95-16 - Ян Рудский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В комнату вошел невысокий человек в белом халате.
— Доктор Штраль, — коротко представил его Визнер, вставая.
Они о чем-то поговорили вполголоса, а когда врач вышел, комиссар обратился к Джонсону:
— Вы можете описать все, что произошло после вашего прихода?
— Охотно. Дверь открыл Гюнтер, который меня знает. Чувствуя, что в доме творится что-то неладное, я не стал отвечать на его вопросы и выслушивать протесты — он пытался заявить, что время позднее и доктор спит. Мы с женой бросились вперед и сразу побежали в библиотеку. Ян Шель, опустив голову, сидел за столом, Менке прятал в коробочку шприц. Я спросил, в чем дело. Доктор объяснил, что Шель явился к нему с фантастическим обвинением в том, будто бы он, Менке, был опасным преступником. В конце концов поляк стал вести себя очень агрессивно и Менке пришлось сделать ему успокаивающий укол. Когда я подтвердил обвинения моего друга, старик вышел из себя, повысил голос, назвал нас безумцами и объявил, что мы выдумали всю эту историю для того, чтобы выудить у него деньги. Поскольку он не позволил мне позвонить по телефону, я предложил ему пойти на ближайший полицейский пост и там все выяснить. Он согласился с удивительной легкостью. Мы вышли в сад. Там нас поджидал его помощник. Менке обратился к нему со словами: «Я иду в участок, следи за домом». Не знаю, был ли это какой-нибудь пароль, но Гюнтер тут же преградил нам дорогу, и внезапно они вдвоем набросились на меня. К счастью, я успел вытащить пистолет. Один из них, подкравшись сзади, схватил меня за горло. Я несколько раз выстрелил. Менке упал, а Гюнтер удрал в дом. — Помолчав, Джонсон добавил: — Вот, собственно, и все.
Комиссар кивнул.
— Вы метко стреляете: Штраль установил, что все три пули попали в область сердца.
— Случайно, — буркнул американец. — Наверно, он стоял в таком положении.
— Жаль, что вы не сообщили нам сразу же, как только нашли бумаги. Многих неприятностей удалось бы избежать… — Визнер поглядел на часы. — Уже поздно. Подробный рапорт мы составим завтра утром и тогда же побеседуем обо всем более детально. Нам понадобятся также ваши показания, — покосился он на Кэрол. — Допрашивать Гюнтера, инспектора Грубера и сыщика Земмингера буду я сам. На ночь я оставлю здесь, в доме, двух полицейских. Утром мы тщательно обыщем все помещение. Вот и все, господа. У вас есть машина?
— Да.
— Прекрасно. Спокойной ночи. — Он поклонился Кэрол, помахал рукой Шелю и вышел из комнаты.
— Я подвезу тебя домой, Ян, — сказал американец. — Пожалуй, на сегодняшний вечер приключений достаточно?
— Вроде бы достаточно, — ответил Шель. — Вы удивительно спокойны, — обратился он к Кэрол, молча прислушивавшейся к разговору.
— Я просто устала и страшно хочу спать. Все это время я только об одном и думала: удобно ли будет немного вздремнуть в кресле?
Они вышли в сад. К дому, громко переговариваясь, приближались двое полицейских. Вдалеке в последний раз мелькнули огни машины Визнера. Темный «опель» Грубера стоял у ворот. Кэрол и Шель сели сзади. Джонсон завел мотор.
По дороге друзья продолжали обсуждать события минувшего вечера.
— Менке вернулся из Испании в Германию, — сказал Джонсон, замедляя на повороте ход. — Он, видимо, прожил там несколько лет. Теперь уж никому не удастся узнать, почему он так поступил. Он, конечно, рассчитывал на то, что никто его не узнает. И в общем не ошибся. Только сходство почерков могло бросить на него тень подозрения. Случай и твоя наблюдательность, Ян, привели его к гибели.
— Леон, очевидно, тоже о чем-то догадался.
— Что ты, ведь Менке его лечил! Если б Леон знал, кем является доктор на самом деле, он сообщил бы в полицию.
— Да, к сожалению, Леон унес свою тайну в могилу.
— Однако многое еще остается непонятным. Менке знал обо всем — о чемодане и о бумагах, ему было известно даже, где…
Шель почувствовал у себя на плече руку Кэрол. Она легонько притянула его к себе и шепнула:
— Самый удобный поезд отправляется из Гроссвизена завтра в час дня.
Журналист с удивлением посмотрел на нее. Тем временем машина остановилась перед подъездом дома фрау Гекль.
— Увидимся завтра в участке, — бросил на прощание Джонсон. — К вечеру, очевидно, все будет кончено. Спи спокойно.
Шель вышел из машины и, прежде чем нажать кнопку звонка, долго еще ломал голову над тем, что сказала ему Кэрол.
95-16
Утро было ясное, на небе ни облачка. Капельки росы сверкали в буйной, но уже желтеющей листве деревьев и кустов. Солнечные лучи пронизывали сады; на газоны падали длинные мягкие тени деревьев и изгородей.
Опершись о подоконник, Шель задумчиво глядел перед собой, стараясь докопаться до истинного смысла происходившего. В памяти вертелись обрывки воспоминаний, эпизоды лагерной жизни, он видел колючую проволоку, слышал передаваемые шепотом вести о зверствах Людоеда; перед глазами вставали сцены, которые невозможно забыть: погреб, болезненный Леон, ворчливый Пол… Пятнадцать лет пролетели со страшной быстротой. Все это было совсем недавно… Потом загадочная смерть Леона. Логический ход событий прерывается, и начинается путаница. На странной картине мелькают тени без фигур… Тени без фигур…
Шель чувствовал себя, как человек, который после долгих поисков нашел очень ценную для него шкатулку, но из-за отсутствия ключа не может заглянуть внутрь. На любой вопрос находился ответ, у каждой проблемы было свое решение, и все же логичные на первый взгляд объяснения не удовлетворяли его и не могли развеять возвращающихся подозрений. «Самый удобный поезд отправляется из Гроссвизена завтра в час дня». Как следовало понимать эти странные слова?
Шель облизнул пересохшие губы и закурил сигарету. Терпкий вкус дыма вернул его к действительности. Он посмотрел на часы: было начало десятого.
«Пора отправляться к Визнеру, — вспомнил он. — Однако прежде стоит позвонить в Бонн, Михалинскому.
В окошечке на почте он попросил срочно соединить его с отделением ПАП [27] . Телефонистка передала заказ на центральную станцию. В ожидании разговора журналист остановился перед большим щитом, на котором висели многочисленные объявления об обмене квартир, продаже домов, помещений для магазинов и автомобилей, а также предложения рабочей силы.
В это время в Гроссвизене происходил краткий телефонный разговор такого содержания:
— Выйдя из дома, он отправился на главный почтамт.
— Зачем?
— Заказал срочный разговор с Бонном.
— С Бонном?
— Я записал номер, который он назвал: 342—29.
— Гм… Хорошо, спасибо.
Десять минут спустя телефонистка подозвала Шеля к окошку:
— Центральная станция сообщила, что номер 342—29 в Бонне не отвечает.
— Не может быть! Там всегда кто-нибудь есть.
— Подождите, я попробую позвонить еще раз…
— Нет, — решил журналист. — Не думаю, чтобы это имело смысл. Спасибо.
Выходя с почты, он несколько раз оглянулся, однако не заметил никого, кто бы мог за ним следить.
В приемной полицейского участка Шель с удивлением увидел Гюнтера, сидевшего на скамейке с конвоиром. Помощник доктора утратил значительную долю своей спеси. Низко опустив голову, он уставился в землю. Костюм его был измят, волосы всклокочены. При виде журналиста он смутился, а потом сделал рукой такое движение, словно хотел закрыть лицо.
— Ого, вот так встреча! — произнес Шель, замедляя шаги. К его изумлению, Гюнтер ответил по-польски:
— Так получилось, моей вины тут нет. Я только исполнял его приказания.
— Откуда вы знаете польский язык?
— А я родился в Горчицах. Служил шарфюрером СС в Галиции.
— С заключенными нельзя разговаривать! — вмешался полицейский. — И тем более на иностранном языке.
— Я хочу кое о чем попросить этого господина, — сказал Гюнтер.
— Мне придется сообщить комиссару, — уперся полицейский.
— Прошу вас, всего несколько слов!
— Ну ладно, только говорите по-немецки.
— Чего вы хотите? — спросил Шель.
— Извиниться за свое поведение.
— Еще что?
Гюнтер опустил голову.
— Я лишь исполнял приказания, — повторил он. — Он говорил, что я попаду в тюрьму, как бывший эсэсовец. Теперь меня все равно засадят. Не говорите там обо мне очень уж плохо, — указал он на дверь кабинета.
— Не думаю, чтобы мои высказывания могли повлиять на вашу судьбу.
Немец снова уткнулся взглядом в пол.
— Я только прошу, — покорно произнес он.
Шель постучал в дверь и вошел.
— Привет! А мы как раз вас поджидаем! — воскликнул комиссар Визнер, поднимаясь из-за стола. — Прокурор Джонсон уже закончил свой рассказ. Мы сейчас обсуждаем возможность раскопать подвал разрушенного дома крейслейтера Шурике.