому бабушка поет.

С каждым днем я приобретаю все больше опыта в использовании щелока и трачу все меньше усилий на полировку серебра. Сегодня я решила, что утром займусь серебром, а во второй половине дня отправлюсь читать. Я закончила полировать полный чайный сервиз, несколько сервировочных подносов и целый набор столовых приборов, вплоть до серебряной ложечки, которую держу перед собой. Я изучаю свое изображение в ложке, искаженное и перевернутое; этот неправильный мир, где все вверх ногами, очень напоминает поместье Гримторпов.