Дитя дорог - Таня Перес

– Это мой крест тебя спас, правда, Таня?

Мы обе плакали.

– Твой папа меня спас, – отвечаю я.

Вдруг цыган встает и говорит:

– У меня есть для тебя сувенир.

Он принес мне серебряную чайную ложечку, украшенную инициалами моей бабушки: «Г.О».

– Ты забыла здесь свой сверток, а в нем была пустая баночка и эта ложечка.

Опять слезы. Смерть моей бабушки. Варенье моей бабушки. Ложечка моей бабушки.

Доктор понял без слов.

Таня сняла кольцо со своего тоненького пальчика. Маленькое колечко, на котором было написано «Таня» и фамилия.

– Мне это подарил папа на день рождения, ты ведь не сердишься, папа?

– Конечно же нет! – сказал добрый цыган.

Кольцо еле-еле налезло на мои распухшие и больные пальцы. Оно осталось у меня на много лет.

После нескольких часов объятий, разговоров, водки и всех остальных прекрасных вещей, которые есть у этих прекрасных людей, доктор встает и говорит:

– Мне приходится забрать девочку назад в больницу.

– Мы будем тебя навещать, – сказал цыган. – Мы тебя не забудем.

Мне дали полбулки ароматного хлеба, прямо из печки, завернутого в газетную бумагу, для того, чтобы я раздала его сестрам и врачам в больнице.

– У вас нечего есть в больнице. Это свежий хлеб!

Было очень тяжело расставаться. Мы сели в коляску. Всю дорогу назад я проплакала. Офицер держал хлеб на коленях и молчал всю дорогу. Он понял. Он понял.

17.

Мы вернулись очень поздно. В больнице было темно.

– Что случилось? – спросил доктор.

– Раньше свет был, почему вдруг темнота?

Я посмотрела на него и увидела, что его лицо изменилось. Стало маской.

– Мы не сразу зайдем. Пошлем сначала кучера.

– Почему? Вы думаете, что что-то произошло?

Он поворачивается ко мне и говорит:

– Да. Я боюсь, что был обыск.

– Ищут меня?

– Может быть, тебя, а может быть, и меня.

Кучер постучал в большую дверь молотком, который висел рядом и закричал:

– Это мы! Откройте!

Толстая сестра Поплавская приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, кто хочет войти.

– А! Это вы! Слава богу! Здесь была полиция.

– Зачем? – в один голос спросили мы с доктором, он на румынском, я на русском.

– Они искали вас и подумали, что вы сбежали. Что жид тебя украл.

– Они дураки – говорю я. – Откройте нам дверь.

Я обняла ее, а она меня.

– Замечательно то, что вы вернулись. Сейчас я сделаю горячий чай.

Несмотря на весну, было очень холодно вечером и ночью. Когда мы вошли, меня окружил запах закрытого места. Сестра понизила голос, чтобы доктор не услышал. Она забыла, что он не понимает русский.

– В полиции появился новый человек! Очень злой человек! Сатана!

Мы обе посмотрели на доктора. Он что-то почувствовал и сказал мне на румынском:

– Таня, я оставляю тебя в надежных руках.

И отправился в свою квартиру.

Сестра взяла меня подмышку и почти понесла меня до нашей комнатки, моей и рожениц. Маленькая Анюта спала сладким сном. На «столике»– стуле около моей кровати мерцала угасающая свеча. В комнате было душно и жарко. Я начала свистеть. Мое дыхание.

– Ой, опять астма! – сказала сестра. – Ложись в кровать, а я принесу тебе «твою таблетку».

Эти таблетки мне пожертвовал румынский доктор. Я легла на кровать и расплакалась горькими слезами. Я поняла, что меня подозревают. Я все поняла и испугалась. «Что со мной будет?» – спрашивала я себя. Я еще не могу хорошо ходить. Это будет мой конец.

Анюта проснулась.

– Я хочу пить.

Я протянула ей бутылку с водой. Это можно было сделать, не вставая с кровати. Проход был узким.

– Танюша, где ты была? Я все вр-р-ремя плакала.

– Я была у цыган.

– Я тоже была у цыган.

– Что? У каких цыган?

– Тихо! Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал! Моя мама посадила меня около двери, прямо в снег, позвонила в колокол, который висел около ворот, и сбежала. Никто не вышел. Я заснула. Утром, на санях, приехали цыгане и нашли меня замерзшую. «Ой!» – они кричали. «Ой, ой, ой! Маленькая девочка, как тебя зовут?». Я сказала: «Анюта». – «Где твоя мама?» – «Убежала». – «Как убежала? Оставила тебя босую в снегу?! Подлая! Скотина! Даже звери такого не делают!»

А я молчала и плакала… но не рассказала им всего.

– Чего «всего»?

– Даже тебе нельзя знать!

– Почему? Почему? Расскажи мне!

– Нет, не расскажу. Даже если умру!

В это время вернулась сестра Поплавская и у нее в руке волшебная пилюля.

– Скорее глотай. Если разжуешь ее зубами, она подействует быстрее.

– Я не люблю эти румынские таблетки. Они действуют не так, как укол. И они совсем не румынские, они немецкие!

– Откуда вы знаете, госпожа всезнайка?

– Это просто – отвечаю я. – Я прочитала на коробке.

– Ой, Танечка! Ты такая умная. Где же нам, деревенским, до тебя!

Это было сказано в шутку, и этому предшествовал сочный поцелуй в щеку. Анюта открыла свои глазки и испугано спросила:

– Ты не задохнешься, Танечка?

– Нет.

В это время приступ усиливался.

– Позвони в колокольчик! – сказала Анюта.

– Не хочу. Я не хочу всех будить.

Я потушила свечу. Больница погрузилась в темноту.

На следующее утро, на рассвете, ко мне зашел румынский доктор. Он принес мне коробку настоящего чая и четыре коробки прекрасного румынского печения. Горе мне, горе! Я ведь не смогу открыть их своими руками. Среди «даров» была огромная колбаса, наполняющая нашу комнатку запахом, а мой рот слюной.

– Что случилось? – спросила я у доктора.

Он мне не ответил. Положил несколько пачек таблеток на мой стул между упаковок с маслом и кофе.

– Что случилось? – я продолжала спрашивать. – Что мне с этим делать?

– Съешь это. Мне это больше не нужно. Я возвращаюсь!

– Куда возвращаетесь?

– В Бухарест!

– Почему?

Он нагнулся ко мне и прошептал:

– Опасайся Плутоньера, командира роты, нового офицера. Он подозревает, что ты и Анюта еврейки. Он не хочет, чтобы еврей был офицером в христианской больнице. Он нас ненавидит!

Я молчала. Вдруг я поняла, что мой самый большой друг покидает меня, все подозрения по отношению к нему улетучились.

– Ты понял? – спрашиваю.

– Сразу же.

– Что же теперь делать?

– Ничего! Делай вид, что ничего не произошло. Я надеюсь, что вернут электричество в эту несчастную больницу.

– Людмила Александровна и Софья Федоровна знают, что вы уходите?

– Еще нет. Перед поездкой я с ними поговорю. Они не будут сожалеть. Я причинил им много проблем. Они меня тоже ненавидели.

– Неправда! Они вас не ненавидели!

– Ты маленькая и умная девочка, но есть вещи, которых ты еще не можешь понять. Все нас ненавидят.

– Почему?

– Я не знаю. Это издавна.

– В Бухаресте вас также унижали, как и в Кишиневе?