Дитя дорог - Таня Перес

– Знаешь, Танечка, ты уже можешь прогуляться вокруг нашего города. Скажи ему. Скажи ему сейчас, что тебе уже можно выехать в коляске, но не сходить с нее, и посмотреть все, что ты хочешь.

Акушерка вернулась с коляской. Она слышала последнее предложение сестры.

– Замечательно! Прекрасно! Скажи, скажи ему, что я покажу тебе нашу красивую церковь! Ты сможешь помолиться за здравие малютки! Ты уже выздоравливаешь, слава богу! Ты обязана, помолится богу и поблагодарить его за то, что ты уже можешь ходить.

– Я еще никуда не выхожу! Софья Федоровна сказала, что мне еще нельзя.

– А-а-а… – сказала сестра. – Софья Федоровна знает, что говорит. Она главная.

Румынский врач посмотрел на меня и подмигнул. Я испугалась. Что он имел в виду? Он знает? Он уверен, что я тоже? Он принесет нам беду!

На следующее утро Анюта заинтересовалась мной, но в основном ее заинтересовала Элли и сверток с завтраком. Это выражалось в одном единственном, но очень значащем слове: яйцо!

– Я хочу яйцо!

Элли встала напротив ее кровати, посмотрела на нас своим холодным серым взглядом и сказала:

– Боже мой, еще один рот, который надо кормить! До каких пор будет продолжаться это издевательство? Вы что думаете, что я ваша прислуга?

Помолчав секунду, я решила:

– Элли, не надо ничего приносить завтра, и вообще не надо. Спасибо тебе, ты можешь идти.

– Спасибо тебе! – сказала Элли, и вышла, хлопнув дверью.

Анюта почти все время спала, и просыпалась только тогда, когда просила позвать сестру.

– Таня, пи-пи!

Или:

– Таня, хлеб!

Так это продолжалось несколько недель. Я привыкла к Анюте. Она была удивительно умная. Она умела молчать. Не говорить опасных вещей. Ее чувства были очень обостренны, как у маленького звереныша. Я спрашивала себя, знакомить ли ее с мышатами. Я думала, что это может быть ей очень интересно, но я боялась, что она испугается и закричит, сестры обнаружат мышат и отравят их. Еще одна забота!

После нескольких недель совместного проживания, я начала очень симпатизировать малышке. Я видела, что и она меня любит. Однажды она сказала:

– Таня, у тебя есть сестра?

– Нет!

– Я буду твоей сестрой, чтобы тебе не было скучно!

Это очень тронуло меня. Мне кажется, что и я привязалась к Анюте.

Доктор часто заходил проверить дыхание, принося с собой конфеты для нас обеих. Моя астма усилилась. Во время приступов он делал мне укол. Ингаляторов не было, никто и не знал об их существовании. Лечение астмы – единственное – заключалось в ведении сосудорасширяющих препаратов. Тяжело поверить, но я каждый раз слышала слово «адреналин». Это объясняет сумасшедшее сердцебиение, которое появлялось после укола. Дыхание освобождалось и настроение поднималось. Я прекрасно дышала! Доктор подчеркивал, что эти уколы его имущество. Он говорил это, как будто ожидал, что я его поблагодарю. Я ничего не сказала. Людмила Александровна и Софья Федоровна знали о моей астме, но их способы были очень примитивные: взять бумажный пакет, заполнить воздухом, вдохнуть весь воздух и снова его наполнить. Снова и снова. У меня не очень получалось это сделать. Я полюбила уколы адреналина, несмотря на сердцебиение. Но после этого я не могла заснуть всю ночь.

Однажды я начала плакать. Я хотела спать, но не могла. Сестра разбудила доктора. Все же было преимущество в том, что он жил в больнице. Доктор пришел с другим уколом и сказал:

– Это морфий! Это тоже мое!

– Я теперь засну?

– Сама увидишь! – говорил он победным голосом.

И действительно! Так и было, но мои просьбы морфия участились. После морфия мир казался прекрасным. Когда остальные врачи узнали о процедурах румынского доктора, они запретили ему давать мне эти препараты. Он очень обиделся, потому что ставили под сомнение его врачебные способности. Тогда в картину вошла хорошая и добродетельная акушерка. Когда она услышала от сестер, что мне дают от астмы, она, конечно же, помолилась шестнадцать раз, перекрестилась пятьдесят, и в следующий раз принесла мне сушеную траву, которую давали мне пить как чай. О чудо – астма пропала на какое-то время.

Чтобы как-то компенсировать обиду румынского доктора – как это поменять его чудесное лечение какими-то «вонючими травами», как он называл народные лекарства, – было единогласно решено, что меня надо вывезти на коляске на свежий воздух. Они решили обратиться к доктору за помощью.

– Девочка не дышит! Она должна дышать воздухом! – говорили они.

Обе были одного мнения. Людмила Александровна попросила доктора запрячь свою коляску. Армия предоставила ему коляску и кучера. Они предложили доктору прокатить меня за городом и ни в коем случае не в городе. Он полностью согласился. Я очень боялась этого момента.

В одно утро зашел в палату доктор и победно заявил:

– Я приведу коляску. Скажи сестрам, чтобы они тебя одели в твои теплые вещи. Я беру тебя на прогулку!

Он позвал сестер и попросил меня перевести им его слова. Сестры посчитали эту идею прекрасной.

– Таня, – сказала сестра Поплавская. – Он дурак, дурак, но у него есть сердце, есть!

Оказалось, что кроме железного креста Тани, все вещи были сожжены в тот день, когда я поступила в больницу, перед прошлым рождеством. Все было полно вшей, грязное и порванное. Обуви не было.

– Не страшно, – сказали добрые женщины. – За час мы оденем тебя, как куклу.

Одна принесла теплое пальто, заполненное ватой. На ноги нашли закрытые туфли, очень большие для меня. Внутрь положили вату, для того чтобы я смогла наступать. Теплое и чистое нижнее белье принесли из кладовой. Вот я, прекрасно одетая. Только шапки не было. Чтобы исправить ситуацию, мне сказали выйти в коридор и подождать пока, кто-нибудь принесет мне головной платок, и я буду красивая.

Доктор ушел собираться, сестры исчезли, а я вышла в коридор. Первый раз за долгое время я стояла своими ногами на полу! Большое событие! Огромное! Какая прелесть! Я стою…

Я передвигаю правую ногу. Я передвигаю левую ногу. Держусь за ручку двери. Я дрожу, я открываю дверь. Повезло, что дверь близко. Дверь открывается. Коридор. Большие часы над столом сестер. Коридор пуст. Я держусь за стену, чтобы не упасть, ноги еще слабы. Очень слабы. Я смотрю в конец коридора. Напротив себя я вижу большую девочку, высокую, очень высокую. Кто это? Новенькая? Я понемногу продвигаюсь к ней, она идет ко мне. Это я! Как такое может быть?! Черные волосы! Но ведь у меня светлые! Боже, это я? Я волнуюсь, я шатаюсь. Я чувствую, что вот-вот упаду. Я пытаюсь удержаться за стену, но соскальзываю… Кто-то меня ловит сзади.

– Глупенькая, – говорит доктор. – Тебе нельзя выходить одной. Давай, садись в это кресло. Я пойду, приведу коляску.